Русская история "Charlie Hebdo"...
Показательно, что последние теракты в Париже, предназначенные сеять страх, смуту, ложь, раздор, разъединение и, в итоге, привести планету к катастрофе, в реале, у миллионов людей впервые вызвали стремление к объединению, сплочению и противостоянию.
Так много горя, злобы, ненависти и безразличия в мире! Так много невежества... Тяжелейшее время переходного периода на переломе Космических Эпох.
Просто необходимо большей части человечества осознать, что окончательная победа над злом, террором, беспределом, приводящими к разрушениям и взаимоистреблению, к неисчислимым бедствиям, произойдёт только при консолидации сил всех стран и народов мира. Только объединение тех, кому поистине небезразличны человеческие ценности, создаст защиту от насилия и зла. И не решить этого всплеском однодневных эмоциональных массовых демонстраций! Постоянным и организованным должно быть противостояние.
Да, осознают уже люди, что невозможно более пребывать в ленивом созерцании. В общем доме нашей планеты нет той хаты, которая с краю. Потому не может продолжаться более непротивление злу, не может быть безразличия.
Определить свою позицию надо - с кем ты. Со Светом или с тьмой? А отсиживающимся в спальных вагонах «тёпленьким», срочно вагоны свои надо оставить, т.к. поезд этот уже идёт под откос.
Нежелание осознать неисчислимые беды, к которым приводят ложь и двойные стандарты, политические игры и торговля совестью, неизбежно вызовет обратные удары. Кармические узлы в переходное время развязываются невероятно ускорено. Ведь заканчивается последнее раздление человечества по светотени. Времени на раскачку уже нет. Мировые события, накатывающие снежным комом, требуют срочной переоценки ценностей. Требуют пересмотра принципа взаимоотношений между людьми и народами.
Все попытки сил зла по разрушению планеты будут терпеть отныне крах. В режиме ускоренного времени начинает срабатывать тактика Adversa. Как сейчас с Шарли.
Максимально напряжены пространственные токи. С невиданной интенсивностью идут глобальные изменения.
От каждого в отдельности и ото всех вместе требуются решительные действия. Спасти от глобальной катастрофы Землю можно лишь в единении людей доброй воли.
Решающий час для планеты.
Не устрашимся очистительного Огня - он неизбежен. Именно с ним Новая Эпоха начинает входить в свои права.
РУССКАЯ ИСТОРИЯ "CHARLIE HEBDO"
Оригинал взят у cook в Русская история "Charlie Hebdo"...
Я думаю, что кроме меня тут почти никто этого не помнит, да и я-то узнал когда-то по чистой случайности, так что давайте все же напишу.
На самом деле журнал "Charlie Hebdo", о существовании которого большинство наших соотечественников впервые услышало только теперь, в таких трагических обстоятельствах, удивительным и совершенно неожиданным образом связан с Россией, с русскими, с нашей общей историей.
И вот в чем тут дело.
Сначала общеизвестное, точнее, ставшее теперь общеизвестным: "Charlie Hebdo" появился на свет после того, как в 1970 году его предшественник - сатирический журнал "L'hebdo Hara-kiri" - был закрыт специальным приказом министра внутренних дел Франции за оскорбление памяти только что умершего генерала Де Голля ("Харакири" отозвался на смерть экс-президента отвратительно циничной и бестактной обложкой, - ее нетрудно найти в сети, но речь сейчас не о ней).
Так вот, главным редактором "Харакири", а в последствии и "Шарли" был человек по имени Франсуа Каванна (кстати, это он позвал в редакцию художников Кабю и Волински, которые тоже были убиты позавчера). Это была совершенно удивительная личность: карикатурист, репортер, кинодокументалист и писатель, - он на протяжении всей своей жизни создавал себе репутацию самого грубого, гадкого, безжалостного, циничного и едкого писаки, готового относиться абсолютно ко всему окружающему с единственным принципом "нихера святого!".
