ТЕБЕ с ЛЮБОВЬЮ
Сегодня три года по дедушке.
Это первая по-взрослому осознанная мною смерть близкого человека.
Прошло три года, а я и сейчас ощущаю липкую сырость раннего утра, в которую я нырнула, сойдя с поезда. Город просыпался, редко и неопределенно вздыхая, и в этом коротком промежутке между пустотой ночи и суетностью дня была какая-то неестественность. Неестественными - возмутительно неестественными! - были и яркие цветы на венке, который я с усилием тащила к автобусной площадке. Венок был громоздким и тяжелым; торчащие снизу металлические штыри поминутно вонзались мне в ногу, и я распрощалась с мыслью доехать до места назначения в целых чулках. Что ни говори, но даже в такие скорбные минуты мы способны думать о ничтожных вещах!..
Выйдя из автобуса, я задержалась на остановке, глядя в сторону того дома, где лежал мой мертвый дедушка. Прежде чем туда пойти, нужно было еще раз все это уложить в голове, подготовиться, собраться, укрепиться... И я медлила. Поднимался день, открывая равнодушные влажные глаза, бледное солнце восходило в желтой дымке. Осень была осенью, октябрь - октябрем. И в этой природной беспристрастности, безучастности, будничности терялось и обесцвечивалось мое горе.
Сколько раз я бежала к этому дому, предвкушая долгожданную встречу - жаркие объятия с неизменно ароматной бабушкой (запах ее духов мне вспоминается мгновением раньше, чем я успею представить ее всю) и шутливые - с дедушкой! В церемонию приветствия он всегда вступал вторым и ждал своей очереди, смущенно улыбаясь.
Это мой первый дом. Я смутно помню косую полоску света на полу под столом, под который в то время вполне могла бы проследовать пешком. Все запахи и звуки этого дома впечатались в меня навсегда.
В то утро - три года назад - я шла к нему спотыкаясь, и никакие силы не заставили бы меня прибавить ходу.
На лестничной площадке возле двери в квартиру я почему-то ожидала увидеть крышку гроба. Но там ничего не было.
Я вошла в незапертую дверь.
Дед лежал в зале в нелепом сиреневом гробу. Все сидели, бабушка стояла - легкая, стройная, торжественная, с упавшими руками.
Плакали тихо.
Потрескивали и оплывали свечи, выжигая все земные прегрешения моего деда и превращая их в слабый сизый дымок. Я долго смотрела на него. Это был не он. Холодная восковая кукла, которая обрамлялась кипенно-белым кружевом и сиреневой бахромой, не имела ничего общего с тем, кого я знала и любила.
...Помню его размеренную походку: он ходил медленно и чуть горделиво, пытаясь справиться с хромотой - следствием несчастного случая. Помню его живые умные глаза, его спонтанные шутки. Его красивые, благородной формы, ладони. Пристрастие к классической одежде и - непременно - шляпам...
...Помню его характер - сквозь ровную, прочную, стальную основу проступала живая, горячая изнанка.
Помню многое. И никогда не забуду его растерянных, невидящих глаз, его взметнувшихся рук, когда уставшая врач-онколог дежурным голосом прочитала над ним приговор.
***
Я не знаю, где ты сейчас.
Может быть, я видела тебя сегодня на руках у какой-то счастливой женщины.
Может, именно ты проливаешься в эти дни холодным дождем.
Может, твое дыхание я слышу за окном...
Я сейчас плачу.
И люблю тебя.
Это первая по-взрослому осознанная мною смерть близкого человека.
Прошло три года, а я и сейчас ощущаю липкую сырость раннего утра, в которую я нырнула, сойдя с поезда. Город просыпался, редко и неопределенно вздыхая, и в этом коротком промежутке между пустотой ночи и суетностью дня была какая-то неестественность. Неестественными - возмутительно неестественными! - были и яркие цветы на венке, который я с усилием тащила к автобусной площадке. Венок был громоздким и тяжелым; торчащие снизу металлические штыри поминутно вонзались мне в ногу, и я распрощалась с мыслью доехать до места назначения в целых чулках. Что ни говори, но даже в такие скорбные минуты мы способны думать о ничтожных вещах!..
Выйдя из автобуса, я задержалась на остановке, глядя в сторону того дома, где лежал мой мертвый дедушка. Прежде чем туда пойти, нужно было еще раз все это уложить в голове, подготовиться, собраться, укрепиться... И я медлила. Поднимался день, открывая равнодушные влажные глаза, бледное солнце восходило в желтой дымке. Осень была осенью, октябрь - октябрем. И в этой природной беспристрастности, безучастности, будничности терялось и обесцвечивалось мое горе.
Сколько раз я бежала к этому дому, предвкушая долгожданную встречу - жаркие объятия с неизменно ароматной бабушкой (запах ее духов мне вспоминается мгновением раньше, чем я успею представить ее всю) и шутливые - с дедушкой! В церемонию приветствия он всегда вступал вторым и ждал своей очереди, смущенно улыбаясь.
Это мой первый дом. Я смутно помню косую полоску света на полу под столом, под который в то время вполне могла бы проследовать пешком. Все запахи и звуки этого дома впечатались в меня навсегда.
В то утро - три года назад - я шла к нему спотыкаясь, и никакие силы не заставили бы меня прибавить ходу.
На лестничной площадке возле двери в квартиру я почему-то ожидала увидеть крышку гроба. Но там ничего не было.
Я вошла в незапертую дверь.
Дед лежал в зале в нелепом сиреневом гробу. Все сидели, бабушка стояла - легкая, стройная, торжественная, с упавшими руками.
Плакали тихо.
Потрескивали и оплывали свечи, выжигая все земные прегрешения моего деда и превращая их в слабый сизый дымок. Я долго смотрела на него. Это был не он. Холодная восковая кукла, которая обрамлялась кипенно-белым кружевом и сиреневой бахромой, не имела ничего общего с тем, кого я знала и любила.
...Помню его размеренную походку: он ходил медленно и чуть горделиво, пытаясь справиться с хромотой - следствием несчастного случая. Помню его живые умные глаза, его спонтанные шутки. Его красивые, благородной формы, ладони. Пристрастие к классической одежде и - непременно - шляпам...
...Помню его характер - сквозь ровную, прочную, стальную основу проступала живая, горячая изнанка.
Помню многое. И никогда не забуду его растерянных, невидящих глаз, его взметнувшихся рук, когда уставшая врач-онколог дежурным голосом прочитала над ним приговор.
***
Я не знаю, где ты сейчас.
Может быть, я видела тебя сегодня на руках у какой-то счастливой женщины.
Может, именно ты проливаешься в эти дни холодным дождем.
Может, твое дыхание я слышу за окном...
Я сейчас плачу.
И люблю тебя.