Ефим Честняков. Город всеобщего благоденствия
Недавно у меня случился небольшой диалог на другом ресурсе, поводом к которому послужило обсуждение традиций русского крестьянского воспитания применительно к одной частной теме - детскому воровству. Меня этот вопрос заинтересовал. Частная сторона обсуждаемой темы меня лично коснулась очень мало (но не скажу, что не коснулась вовсе).
Но важным показалось другое: понадобилось обобщить то, что я знаю о традициях русского крестьянского воспитания, и при этом - что называется, знаю из первых рук. Я намеренно не привожу многочисленные «культурные наносы» - которые мудры, прекрасны и занимательны - например, проза Ивана Шмелева или исследования Александра Панченко. Я буду говорить лишь о том, что помню из рассказов мамы, ее сестер, бабушки моей - Екатерины Дмитриевны К., и ее односельчан из деревни Ф. Костромской области. Пусть мой рассказ станет хотя и не самым полным, но достаточно достоверным мини-исследованием.
Еще одна ремарка. В литературе много говорится о неком списке ценностей, которые традиционное русское крестьянское воспитание ставило основополагающими. Гораздо более скупо и расплывчато говорится о методах, которые применялись для их внедрения. А это очень важно, это - практика, отсутствие или искажение которой обесценивает любую теорию.
Итак, начну.
Все знают, что основой воспитания детей в русской деревне был труд. Труд этот воспринимался ребенком не как тяжкая обуза, а как демонстрация своего все возрастающего статуса, приближения к взрослости. Наградой за этот труд всегда было признание значимости сделанных дел, похвала, демонстрация результатов семье, друзьям, соседям. Ребенок выступал не в роли слуги взрослых, а как младший товарищ в общем деле. Не похвалить его за сделанную работу, проигнорировать - было немыслимо: видимо, долгий опыт поколений внушил людям то, что это эффективное подкрепление воспитания трудолюбия.
Обучение новым трудовым навыкам происходило терпеливо, и занимался им тот, у кого было на это время, бабушка, старшие дети. В хозяйстве в семье моей тети я видела исправные, тщательно сделанные и обновляемые по мере износа детские инструменты: в наборе детских граблей, например, были самые разные - как для семилетнего, так и для тринадцатилетнего ребенка. Среди детских инструментов не было опасных - детских кос не существовало. А лопата с детской рукоятью - пожалуйста. Поручение ребенку непосильного или опасного дела считалось блажью.
Во время обучения тому или иному делу на первом месте, конечно, стоял пример. Но и времени на слова не жалели.
Когда навык осваивался, занятие почти автоматически становилось обязанностью. Но дети этого не боялись, поскольку в семейном коллективе все умели всё, и всегда было кому подстраховать, заменить.
Еще один момент. Ребенку показывалось место его помощи в системе общих дел, происходило ознакомление со смежными. Например, за сбором и чисткой грибов (вначале - под руководством взрослых - чтобы не пропустить ядовитый) следовала наука их приготовления. Я помню, как лет в 8 или 9 солила собранные рыжики в крошечной банке - не только для того, чтобы потом ими хвалиться, но и чтобы запомнить процесс.
Чем сложнее и значимее в хозяйстве был освоенный ребенком навык, тем больше появлялось формальных, ритуализированных признаков уважения.
- Девчонки, подайте Юре полотенце, он косил! Налейте Юре молочка. Садись, Юрочка, девчонки, подайте Юре ватрушек. Подросток Юра и сам прекрасно может до всего дотянуться - но нет, ему демонстрируется уважение, его заботливо обслуживают. Рядом сидит, улыбаясь, его дядя - перед ним уже так не пляшут, он взрослый, он привык, а Юру надо приучать, поощрять.
-А какое крыльцо сегодня чистое! Снимай сапоги, Юра! (это я крыльцо вымыла - уборка в доме дело для детей постарше, а сени, крыльцо - для малышни).
Что еще? Принос воды (водопровода у нас не было) тоже был делом общим. Даже самый малый ребенок мог нести с реки литровое ведерко - пригодится. Полосканье белья, чистка медной посуды (тазов, самоваров). Мытье посуды в доме. Мелкая уборка - пыль, половики - взрослые этим не занимались. Но при этом главным инструментом формирования привычек были похвала и признание. Сколько вспоминаю - по поводу трудовых обязанностей на детей никто не кричал, это случалось по другим поводам - шалости, драки, проделки.