Он придумал и много лет издавал "Большую Французскую Энциклопедию, Глупую и Злобную", в которой обсмеял и обдразнил все, что только есть дорогого для каждого добропорядочного француза. Он же потом соорудил из этой энциклопедии свой «Глупый и Злобный ежемесячный журнал Харакири", позже превратившийся в еженедельник.
Каванна был - несмотря на свою адскую злобу, неудержимое хамство и демонстративный цинизм (а на самом деле, конечно, именно благодаря им), - невероятно популярен во Франции 60-х, начала 70-х. Ему прощали все его выходки и ценили как самого мудрого и острого на язык шута Франции, умеющего - может быть единственного во всей стране, - сказать безжалостную правду кому угодно и по любому поводу, когда никто больше не посмеет. Но его, конечно, и боялись: ведь в самом деле, язык его был такой остроты, а глаз такой зоркости, что никому не приходилось ждать пощады. Он даже внешность себе придумал соответствующую: этакий грубый косматый мужик с пудовыми кулачищами и толстыми обвисшими усами, похожий то ли на дальнобойщика, то ли на лесоруба.
И вдруг в 1979 год этот Каванна, в самом расцвете своих творческих, безжалостных и разрушительных "глупых и злобных" сил (ему не было еще и 60-ти), публикует книжку под названием "Les Ruscoffs". "Рюскофф" - это снисходительно-пренебрежительное прозвище русских, давно, еще до войны, принятое во Франции, что-то вроде того, как в нашей старой традиции французы назывались "лягушатниками", а итальянцы "макаронниками". Я бы это перевел как «Русопятые" или, может быть, «Ваньки"...
Но штука в том, что книжка с таким "многообещающим" названием - на самом деле полна необыкновенной нежности, теплоты и любви к этим самым "ванькам". Для Каванны это что-то совершенно невообразимое, нечто выбивающееся совершенно вон из всего ряда его злобной и безжалостной издевательской сатиры на все, что только попадается ему под руку. Ничего подобного никогда в своей жизни Каванна больше не писал: никогда он не позволил себе быть мягким, сентиментальным, обаятельным, трогательным, никогда никому не сказал таких слов преданности и любви.
Вот тут обложка одного из ранних изданий.
В книге, которая называется романом, а на самом деле совершенно документальна, он описывает историю своей депортации на принудительные работы в Германию во время Второй мировой войны. Каванна - в 1941-м ему было 18, - оказался в пригороде Берлина под названием Трептов (кажется, кое-что это название должно всем нам сказать) на заводе, где производились артиллерийские снаряды. Он обслуживал огромный гидравлический пресс, а помогали ему две полумертвые от ужаса и тоски девочки, пригнанные сюда же из Советского Союза. С одной из них - по имени Маша Татарченко - у молоденького французика случилась любовь. Они встречались в лагере для депортированных рабочих почти три года, научили друг друга своим языкам - крест-накрест, и как-то помогли друг другу выжить.
А весной 1945-го - вдвоем сбежали из лагеря. И вот дальше идет поразительно напряденная и трагичная история их бегства - пешком - через всю Германию: Каванна надеялся довести Машу до западного фронта, а там перебраться через него и дойти до Франции. Шли они только ночами, а днем прятались в разрушенных немецких фермах, по подвалам и сеновалам, питались заквашенной в силосных ямах брюквой и остатками кормового овса на случайных разбомбленных хуторах.
И вот однажды, уже совсем недалеко от линии фронта, Франсуа все-таки решается днем выйти на поиски какого-то пропитания, оставляет Машу одну на очередной пустой ферме, а когда возвращается, - узнает, что через деревню прошла группа советских разведчиков, и что Машу они случайно нашли и увезли с собой.
Дальше Каванна проделывает весь свой путь обратно - уже с запада на восток - в погоне за девушкой, которую передают в специальную армейскую команду, собирающую по оккупированной Германии советских военнопленных для отправки их обратно в СССР. Машу под конвоем перевозят сначала на маленький сборный пункт, потом в центр сбора побольше, потом в лагерь перемещенных лиц. Каванна каждый раз опаздывает на несколько часов туда, где она только что была, но откуда ее вот-вот сейчас опять увезли. Наконец он узнает, что опоздал окончательно: Машу с большой группой депортированных русских женщин погрузили в эшелон, составленный из вагонов для скота, и увезли окончательно на восток.
