О парижских балах в 1847 году.
Интереснейшая зарисовка о балах в Париже в 1847 году. Надеюсь, вам понравится также, как и мне :-)
Оригинал взят у bodhij в О парижских балах в 1847 году.
Этой зимой (предварительно - 9-10 декабря) наша студия делает бал по 1840-м годам, а именно - по полькомании.
В связи с этим я завожу два новых тега, и начинаю публикацию материалов, в том числе - цитат того времени.
Я постараюсь, чтобы мои посты были интересны не только танцорам, но и вообще всем, кому интересно читать про дела давно минувших дней. Сегодня у нас - парижские балы.
Источник: Иллюстрация : еженедельное издание всего полезного и изящного. - Санкт-Петербург, 1847, Т. 5: Т. 5 № 25(109)-48(132). 1847 июль-декабрь. с. 14
Как счастлив Париж! Он вечно танцует! Теперь лето, жарко, - а он в двадцати различных местах всякий вечер пляшет; тысячи ног и ножек скачут; тысячи рук сплетаются и расплетаются. Париж танцует на открытом воздухе, под цветущими акациями, при свете звезд и газовых огней, - и как танцует он!!
[мнение настоящего богемца...]
С какой вакханальною свободой, с каким невообразимым усердием, с каким одушевлением и легкомысленностью... Только Париж может так танцевать. И я, холодный, пивной Германец не в состоянии был противиться бесчисленным приглашениям на эти балы, прибитым на всех улицах, на всех перекрестках и возвращающим освещение в 20000 газовых рожков, великолепный фейерверк и новейшие кадрили! Всякий путешественник подобен здесь древнему рыцарю в сказках ,едущему через волшебный лес и обезоруживаемому мало по малу феями; опутав его цветами, эти сирены ведут его в три зачарованные замка: в Ранелаг или Красный замок, в Bal-Mabile и в Chaumiere.
Как Богемец, я могу извиниться тем, что посещаю парижские bals champetres только для того, чтоб видеть свои отечественные танцы польку и редоваку (названную здесь редовою), чтоб слышать свои родные мелодии, которые всегда так радовали меня в Праге... То было время детства, юности! Помню, как я сидел в Литтихе в трактире у окна против старинного собора, вдруг какой-то странствующий музыкант заиграл под окном польку Гильмара, - и заставил меня прослезиться. Здесь в Париже мне весело и грустно, когда заиграют польку Лабицкого. Богемский патриотизм охватит мое сердце; я вспомню об отечестве, которое может дарить Европу только мелодиями.
Париж судит о нас по нашим полькам и воображает, что Богемия вечно поет и пляшет. Я испытал это на балах. Танцовщицы в Bal-Mabile очень разговорчивы. Одна из них, танцевав со мной, вступила в разговор вопросом: откуда я? (она заметила, что я иностранец). Я отвечал, что из Богемии. Она сочла было это шуткою, но когда я серьезно повторил ответ, - она вскрикнула:
"А, знаю! превеселая земля! Там все поют, пляшут, играют, ворожат;- ваши соотечественники рассеяны везде..."
Увы! Моя танцорка смешала Богемцев с Цыганами, потому что на французском языке они называются одинаково, - а сама она не могла сделать различия между ними. Я хотел было объяснить, - но к чему?
- А какие прекрасные польки и редовы вы нам оттуда присылаете! - продолжала она. - У вас, конечно, веселее, чем в Париже!...
Этот вздор были похвалы отечеству, а потому, хоть вздор, но радовали меня.
В самом деле ни один Богемец не узнает бедной нашей национальной польки в том танце, который называют Парижане полькой. Они совершенно преобразовали его и придали ему много колорита канкана... Не пугайтесь этого слова! - напрасно Европа в чопорности своей так дурно ославила канкан; путешественник спешит познакомиться с канканом, посмотреть на него, - и большая часть видит, что ошиблась. Я хотел бы подробно описать этот танец, но боюсь, чтоб и описание не признали неприличным. А между тем канкан не более, как карикатура французского кадриля, который, судя по исполнению танцующими, может принимать все возможные оттенки веселости и сумасбродства. Можно всякий танец сделать неприличным; но настоящий канкан только весел, смешон, забавен, - и все смотрят на него с удовольствием. Если же подгулявшая пара вздумает выйти из границ, - ее тут же отправляют Au violon (на съезжую).
