С Новым годом!
Однажды в новый год я пережила настоящее чудо. Мне подарили именно ту игрушку, о которой я мечтала. Такую добрую, с такими необыкновенными ясными карими глазами. Это была обезьянка с красным бантиком на шее. Я увидела ее в магазине, где она продавалась совершенно не в тему, в винном отделе. Она создавала «тропический колорит» и сидела среди коробок дорогих сигар. Но бирочка на лапке у нее была, и выглядела так ужасно - ценник на руке нежного и милого существа.
Мама обсуждала мои слезы со своей подругой по телефону: «Боже мой, Таня сидит и плачет! Просто влюбилась в обезьяну. Да, видела ли ты ее - она там в сигарах сидит! Почему детям так нравятся самые уродливые игрушки? - А потом мама начала смеяться - видимо, в ответ на неслышную реплику подруги - да, да, точно! Все мы такие!»
Меня безжалостно отвели от нее - ведь это так глупо было - стоять и лить слезы до пузырей из носу перед отделом, в котором толпились мужчины… Папа купил пачку «Шипки» и темную бутылку с невзрачной бурой этикеткой, по которой змеились золотые грузинские буквы, и прозрачную светлую бутылку, знакомую по карикатурам, и коробку сигар - дяде Толе, и что-то еще…
Они вели меня за руку из богато украшенного магазина. Каким шикарным казались мне перевернутыми арками провисшие нитки со свешивающимся с ним «дождиком» - белым и зеленым. С наклеенными на стекла витрин округлыми разноцветными буквами. С гирляндами из прорезных бумажных снежинок и ваток на нитках. Вели за руку, а я плакала весь обратный путь до дома. Нет, я не была капризным ребенком, меня не то, чтобы очень баловали. Но то был один из немногих случаев любви с первого взгляда, постигших меня. И дома я не могла успокоиться. Жизнь казалась мне печальной и унылой, если нельзя прижать к сердцу это шерстяное чудо, целовать его, уснуть, сжав в объятиях теплое и слегка колючее, ну да, уродливое, но за один взгляд ставшее родным существо.
- А может, ты хочешь куклу? - спросил папа. - Большую?
- Нет, - насморочно протрубила я. Куклы холодные. А она… Она…
- Но ведь она такая страшная! Кошмар, до чего жуткие игрушки делают! - возмущалась мама.
- Ну да, я плохо себя вела, - сокрушалась я. Но если не ее, то я ничего от Деда Мороза не хочу.
И это было правдой: ничего. Какая разница, пусть даже это будет набор «Айболит» или игра с картами и фишками, как у Алёшки, по которой можно было путешествовать и посылать отовсюду письма и открытки.
Папа незаметно куда-то ушел. Был вечер, метель. А новый год - он ведь наступает ночью, его взрослые встречают.
- Куда ты ходил? - спросила я, когда он вернулся.
- В дровеник. За картошкой.
Печально, так печально мне было, наверное, впервые. Далеко было до того, чтобы испытать те же чувства по полному праву и в полную силу - когда некем заменить того, кого хочется прижать к сердцу, а его нет, он далеко, или не твой… Но впервые всегда больнее.
Как это бывает в фильмах. Заплаканная героиня распахивает дверь, а на пороге - герой, и он молчит и, как правило, он уродлив, но, глядя на них, сердце разрывает ощущение чуда, пусть чужого, но самого настоящего. Его уже не ждали, а он пришел. И стоит, виновато улыбаясь, уродец, корявый, наверняка весь шерстяной, ну сущая обезьянка!
Наутро чудо ждало и меня. Я увидела ласковые карие глаза, улыбающиеся мне из-под елки, протянутые ко мне корявенькие лапы в бурой шерстке. И я схватила свою обезьянку - она была такая теплая, немного колючая и все еще по-мужски пахла сигарами, среди которых сидела. О, моя радость, о, моя любовь! О, драгоценные мои родители, не погнушавшиеся моим странным желанием, таким острым, таким взрослым - в мои пять лет…
У Мари был Щелкунчик. А у меня - Обезьяний принц из мира, где вино льется рекой и курево сыплется пачками.
Всем желаю, чтобы сбылось невероятное. То, что со стороны кажется нелепым, но попадает прямо в сердце. Конечно, пусть будет мир, здоровье и хлеб насущный. Но еще что-то, о чем мы уже и плакать устали… Пусть оно придет - оно, она, он. Ко всем. С новым годом!