Каванна вернулся домой, во Францию, и потом двадцать лет пытался найти Марию Иосифовну Татарченко, о которой знал только, что она происходит из деревни где-то между Харьковской и Белгородской областью, и что она приблизительно 1924-го года рождения. Писал всюду, куда мог добраться. Однажды приехал, чтоб продолжать поиски, в СССР. Никакого ответа ни откуда не добился. Ничего не нашел.
И от отчаяния написал свою полную нежности и любви книгу, на минуту разрушив образ безжалостного циника, который сооружал всю жизнь. В посвящении "Les Ruscoffs" стояло: "Марии Иосифовне Татарченко - где бы она сейчас ни была..."
Кстати, книга однажды вышла и у нас - правда, очень поздно, только в 2004 году, да и в довольно неудачном переводе: называлась "Русачки". Жанр почему-то был обозначен как "женский роман"... Поищите, если любопытно. Но такого пронзительного отчаяния, как во французском оригинале, в ней нет.
Ну и потом, надо знать, кто такой Каванна, чтобы оценить это удивительное и странное движение жестокой, просоленной, проспиртованной души безжалостного шута и циника.
***
Для более полной картины личности Каванны привожу три комментария, написанные к этой публикации в ЖЖ
bgmt
9 января 2015
Я уже поместил этот коммент у перепостившего вас dassie2001, но, конечно, он более уместен здесь, в источнике.
=====
Тут не всё точно, и довольно существенно неточно.
Неверно, что "Ничего подобного никогда в своей жизни Каванна больше не писал: никогда он не позволил себе быть мягким, сентиментальным, обаятельным, трогательным, никогда никому не сказал таких слов преданности и любви."
Лучшая (с моей точки зрения) книга Каванна, это, конечно, не Les Russcoffs, а Les Ritals - книга о его детстве в итальянском предместье Парижа, он сын неграмотного итальянского каменщика и француженки из Морвана (плато в Бургундии). Он сумел получить образование сверх обязательной тогда только начальной школы исключительно за счёт способностей и силы устремления. Оттуда абсолютно ясно становится, что нет никакой "жестокой, просоленной, проспиртованной души безжалостного шута и циника", а есть тонкий, превосходно умеющий описать чувства и мысли себя и других человек, который - это не следует из самой книги, конечно, она про детство - взял на себя в дальнейшем, много позже, классическую роль шута. "Никогда никому не сказал таких слов преданности и любви"? Нет, конечно. Он их сказал сначала своим родителям.
Это сочетание нежности и роли шута очень трудно понять со стороны, и эта трудность особенно ясна сегодня: французская смеховая культура пусть и описана Бахтиным, это описание не было понято большинством даже тех, кто Бахтина читал. Чтобы её понять, надо быть внутри - лучше не только французской литературы, начиная с Рабле и Вийона через Просветителей к Брассансу и Брелю, но и просто Франции. Та единодушная реакция, которую я вижу с позавчерашнего дня и которую неверно интерпретируют со стороны как исключительно поддержку свободы слова, на самом деле она выражает ощущение принадлежности к культуре, где ничто не запрещено осмеивать и где очень мало "сакрального", если не считать, в частности, вот эту самую свободу смеха и свободу нежности. Собственно, чем отличается Брассанс? Только пропорцией этих двух ролей.
Я не отрицаю, что Les Russcoffs прекрасная книга. Кстати, история Маши описана не в одной книге, а в двух - Les Russcoffs и Maria. Но всё же первая книга о детстве лучше.
