по мотивам РИ "РевизорЪ"
(фрагмент из мемуаров гр.Бенкендорфа)
"…За несколько дней до происшествия, задержавшего нас в пути, государь, желая скрасить дорожную скуку долгих расстояний между городами, говорил, что ежели бы мы путешествовали инкогнито, то можно было бы представиться путешествующими офицерами, - не слишком высоких чинов, чтобы не привлекать лишнего внимания… Например, братья Павловы - капитан инженерных войск Николай Петрович Павлов, подполковник линейных войск Александр Петрович, его старший брат - следуют из Оренбургской крепости в Нижний Новгород по делам недавно унаследованного ими имения.
Мне же пришло в голову, что для более ясного представления о действительном положении дел в империи поездка инкогнито была бы не лишней - впрочем, не следовало бы в ней участвовать императору лично.
Кто же мог предположить тогда, что сей вымысел пригодится так скоро!
Император постоянно торопил наше продвижение вперед, и мы уже выиграли несколько дней. Ему нужно было осмотреть войска в Чугуеве и Ковно. С ужасающей быстротой мы ехали по неважной дороге, влекомые прекрасными лошадьми. Глубокая ночная темнота не замедлила наше продвижение, когда дурной мост, и попросту старый и в особенности приведённый в жалкое состояние наводнением, которое, как впоследствии оказалось, уже некоторое время опустошало Енский уезд, сломался в то время, когда наша карета мчалась по нему.
Во мгле и волнах холодной речной воды представлялось довольно сложным выбраться из тонущей каретой, чтобы помочь императору, который повредил плечо, пришлось разрезать на нём мундир, впрочем, кажется, мы не выбрались бы на берег, если бы не помощь нескольких местных жителей, оказавшихся на берегу. Кажется, там был енский квартальный и кто-то ещё, не вспомню сейчас.
Так же они вытащили и тело почтальона Свечкина - тогда же ехавшего по мосту, но несчастного было уже не спасти, он захлебнулся в воде.
- Господа, но кто же вы?
Я в тот момент закашлялся, так как в лёгкие попала ледяная речная вода, и государь ответил первым:
- Оренбургской крепости… капитан инженерных войск Николай Павлов.
Оставалось представиться сообразно этому вымыслу:
- Подполковник Александр Павлов. Мы с братом следуем из Оренбурга в Нижний Новгород по делам наследства.
Впрочем, по размышлении, это были единственно возможные в тот момент слова, ничто не подтверждало нашего статуса, в наших словах могли бы усомниться, счесть самозванцами или вовсе безумными. Кто бы поверил в то, что едва не утонувший возле жалкого уездного городка Енска неизвестный является сувереном одной шестой части земного шара!
Эта сцена навеяла мне мысль о бренности всего земного величия.
Нас отвели к доктору - достойный эскулап, несмотря на убогую обстановку уездной больницы и то, что кажется от безысходности окружающей действительности несколько чаще, чем следовало, прибегал к утешению Бахусом, оказал возможную помощь. Оказалось, что у императора сломано плечо. Это с неизбежностью должно было задержать нас в этом проклятом Енске, но мы и так оказались в нём заперты из-за сломанного моста - без возможности продолжать путь и без возможности дать знать отставшей от императора свите о том, где он и что с ним. Эта неизвестность, в которой остались следовавшие за нами, возможные слухи о гибели императора и беспорядки, которые они могли повлечь не могли не внушать тревоги.
У меня был довольно сильный вывих ноги и некоторый жар, но в общем, мне, конечно, было лучше.
Его величеству следовало пока быть в больнице, я хотел остаться подле него, но он распорядился отправиться мне в енскую гостиницу, позаботиться о нашем ночлеге и вообще осмотреться в городе, где волею судеб должны мы были теперь провести некоторое время.
Гостиница, носившая название «Ватерлоо», была - заботами её хозяйки - опрятна и неожиданно хороша для такого заштатного местечка как Енск - но, конечно, мала, сейчас в ней было много постояльцев, вынужденных прервать свой путь из-за наводнения и дурной погоды. Забегая немного вперёд, скажу, что императора и меня устроил у себя один из постояльцев, офицер, возвращавшийся с Кавказа.
