А у меня с утра нет сил писать по английски :) Вот видите, потому то я этот Фейсбук не держу, и так жить нелегко, а тут еще эти расстройства. И в пандан с вами, вчера слушала Сонату Прокофьева для скрипки и фоно, композитор начал ее писать в 1938 году, а закончил в 1946. Музыка настолько отчаянно трагическая, что сердце сжималось. И, кстати, там отчетливо прослушивалось влияние Шостаковича, а как же! Вообще говоря, я всегда считала, что Прокофьев это и есть мост между 19 и 20 веком в русской музыке. После концерта обсуждали с С. всех этих титанов. Рахманинов, да, точно как вы написали: хоть и уехал, не смирился с эмиграцией, не вжился, продолжал, конечно, быть русским патриотом и человеком 19го века. Прокофьев, хоть и вернулся, и был вместе с народом, "там, где мой народ к несчастью был", думаю, был во внутренней эмиграции. Шостакович, который никуда не уезжал, был в такой вот внутренней эмиграции всю свою трагическую жизнь, и вся его жизнь соответствовала веку-людоеду, а творческая его жизнь этому противостояла. Но такие судьбы не редкость в истории: тираны были всегда и творцы всегда старались выжить и творить. И поэтому я хочу написать целиком: Аrs longa, vita brevis, occasio praeceps, experimentum periculosum, iudicium difficile". Жалко, нет курсива, я бы последние два слова вывела.
Вот видите, потому то я этот Фейсбук не держу, и так жить нелегко, а тут еще эти расстройства.
И в пандан с вами, вчера слушала Сонату Прокофьева для скрипки и фоно, композитор начал ее писать в 1938 году, а закончил в 1946. Музыка настолько отчаянно трагическая, что сердце сжималось. И, кстати, там отчетливо прослушивалось влияние Шостаковича, а как же! Вообще говоря, я всегда считала, что Прокофьев это и есть мост между 19 и 20 веком в русской музыке. После концерта обсуждали с С. всех этих титанов. Рахманинов, да, точно как вы написали: хоть и уехал, не смирился с эмиграцией, не вжился, продолжал, конечно, быть русским патриотом и человеком 19го века. Прокофьев, хоть и вернулся, и был вместе с народом, "там, где мой народ к несчастью был", думаю, был во внутренней эмиграции. Шостакович, который никуда не уезжал, был в такой вот внутренней эмиграции всю свою трагическую жизнь, и вся его жизнь соответствовала веку-людоеду, а творческая его жизнь этому противостояла. Но такие судьбы не редкость в истории: тираны были всегда и творцы всегда старались выжить и творить. И поэтому я хочу написать целиком:
Аrs longa, vita brevis, occasio praeceps, experimentum periculosum, iudicium difficile". Жалко, нет курсива, я бы последние два слова вывела.
Reply
Reply
Reply
Reply
Reply
Reply
Reply
Leave a comment