Возможно, это менее ясно в переводе. Первую книгу очень трудно перевести, в ней, скажем, отец говорит на очень итальянском французском, который я не смог бы воспроизвести по-русски. В ней вообще предполагается, что читатель заранее много знает - но французы действительно имеют о своём прошлом тот уровень представления, который, если бы существовал в России, радикально изменил бы всё в ней происходящее. У французов есть история.
puhova_opushka
11 января 2015
Здравствуйте! Спасибо, что вспомнили, ни в какие дискуссии вступать не буду, зато у меня есть поправка по содержанию, позволю себе написать, как франкофон:-)
Франсуа Каванна создал себе такого вот "злого" персонажа, это именно "персонаж", роль с которой он в прессе выступал. Как писатель он совсем другой. Я как раз сейчас читаю его по-французски... Книг у него много, она вовсе не одна-единственная. Более того, книга, о которой говорится в посте, часть трилогии. Вторая часть. В первой Каванна пишет о детстве, где с огромной любовью, без всякого цинизма рассказывается о родителях, учителях, друзьях детства... Третья рассказывает о первом браке с девушкой, выжившей после медицинских опытов, которые проводили на ней в концлагере, и которая все-таки умерла от последствий, или от врачебной ошибки (он не смог выяснить) через пару лет после брака... И еще в третьей книге он пишет о смерти отца. Цинизмом не пахнет, я рыдала над этими воспоминаниями, как маленькая. В этой же книге он рассказывает о создании журнала Хара-Кири, а потом Шарли, о погибшем только что Волинском... пишет о дружбе. Да, иногда грубо, за словом, в т.ч. матерным, он в карман не лезет, иронизирует иногда довольно зло, это точно. Но это не цинизм. Он пишет с любовью.
Yves Gauthier
9 января 2015
Сергей, я немножко не согласен с Вашей оценкой раннего Каванны. Как многие пацаны Франции, я вырос и сформировался на его публикациях. Там не было ни "хамства", ни "цинизма" тем более. Там была сатира, которая шла от Мольера прямым поездом из 17-го века. Не хам, а богатырь пера, боец-сатирик. А потом вышла его книга "Les Russkoffs", которая меня поразила и побудила к освоению русского языка. Не перелом в его творчестве, а вершина, ведь "здесь вам не равнина..." Каванна - и вправду французский Высоцкий в публицистике. Я был на его кремации. Почти год назад. Как хорошо, что он не дожил до... Жму Вашу руку. Мы с Вами Шарли. Yves
Так много горя, злобы, ненависти и безразличия в мире! Так много невежества... Тяжелейшее время переходного периода на переломе Космических Эпох.
Просто необходимо большей части человечества осознать, что окончательная победа над злом, террором, беспределом, приводящими к разрушениям и взаимоистреблению, к неисчислимым бедствиям, произойдёт только при консолидации сил всех стран и народов мира. Только объединение тех, кому поистине небезразличны человеческие ценности, создаст защиту от насилия и зла. И не решить этого всплеском однодневных эмоциональных массовых демонстраций! Постоянным и организованным должно быть противостояние.
Да, осознают уже люди, что невозможно более пребывать в ленивом созерцании. В общем доме нашей планеты нет той хаты, которая с краю. Потому не может продолжаться более непротивление злу, не может быть безразличия.
Определить свою позицию надо - с кем ты. Со Светом или с тьмой? А отсиживающимся в спальных вагонах «тёпленьким», срочно вагоны свои надо оставить, т.к. поезд этот уже идёт под откос.
Нежелание осознать неисчислимые беды, к которым приводят ложь и двойные стандарты, политические игры и торговля совестью, неизбежно вызовет обратные удары. Кармические узлы в переходное время развязываются невероятно ускорено. Ведь заканчивается последнее раздление человечества по светотени. Времени на раскачку уже нет. Мировые события, накатывающие снежным комом, требуют срочной переоценки ценностей. Требуют пересмотра принципа взаимоотношений между людьми и народами.
Все попытки сил зла по разрушению планеты будут терпеть отныне крах. В режиме ускоренного времени начинает срабатывать тактика Adversa. Как сейчас с Шарли.
Максимально напряжены пространственные токи. С невиданной интенсивностью идут глобальные изменения.
От каждого в отдельности и ото всех вместе требуются решительные действия. Спасти от глобальной катастрофы Землю можно лишь в единении людей доброй воли.
