(no subject)
Я любил Её. Она жила в доме напротив, на третьем, кажется, этаже. Мы «сталкивались» с Ней чуть не каждый вечер, около 6, когда Она
обыденно выходила из дома по каким-то своим делам - я довольно быстро отследил это время, и старался всегда найтись где-нибудь неподалеку, ежели не случалось так, что меня задерживали на работе.
Она была удивительной, какой-то нечеловеческой красоты. Мне совершенно не хочется вдаваться в подробности описания - слишком остро щемит под рёбрами, слишком неподъёмно становится вдруг совершать каждый следующий вдох. Надеюсь, милый читатель, что ты понимаешь меня и всю нелепую невыразимость тоски моей.
Когда я вспоминаю о Ней, перед мысленным взором моим первым делом всегда оказываются глаза Её - мудрые, понимающие, какого-то невероятно глубокого карего оттенка. Опустив ресницы, я вижу Её нос, Её уши, Её блестящие густые волосы, крепкие белые зубы…
Клянусь, Господь, я не видел создания прекрасней. Я полюбил Её с первого взгляда - и навсегда.
Бессонными ночами я писал ей нежные усталые письма, постепенно сливающиеся в одно бесконечное признание, которое, я знал, она никогда не прочтёт.
Она же не замечала меня совершенно.
В парадигмах Её сознания существование моё могло бы идти вровень с существованием тропических комаров или снежной вершины Драгобрат. Это ничуть не раздражало меня, - я был был влюблённо деловит и полон энергий. В упоеньи солнечным чувством своим, я счастливо бежал с работы и на работу, восторженно отваривал сосиски на ужин, с наслаждением засыпал под вечерние новостные передачи.
Всё на свете было мне по плечу, - ведь я натвердо знал, что каждое божье завтра, где-то около шести, мне снова повезет увидеть Её, выбегающую из серого кирпичного дома напротив, - с неизменным спутником
на другом конце красивого, с кожаными накладками, зелёного брезентового поводка.
обыденно выходила из дома по каким-то своим делам - я довольно быстро отследил это время, и старался всегда найтись где-нибудь неподалеку, ежели не случалось так, что меня задерживали на работе.
Она была удивительной, какой-то нечеловеческой красоты. Мне совершенно не хочется вдаваться в подробности описания - слишком остро щемит под рёбрами, слишком неподъёмно становится вдруг совершать каждый следующий вдох. Надеюсь, милый читатель, что ты понимаешь меня и всю нелепую невыразимость тоски моей.
Когда я вспоминаю о Ней, перед мысленным взором моим первым делом всегда оказываются глаза Её - мудрые, понимающие, какого-то невероятно глубокого карего оттенка. Опустив ресницы, я вижу Её нос, Её уши, Её блестящие густые волосы, крепкие белые зубы…
Клянусь, Господь, я не видел создания прекрасней. Я полюбил Её с первого взгляда - и навсегда.
Бессонными ночами я писал ей нежные усталые письма, постепенно сливающиеся в одно бесконечное признание, которое, я знал, она никогда не прочтёт.
Она же не замечала меня совершенно.
В парадигмах Её сознания существование моё могло бы идти вровень с существованием тропических комаров или снежной вершины Драгобрат. Это ничуть не раздражало меня, - я был был влюблённо деловит и полон энергий. В упоеньи солнечным чувством своим, я счастливо бежал с работы и на работу, восторженно отваривал сосиски на ужин, с наслаждением засыпал под вечерние новостные передачи.
Всё на свете было мне по плечу, - ведь я натвердо знал, что каждое божье завтра, где-то около шести, мне снова повезет увидеть Её, выбегающую из серого кирпичного дома напротив, - с неизменным спутником
на другом конце красивого, с кожаными накладками, зелёного брезентового поводка.