Парижские bals champetres разделяются на два главные разряда: на балы лорнеток и на балы гризеток. Bal-mabile служит представителем первого класса, а Bal de la Grande Chaumiere - второго. В первый ездят в экипажах: львицы бульваров, женщины из Quartier-Breda и актрисы второстепенных театров; во второй ходят пешком гризетки под ручку со студентами. В Bal-Mabile видны шляпки с перьями, а в Chaumiere простые чепчики настоящих гризеток.
Как различны посетители, так различны и сами помещения балов. Сад Bal-Mabile - прекрасный, очаровательный, украшенный всею роскошью растительности искусства, какою снабжен Париж. Верно сады Аладина были не красивее. Гуляющие беспрерывно под сводами великолепных дерев, цветущих беседок, обставленных прекрасными статуями, и журчащих фонтанов. Бронзовые аркады окружают место танцев и проливают тысячи потоков воспламененного газа. Сверх того множество таких же пальмовых дерев обвешаны разноцветными фонарями. Вокруг этого места - тысячи скамей, беседок светлых и полумрачных. Везде толпы прелестнейших женщин, веселых, беззаботных, смеющихся, болтающих без умолка... Воздух чист, свеж и напитан благоуханиями цветов. Одним словом, все это прелестно!
Если в Мабиле прекрасный сад, то в Chaumiere великолепный парк и освещение такое же блистательное. Деревья парка выше и старее; в аллеях более идиллического. Отовсюду веет сельской простотою и веселостью. Парижский студент, который хочет отдохнуть от своих пандектов и невеселых трупоразъятий, является сюда с своею гризеткою, управляющею его хозяйством и получающею за то две шляпки в год, башмаки и балы в Chaumiere.
В семь часов начинаются танцы - под звуки нового кадриля Мюзара. Надобно видеть этот танец; описать его невозможно. Это дивное смешение, это бросание членов, голов, эти движения то наивные, то курьезные, то уморительные, то жалко-смешные, то сентиментальные, не даются ни под какое описание. - Но канкан, танцуемый здесь, вовсе не похож на тот дикий танец, который иногда случается видеть зимою в Большой Опере или в зале Монтескьё. Последний дурен, гадок, отвратителен, а в Chaumiere он смешен, весел и даже грациозен.
Оригинал взят у bodhij в О парижских балах в 1847 году.
Этой зимой (предварительно - 9-10 декабря) наша студия делает бал по 1840-м годам, а именно - по полькомании.
В связи с этим я завожу два новых тега, и начинаю публикацию материалов, в том числе - цитат того времени.
Я постараюсь, чтобы мои посты были интересны не только танцорам, но и вообще всем, кому интересно читать про дела давно минувших дней. Сегодня у нас - парижские балы.
Источник: Иллюстрация : еженедельное издание всего полезного и изящного. - Санкт-Петербург, 1847, Т. 5: Т. 5 № 25(109)-48(132). 1847 июль-декабрь. с. 14
Как счастлив Париж! Он вечно танцует! Теперь лето, жарко, - а он в двадцати различных местах всякий вечер пляшет; тысячи ног и ножек скачут; тысячи рук сплетаются и расплетаются. Париж танцует на открытом воздухе, под цветущими акациями, при свете звезд и газовых огней, - и как танцует он!!
[мнение настоящего богемца...]
С какой вакханальною свободой, с каким невообразимым усердием, с каким одушевлением и легкомысленностью... Только Париж может так танцевать. И я, холодный, пивной Германец не в состоянии был противиться бесчисленным приглашениям на эти балы, прибитым на всех улицах, на всех перекрестках и возвращающим освещение в 20000 газовых рожков, великолепный фейерверк и новейшие кадрили! Всякий путешественник подобен здесь древнему рыцарю в сказках ,едущему через волшебный лес и обезоруживаемому мало по малу феями; опутав его цветами, эти сирены ведут его в три зачарованные замка: в Ранелаг или Красный замок, в Bal-Mabile и в Chaumiere.
Как Богемец, я могу извиниться тем, что посещаю парижские bals champetres только для того, чтоб видеть свои отечественные танцы польку и редоваку (названную здесь редовою), чтоб слышать свои родные мелодии, которые всегда так радовали меня в Праге... То было время детства, юности! Помню, как я сидел в Литтихе в трактире у окна против старинного собора, вдруг какой-то странствующий музыкант заиграл под окном польку Гильмара, - и заставил меня прослезиться. Здесь в Париже мне весело и грустно, когда заиграют польку Лабицкого. Богемский патриотизм охватит мое сердце; я вспомню об отечестве, которое может дарить Европу только мелодиями.