Решающий час для планеты.
Не устрашимся очистительного Огня - он неизбежен. Именно с ним Новая Эпоха начинает входить в свои права.
РУССКАЯ ИСТОРИЯ "CHARLIE HEBDO"
Оригинал взят у cook в Русская история "Charlie Hebdo"...
Я думаю, что кроме меня тут почти никто этого не помнит, да и я-то узнал когда-то по чистой случайности, так что давайте все же напишу.
На самом деле журнал "Charlie Hebdo", о существовании которого большинство наших соотечественников впервые услышало только теперь, в таких трагических обстоятельствах, удивительным и совершенно неожиданным образом связан с Россией, с русскими, с нашей общей историей.
И вот в чем тут дело.
Сначала общеизвестное, точнее, ставшее теперь общеизвестным: "Charlie Hebdo" появился на свет после того, как в 1970 году его предшественник - сатирический журнал "L'hebdo Hara-kiri" - был закрыт специальным приказом министра внутренних дел Франции за оскорбление памяти только что умершего генерала Де Голля ("Харакири" отозвался на смерть экс-президента отвратительно циничной и бестактной обложкой, - ее нетрудно найти в сети, но речь сейчас не о ней).
Так вот, главным редактором "Харакири", а в последствии и "Шарли" был человек по имени Франсуа Каванна (кстати, это он позвал в редакцию художников Кабю и Волински, которые тоже были убиты позавчера). Это была совершенно удивительная личность: карикатурист, репортер, кинодокументалист и писатель, - он на протяжении всей своей жизни создавал себе репутацию самого грубого, гадкого, безжалостного, циничного и едкого писаки, готового относиться абсолютно ко всему окружающему с единственным принципом "нихера святого!".
Он придумал и много лет издавал "Большую Французскую Энциклопедию, Глупую и Злобную", в которой обсмеял и обдразнил все, что только есть дорогого для каждого добропорядочного француза. Он же потом соорудил из этой энциклопедии свой «Глупый и Злобный ежемесячный журнал Харакири", позже превратившийся в еженедельник.
Каванна был - несмотря на свою адскую злобу, неудержимое хамство и демонстративный цинизм (а на самом деле, конечно, именно благодаря им), - невероятно популярен во Франции 60-х, начала 70-х. Ему прощали все его выходки и ценили как самого мудрого и острого на язык шута Франции, умеющего - может быть единственного во всей стране, - сказать безжалостную правду кому угодно и по любому поводу, когда никто больше не посмеет. Но его, конечно, и боялись: ведь в самом деле, язык его был такой остроты, а глаз такой зоркости, что никому не приходилось ждать пощады. Он даже внешность себе придумал соответствующую: этакий грубый косматый мужик с пудовыми кулачищами и толстыми обвисшими усами, похожий то ли на дальнобойщика, то ли на лесоруба.
И вдруг в 1979 год этот Каванна, в самом расцвете своих творческих, безжалостных и разрушительных "глупых и злобных" сил (ему не было еще и 60-ти), публикует книжку под названием "Les Ruscoffs". "Рюскофф" - это снисходительно-пренебрежительное прозвище русских, давно, еще до войны, принятое во Франции, что-то вроде того, как в нашей старой традиции французы назывались "лягушатниками", а итальянцы "макаронниками". Я бы это перевел как «Русопятые" или, может быть, «Ваньки"...
Но штука в том, что книжка с таким "многообещающим" названием - на самом деле полна необыкновенной нежности, теплоты и любви к этим самым "ванькам". Для Каванны это что-то совершенно невообразимое, нечто выбивающееся совершенно вон из всего ряда его злобной и безжалостной издевательской сатиры на все, что только попадается ему под руку. Ничего подобного никогда в своей жизни Каванна больше не писал: никогда он не позволил себе быть мягким, сентиментальным, обаятельным, трогательным, никогда никому не сказал таких слов преданности и любви.
Вот тут обложка одного из ранних изданий.