Пока же император находился в больнице, я осмотрелся в гостинице. Также в гостиницу вдруг прибыл городничий, я также представился ему вымышленным именем, на ближайшие несколько дней мне предстояло быть подполковником Павловым. Он извинялся за наводнение и дурную погоду так, словно нёс за них ответственность. Хотя за дурное состояние моста, давно уже нуждавшегося в ремонте, он безусловно, ответственность нёс. Пожелал мне и брату моему скорейшего выздоровления и пригласил на завтрашний праздник в честь именин его дочери.
В гостинице велись разговоры о неурожае, наводнении, а так же о шайке разбойников, будто бы промышляющих в последнее время в этих краях (под предводительством некоего атамана Грошика). Как сожалел я впоследствии, что недостаточно прислушался к этим разговорам! Но всё моё беспокойство было в тот момент - о состоянии здоровья императора. Да и мне купание в ледяной осенней воде не прошло даром, к позднему вечеру усилился жар: иначе я не могу объяснить некоторых явлений, кроме как влиянием жара, усталости и тревоги.
Как я уже сказал, переночевали мы в гостинице в комнатах у офицера Кривича (вполне достойный офицер, не могу не сожалеть о том, что из-за ошибок молодости…. - зачёркнуто, далее конец фразы прочитать невозможно).
Я спал дурно и проснулся очень рано. Решив, что ранняя утренняя прогулка могла бы взбодрить меня, отправился побродить по городу. Но в то время, что я отсутствовал, императору стало хуже, к нему привели доктора. Дело в том, что врач не сразу заметил, что кроме ключицы было сломано верхнее ребро, что усиливало боли. Император жаловался, но, проявлял ту силу характера, которая выделяла его во всех случаях жизни, даже при телесных страданиях.
Перед императором я всегда старался быть спокойным и держаться в хорошем настроении, но мое сердце разрывалось, а разум говорил о чрезвычайной сложности моего положения перед государством, императрицей и наследником.
Здесь же замечу, что император принял участие в судьбе врача и ныне доктор Смирницкий является военным врачом Лейб-гвардии сапёрного батальона.
Практически в дверях гостиницы столкнулись мы с прекраснейшими в енском обществе дамами - госпожой Авророй Ивановной Косяровской и её племянницей, госпожой Нехорошевой. Благая случайность, починка сломанного кружевного зонтика, способствовала быстрому и приятному заведению знакомства. Всё же есть своя прелесть и в простоте уездных нравов, менее чопорных, нежели столичные.
В сём очаровательном обществе мы отправились на именины дочери городничего.
Впрочем, там мы оставались недолго, так как нужно было отправиться на почту и попытаться отправить письмо Адлербергу. Император составил письмо таким образом, чтобы адресат понял, от кого письмо, для человека же стороннего (ибо не исключали мы, что письмо будет перлюстрировано) не было понятно о чём и о ком речь.
По дороге на почту шли мы как раз берегом реки - примерно там, где выплыли из неё накануне вечером. Там же был памятный знак погибшему почтальону: «На сём месте в борьбе со стихиями геройски погиб почтальон Свечкин Ф.Ф. Гражданин! Да будет его отвага и усердие тебе примером».
Увидев сей знак, я вновь погрузился в размышления о том, какое несчастье и потеря едва не постигли империю накануне, и поделился этими мыслями с государем. «Это хорошо, господь предупреждает меня, что не следует строить планов, не испросив его поддержки, это урок мне, - отвечал он. - И потом, друг мой, всё ведь обошлось. Значит, мы всё ещё нужны России».
Город Енск очень мал, поэтому идя по улице, ты непременно встречал знакомого. Следующей встречей была вновь госпожа Косяровская. Она была обеспокоена возможностью того, что и в её дом проникла разбойничья шайка, поэтому возвращалась в сопровождении полицейского. Я вызвался также проводить её.
