Город, не принявший революцию...
Дело было в четырнадцатом, от моего рождества, а не от Христова...
Заниматься переводами, которыми в своем четырнадцатом я зачем то озадачил себя, в перерыве между экзаменами выпускными и вступительными, уже не было ни сил ни желания. Купаться было холодно, далеко, да и скучно. Кроме того, верхнее течение Москвы-реки - это вам не Анталия, а коровий выгон в деревне Шихово - не Côte d'Azur.
От средне-русской тоски хотелось выть, от идеи, что все местные девушки делятся на тех, кто ставит челку козырьком от бейсболки, и тех, кто ставит ее кокошником от (от кого или от чего там принято было ставить ее кокошником вспомнить уже не дано) - наложить на себя руки.
В местном кинозале крутили "Остров дракона" по седьмому кругу, в клубе (кинозал без стульев через пол часа после фильма) - Ласковый Май. Кто мог - бежал в город, приобщаться к культуре, кто не осилил - брел по жаре в посад, приобщаться к пиву в магазине.
От безысходности и понимания, что от аллергика, закормленного димедролом (такой уж мне достался напарник по отдыху) я больше чем на пару часов никуда не денусь, я пошел "на костер".
Компания собралась более чем целомудренная: пара томных дам, примерно на год-два старше меня каждая, их не менее утомленные уездным отдыхом мамаши (одну я помню очень отчетливо, вторая скрывается в тенях), ну и собственно наш менестрель.
Сей достопочтенный трувер умел извлекать из классической семиструнки аккорды, коими и услаждал нас, под треск поленьев, звон комаров и томные вздохи представительниц прекрасного пола, всех доставшихся нам с ним на двоих возрастов…
К чему я это? Да ни к чему собсно, просто настроение такое, вспоминательное, вдруг.
Случилось это, без малого, 22 года назад, а то что он пел, я помню почему-то и по сей день. Занятная штука - память.
Пешка
Нас расставили на доске,
Белый с черным, как в жизни, смешан.
Сзади конные, я же - пеший,
Жесткой пешкою в мягкой руке.
Кто играет и с кем? Как знать?
Мы не знаем, в том нет беды,
Ах, как смело вступает в рать,
Пешка, знающая ходы.
Деревянный череп без глаз
Оттого и не вижу света,
Отличает врага лишь это -
Остальное все как у нас.
Точно так же труслив король,
Королева так же хитра.
Каждый подданный знает роль.
Пешки, к бою! Вперед, Ура!
Только какого же цвета я?
Я за белых или за черных?
Я за бога или за черта?
Не пойму в потоке вранья.
Я шагаю только вперед,
Слишком слаб я в этой связи.
В спину враг меня и убьет,
Пешку, метящую в ферзи.
Вот они на моем пути -
Черный, белый и снова черный,
Вправо, влево мы бьем покорно -
Легче будет другим идти.
В двух шагах - сплошные ряды
Тех, кого я так не люблю.
И в награду за все труды
Пешка делает шах королю.
За спиною стоит офицер,
Трудно было его почуять.
И теперь собой заплачу я
За кого-то из высших сфер.
Шестьдесят четыре пятна -
Мир наш в клетке казенных стен,
Не запомнит моя страна
Пешки, отданной на размен.
© Вадим Седов (1982)
Заниматься переводами, которыми в своем четырнадцатом я зачем то озадачил себя, в перерыве между экзаменами выпускными и вступительными, уже не было ни сил ни желания. Купаться было холодно, далеко, да и скучно. Кроме того, верхнее течение Москвы-реки - это вам не Анталия, а коровий выгон в деревне Шихово - не Côte d'Azur.
От средне-русской тоски хотелось выть, от идеи, что все местные девушки делятся на тех, кто ставит челку козырьком от бейсболки, и тех, кто ставит ее кокошником от (от кого или от чего там принято было ставить ее кокошником вспомнить уже не дано) - наложить на себя руки.
В местном кинозале крутили "Остров дракона" по седьмому кругу, в клубе (кинозал без стульев через пол часа после фильма) - Ласковый Май. Кто мог - бежал в город, приобщаться к культуре, кто не осилил - брел по жаре в посад, приобщаться к пиву в магазине.
От безысходности и понимания, что от аллергика, закормленного димедролом (такой уж мне достался напарник по отдыху) я больше чем на пару часов никуда не денусь, я пошел "на костер".
Компания собралась более чем целомудренная: пара томных дам, примерно на год-два старше меня каждая, их не менее утомленные уездным отдыхом мамаши (одну я помню очень отчетливо, вторая скрывается в тенях), ну и собственно наш менестрель.
Сей достопочтенный трувер умел извлекать из классической семиструнки аккорды, коими и услаждал нас, под треск поленьев, звон комаров и томные вздохи представительниц прекрасного пола, всех доставшихся нам с ним на двоих возрастов…
К чему я это? Да ни к чему собсно, просто настроение такое, вспоминательное, вдруг.
Случилось это, без малого, 22 года назад, а то что он пел, я помню почему-то и по сей день. Занятная штука - память.
Пешка
Нас расставили на доске,
Белый с черным, как в жизни, смешан.
Сзади конные, я же - пеший,
Жесткой пешкою в мягкой руке.
Кто играет и с кем? Как знать?
Мы не знаем, в том нет беды,
Ах, как смело вступает в рать,
Пешка, знающая ходы.
Деревянный череп без глаз
Оттого и не вижу света,
Отличает врага лишь это -
Остальное все как у нас.
Точно так же труслив король,
Королева так же хитра.
Каждый подданный знает роль.
Пешки, к бою! Вперед, Ура!
Только какого же цвета я?
Я за белых или за черных?
Я за бога или за черта?
Не пойму в потоке вранья.
Я шагаю только вперед,
Слишком слаб я в этой связи.
В спину враг меня и убьет,
Пешку, метящую в ферзи.
Вот они на моем пути -
Черный, белый и снова черный,
Вправо, влево мы бьем покорно -
Легче будет другим идти.
В двух шагах - сплошные ряды
Тех, кого я так не люблю.
И в награду за все труды
Пешка делает шах королю.
За спиною стоит офицер,
Трудно было его почуять.
И теперь собой заплачу я
За кого-то из высших сфер.
Шестьдесят четыре пятна -
Мир наш в клетке казенных стен,
Не запомнит моя страна
Пешки, отданной на размен.
© Вадим Седов (1982)