В книге, которая называется романом, а на самом деле совершенно документальна, он описывает историю своей депортации на принудительные работы в Германию во время Второй мировой войны. Каванна - в 1941-м ему было 18, - оказался в пригороде Берлина под названием Трептов (кажется, кое-что это название должно всем нам сказать) на заводе, где производились артиллерийские снаряды. Он обслуживал огромный гидравлический пресс, а помогали ему две полумертвые от ужаса и тоски девочки, пригнанные сюда же из Советского Союза. С одной из них - по имени Маша Татарченко - у молоденького французика случилась любовь. Они встречались в лагере для депортированных рабочих почти три года, научили друг друга своим языкам - крест-накрест, и как-то помогли друг другу выжить.
А весной 1945-го - вдвоем сбежали из лагеря. И вот дальше идет поразительно напряденная и трагичная история их бегства - пешком - через всю Германию: Каванна надеялся довести Машу до западного фронта, а там перебраться через него и дойти до Франции. Шли они только ночами, а днем прятались в разрушенных немецких фермах, по подвалам и сеновалам, питались заквашенной в силосных ямах брюквой и остатками кормового овса на случайных разбомбленных хуторах.
И вот однажды, уже совсем недалеко от линии фронта, Франсуа все-таки решается днем выйти на поиски какого-то пропитания, оставляет Машу одну на очередной пустой ферме, а когда возвращается, - узнает, что через деревню прошла группа советских разведчиков, и что Машу они случайно нашли и увезли с собой.
Дальше Каванна проделывает весь свой путь обратно - уже с запада на восток - в погоне за девушкой, которую передают в специальную армейскую команду, собирающую по оккупированной Германии советских военнопленных для отправки их обратно в СССР. Машу под конвоем перевозят сначала на маленький сборный пункт, потом в центр сбора побольше, потом в лагерь перемещенных лиц. Каванна каждый раз опаздывает на несколько часов туда, где она только что была, но откуда ее вот-вот сейчас опять увезли. Наконец он узнает, что опоздал окончательно: Машу с большой группой депортированных русских женщин погрузили в эшелон, составленный из вагонов для скота, и увезли окончательно на восток.
Каванна вернулся домой, во Францию, и потом двадцать лет пытался найти Марию Иосифовну Татарченко, о которой знал только, что она происходит из деревни где-то между Харьковской и Белгородской областью, и что она приблизительно 1924-го года рождения. Писал всюду, куда мог добраться. Однажды приехал, чтоб продолжать поиски, в СССР. Никакого ответа ни откуда не добился. Ничего не нашел.
И от отчаяния написал свою полную нежности и любви книгу, на минуту разрушив образ безжалостного циника, который сооружал всю жизнь. В посвящении "Les Ruscoffs" стояло: "Марии Иосифовне Татарченко - где бы она сейчас ни была..."
Кстати, книга однажды вышла и у нас - правда, очень поздно, только в 2004 году, да и в довольно неудачном переводе: называлась "Русачки". Жанр почему-то был обозначен как "женский роман"... Поищите, если любопытно. Но такого пронзительного отчаяния, как во французском оригинале, в ней нет.
Ну и потом, надо знать, кто такой Каванна, чтобы оценить это удивительное и странное движение жестокой, просоленной, проспиртованной души безжалостного шута и циника.
***
Для более полной картины личности Каванны привожу три комментария, написанные к этой публикации в ЖЖ
bgmt
9 января 2015
Я уже поместил этот коммент у перепостившего вас dassie2001, но, конечно, он более уместен здесь, в источнике.
=====
Тут не всё точно, и довольно существенно неточно.
Неверно, что "Ничего подобного никогда в своей жизни Каванна больше не писал: никогда он не позволил себе быть мягким, сентиментальным, обаятельным, трогательным, никогда никому не сказал таких слов преданности и любви."