Париж судит о нас по нашим полькам и воображает, что Богемия вечно поет и пляшет. Я испытал это на балах. Танцовщицы в Bal-Mabile очень разговорчивы. Одна из них, танцевав со мной, вступила в разговор вопросом: откуда я? (она заметила, что я иностранец). Я отвечал, что из Богемии. Она сочла было это шуткою, но когда я серьезно повторил ответ, - она вскрикнула:
"А, знаю! превеселая земля! Там все поют, пляшут, играют, ворожат;- ваши соотечественники рассеяны везде..."
Увы! Моя танцорка смешала Богемцев с Цыганами, потому что на французском языке они называются одинаково, - а сама она не могла сделать различия между ними. Я хотел было объяснить, - но к чему?
- А какие прекрасные польки и редовы вы нам оттуда присылаете! - продолжала она. - У вас, конечно, веселее, чем в Париже!...
Этот вздор были похвалы отечеству, а потому, хоть вздор, но радовали меня.
В самом деле ни один Богемец не узнает бедной нашей национальной польки в том танце, который называют Парижане полькой. Они совершенно преобразовали его и придали ему много колорита канкана... Не пугайтесь этого слова! - напрасно Европа в чопорности своей так дурно ославила канкан; путешественник спешит познакомиться с канканом, посмотреть на него, - и большая часть видит, что ошиблась. Я хотел бы подробно описать этот танец, но боюсь, чтоб и описание не признали неприличным. А между тем канкан не более, как карикатура французского кадриля, который, судя по исполнению танцующими, может принимать все возможные оттенки веселости и сумасбродства. Можно всякий танец сделать неприличным; но настоящий канкан только весел, смешон, забавен, - и все смотрят на него с удовольствием. Если же подгулявшая пара вздумает выйти из границ, - ее тут же отправляют Au violon (на съезжую).
Парижские bals champetres разделяются на два главные разряда: на балы лорнеток и на балы гризеток. Bal-mabile служит представителем первого класса, а Bal de la Grande Chaumiere - второго. В первый ездят в экипажах: львицы бульваров, женщины из Quartier-Breda и актрисы второстепенных театров; во второй ходят пешком гризетки под ручку со студентами. В Bal-Mabile видны шляпки с перьями, а в Chaumiere простые чепчики настоящих гризеток.
Как различны посетители, так различны и сами помещения балов. Сад Bal-Mabile - прекрасный, очаровательный, украшенный всею роскошью растительности искусства, какою снабжен Париж. Верно сады Аладина были не красивее. Гуляющие беспрерывно под сводами великолепных дерев, цветущих беседок, обставленных прекрасными статуями, и журчащих фонтанов. Бронзовые аркады окружают место танцев и проливают тысячи потоков воспламененного газа. Сверх того множество таких же пальмовых дерев обвешаны разноцветными фонарями. Вокруг этого места - тысячи скамей, беседок светлых и полумрачных. Везде толпы прелестнейших женщин, веселых, беззаботных, смеющихся, болтающих без умолка... Воздух чист, свеж и напитан благоуханиями цветов. Одним словом, все это прелестно!
Если в Мабиле прекрасный сад, то в Chaumiere великолепный парк и освещение такое же блистательное. Деревья парка выше и старее; в аллеях более идиллического. Отовсюду веет сельской простотою и веселостью. Парижский студент, который хочет отдохнуть от своих пандектов и невеселых трупоразъятий, является сюда с своею гризеткою, управляющею его хозяйством и получающею за то две шляпки в год, башмаки и балы в Chaumiere.
В семь часов начинаются танцы - под звуки нового кадриля Мюзара. Надобно видеть этот танец; описать его невозможно. Это дивное смешение, это бросание членов, голов, эти движения то наивные, то курьезные, то уморительные, то жалко-смешные, то сентиментальные, не даются ни под какое описание. - Но канкан, танцуемый здесь, вовсе не похож на тот дикий танец, который иногда случается видеть зимою в Большой Опере или в зале Монтескьё. Последний дурен, гадок, отвратителен, а в Chaumiere он смешен, весел и даже грациозен.