Огород. Как не велики были обязанности детей по огороду, там все-таки присутствовала сельскохозяйственная стратегия. Поэтому малыши туда обычно ходили по конкретному поручению, а взрослые давали указания - когда и что полить, прополоть. Старшие дети могли делать это уже без напоминания - они сами знали, что там нужно делать. Обычно, огород - вотчина бабушек, которые уже не пойдут ни пасти, ни косить, ни возить сено. Зато их опыт огромен - его можно передавать детям. (Традиции крестьянского огорода очень отличаются от современных дачных. Если им следовать - никакого «садизма» в садоводстве нет, все это пластанье над грядками - пустое баловство, не сказывающееся на урожае).
Забота о животных имела возрастные градации. Мелкие и не слишком опасные животные доверялись малым, большие и сильные - только физически крепким и разумным подросткам. Пчелы - тоже с осторожностью, и под руководством взрослых. Дети занимались, в основном, курами и овцами. (Кормление, загон, сбор куриных яиц, уход за цыплятами - вполне детские дела).
Но постепенно шло и обучение обращению с большой скотиной. Доить корову меня посадили лет в 10, попробовать. Тетя стояла рядом, подсказывала, советовала.
На лошадь я села в 11. Ни седла, ни уздечки - меня отпустили кататься, привыкать к животному, с пониманием того, что опыта общения никто не заменит. После нескольких часов катания (километров 8 в общей сложности), лошадь меня сбросила. Меня утешили, но особенно не жалели. Процессу набивания шишек не препятствовали, просто имели в виду - какие шишки можно позволить набить, а какие нет.
«Девочковая» работа: знакомство с процессом прядения. Прясть я попробовала поздно - лет в 9. Это был непорядок. Мою нитку бабушка «запряла» в свой моток - я это видела и знала: будут носки, к которым я причастна.
Мелкое строительство, ремонт - к этому привлекали мальчишек. Поправить забор, выточить рукоять для инструмента - под наблюдением взрослых. Но первое орудие, которое мальчишка вырезал сам - удилище. Рыбалка - это досуг, удовольствие. Кроме ловли удочкой наших юных родичей учили ловле рыбы в морды, установке «крюков» (больших удилищ на щук). Малыши ловили мелкую рыбешку - живца для щук. Ребята постарше ловили раков.
Вообще, когда смеются над китайцами, мол, едят все, что ползет, кроме танка, что плывет, кроме лодки и все, что летает, кроме самолета, - я хочу возразить - а мы разве нет? Детей в деревне поощряли на сбор всего съедобного. Мама собирала «песты» - верхние проростки хвощей, их жарили в постном масле и ели - вкус как у грибов. Щавель, крапива, сныть, множество видов ягод, огромный список грибов - все, что можно есть, надо уметь найти и вкусно приготовить. «Школа выживания» работала постоянно, и самое главное - она не была оторвана от повседневности. Даже если «нормальной» еды было вдоволь, пару раз за весну можно было полакомиться «пестами», а щавелевые щи варили, даже если была и капуста. Постоянный сбор грибов и ягод летом - детская и стариковская забава и работа. Нам показывали, как сушить грибы и ягоды, как варить варенье, солить грибы.
Но были вещи, которые детям не поручались - как ни упрашивай. Даже присутствие при забое животных и птицы разрешалось не с малолетства. Этот запрет тоже выверен поколениями. Если слишком рано допустить ребенка до таких процессов - он или испугается (лечи потом его, невропатологов в деревне нет!), либо в нем разовьется жестокость, которая позже может вылиться в страшные вещи. Поэтому все, что было связано с убийством живого - только старшим подросткам, и то - поначалу лишь в роли наблюдателей, чтоб привыкли.
(Кстати, в Вятском крае эти ограничения тоже действовали. Я слышала, что один знакомый охотник, привлекший к снятию шкурок с убитых пушных зверей сына-первоклассника, подвергся осуждению своих товарищей - они его дружно и обоснованно критиковали, советовали ему для помощи в этом деле найти и нанять взрослого или справляться самому).
Итогом трудового крестьянского воспитания было формирование личности, готовой к жизни в любых условиях, реально владеющей несколькими специальностями на неформальном уровне, а главное - не только готовой к труду, но не мыслящей без него жизни. При этом происходила и социализация ребенка, развитие его умения сотрудничать с другими. Веками отработанные воспитательные методы в этом направлении позволяли обходиться без насилия и - в большинстве случаев - даже без принуждения.