Лучшая (с моей точки зрения) книга Каванна, это, конечно, не Les Russcoffs, а Les Ritals - книга о его детстве в итальянском предместье Парижа, он сын неграмотного итальянского каменщика и француженки из Морвана (плато в Бургундии). Он сумел получить образование сверх обязательной тогда только начальной школы исключительно за счёт способностей и силы устремления. Оттуда абсолютно ясно становится, что нет никакой "жестокой, просоленной, проспиртованной души безжалостного шута и циника", а есть тонкий, превосходно умеющий описать чувства и мысли себя и других человек, который - это не следует из самой книги, конечно, она про детство - взял на себя в дальнейшем, много позже, классическую роль шута. "Никогда никому не сказал таких слов преданности и любви"? Нет, конечно. Он их сказал сначала своим родителям.
Это сочетание нежности и роли шута очень трудно понять со стороны, и эта трудность особенно ясна сегодня: французская смеховая культура пусть и описана Бахтиным, это описание не было понято большинством даже тех, кто Бахтина читал. Чтобы её понять, надо быть внутри - лучше не только французской литературы, начиная с Рабле и Вийона через Просветителей к Брассансу и Брелю, но и просто Франции. Та единодушная реакция, которую я вижу с позавчерашнего дня и которую неверно интерпретируют со стороны как исключительно поддержку свободы слова, на самом деле она выражает ощущение принадлежности к культуре, где ничто не запрещено осмеивать и где очень мало "сакрального", если не считать, в частности, вот эту самую свободу смеха и свободу нежности. Собственно, чем отличается Брассанс? Только пропорцией этих двух ролей.
Я не отрицаю, что Les Russcoffs прекрасная книга. Кстати, история Маши описана не в одной книге, а в двух - Les Russcoffs и Maria. Но всё же первая книга о детстве лучше.
Возможно, это менее ясно в переводе. Первую книгу очень трудно перевести, в ней, скажем, отец говорит на очень итальянском французском, который я не смог бы воспроизвести по-русски. В ней вообще предполагается, что читатель заранее много знает - но французы действительно имеют о своём прошлом тот уровень представления, который, если бы существовал в России, радикально изменил бы всё в ней происходящее. У французов есть история.
puhova_opushka
11 января 2015
Здравствуйте! Спасибо, что вспомнили, ни в какие дискуссии вступать не буду, зато у меня есть поправка по содержанию, позволю себе написать, как франкофон:-)
Франсуа Каванна создал себе такого вот "злого" персонажа, это именно "персонаж", роль с которой он в прессе выступал. Как писатель он совсем другой. Я как раз сейчас читаю его по-французски... Книг у него много, она вовсе не одна-единственная. Более того, книга, о которой говорится в посте, часть трилогии. Вторая часть. В первой Каванна пишет о детстве, где с огромной любовью, без всякого цинизма рассказывается о родителях, учителях, друзьях детства... Третья рассказывает о первом браке с девушкой, выжившей после медицинских опытов, которые проводили на ней в концлагере, и которая все-таки умерла от последствий, или от врачебной ошибки (он не смог выяснить) через пару лет после брака... И еще в третьей книге он пишет о смерти отца. Цинизмом не пахнет, я рыдала над этими воспоминаниями, как маленькая. В этой же книге он рассказывает о создании журнала Хара-Кири, а потом Шарли, о погибшем только что Волинском... пишет о дружбе. Да, иногда грубо, за словом, в т.ч. матерным, он в карман не лезет, иронизирует иногда довольно зло, это точно. Но это не цинизм. Он пишет с любовью.
Yves Gauthier
9 января 2015
Сергей, я немножко не согласен с Вашей оценкой раннего Каванны. Как многие пацаны Франции, я вырос и сформировался на его публикациях. Там не было ни "хамства", ни "цинизма" тем более. Там была сатира, которая шла от Мольера прямым поездом из 17-го века. Не хам, а богатырь пера, боец-сатирик. А потом вышла его книга "Les Russkoffs", которая меня поразила и побудила к освоению русского языка. Не перелом в его творчестве, а вершина, ведь "здесь вам не равнина..." Каванна - и вправду французский Высоцкий в публицистике. Я был на его кремации. Почти год назад. Как хорошо, что он не дожил до... Жму Вашу руку. Мы с Вами Шарли. Yves