(Там же, в домике госпожи Косяровской, помимо лежавшего на столе медного грошика - знака, который оставляла шайка разбойников, в закрытой комнате обнаружилась летавшая там бабочка - несколько поздно для осени и слишком крупная для природы этого края - впрочем, раньше-то она появлялась и в Петербурге… Гораздо, гораздо севернее… Правда, весной. Эти бабочки иногда преследуют меня. Вот уже десять лет…- зачёркнуто, далее конец фразы прочитать невозможно)
Как выяснилось на следующий день, лодку с почтой снарядить так и не удалось, все отказывались пытаться переплыть разлившуюся от дождей и непогоды реку.
Письмо же, как оказалось впоследствии действительно было вскрыто, и наше инкогнито поняли в весьма превратном смысле, приняв нас едва ли не за заговорщиков.
Настроение императора портилось, а стремление уехать возрастало со всей очевидностью, но вследствие того, что вода не спадала и мы были заперты наводнением в Енске, мы ничего не могли предпринять.
Некоторое развлечение от тяжёлых мыслей государь находил в беседах с госпожой Нехорошевой.
Также, поскольку его энергичный характер требовал какой-то деятельности, он стал работать над чертежом нового моста.
Крайне неудачно я продолжал ухаживать за госпожой Косяровской. Красивая и гордая, она привлекала к себе знаки внимания и, благодаря своему кокетству, обладала даром воспламенять сердца и зарождать в них надежду. Увы, Аврора Ивановна отвечала на мою страсть только любезным пренебрежением.
Более успешно было моё увлечение Марфой Семеновной, хозяйкой енской гостиницей. Ей обязан я лучшими моментами и воспоминаниями о пребывании моём в Енске.
Меж тем деятельная натура императора выражалась не только в чертежах нового моста и прочем. Он стал подозревать в служащем почтового ведомства Старикове главу разбойничьей шайки. Увы, он не поделился со мной своими соображениями. Более того, отправился разоблачать его в одиночку, когда я куда-то отлучился… Приписка на полях, почерком императора: "Не так. Разоблачение разбойника произошло из стечения обстоятельств - я увидал у него пистолет, что вместе с разговором о только что совершенном ограблении и заставило его пустить пистолет в дело и бежать".
Я услышал о том, что в присутствии была стрельба, поспешил туда, нашёл императора, а также нескольких служащих ранеными, поспешил за доктором. Мы с доктором перевязали императора моим шейным платком, он был без сознания, но доктор уверял, что ранение не опасно, гораздо хуже обстояло дело с ещё не сросшимся переломом.
Некоторое время пробыв с императором, я оставил его на попечение доктора и госпожи Нехорошевой, сам же отправился требовать отчёта о мерах, принятых к поимке злодея. Собственно, почему не была отправлена за ним погоня? Огорчение и беспокойство последних дней сменилось отчаянием. Невозможный, абсурдный случай - государь едва не убит каким-то чиновником, оказавшимся, к тому же, разбойником! Здесь уже было, конечно, не до инкогнито. Представившись своим настоящим именем, я потребовал от полицейского отчёта о мерах к поимке негодяя Старикова, а также послал за городничим. Примерно в тот же момент, когда я распекал городничего за тот хаос, что творится во вверенном ему городе (разбойник-чиновник, проволочки и прочее), прибыл Адлерберг, вот уже пять дней не имевший сведений о том, где император и не случилось ли с ним несчастья, лейб-медик и прочие сопровождавшие императора лица, а так же эскадрон расквартированного в уезде полка.
Когда государю стало лучше, я просил об отставке (я нес целиком всю ответственность за личную безопасность императора, в то время как дважды за эти несчастные пять дней император чуть не погиб!), понимая, что не справляюсь более со своими обязанностями. Но в этом мне было отказано.
Наутро мы покинули город Енск. Наш отъезд произошел при великолепной погоде и сопровождался благословениями людей, сбежавшихся посмотреть на императора. Мы провели в Енске пять дней, но эти пять дней показались мне пятью месяцами, и я был столь же счастлив, как и император, уехать отсюда. Всю нашу последующую дорогу его здоровье продолжало внушать беспокойство - и подлинно, только по окончании этой поездки, когда государь достиг Царского села, у меня отлегло от сердца, как будто страшная тяжесть упала с моих плеч, когда я увидел императора в кругу семьи, я за него больше не нес ответственности.
Он оставался в Царском селе до конца октября".