Римас Туминас. Ревизор. Из детства.
Постараюсь восстановить ощущения человека, не отягощенного знаниями ни о Някрошюсе, ни о литовских режиссерах. Вряд ли это можно назвать анализом.
Темное пространство кажется распахнутым в бесконечность. Даже не хочется знать, что же там дальше, видимо, ничего хорошего. Очень неуютно в этом мире, многим - просто зябко и страшновато. Создается ощущение не то чтобы хаоса, а какого-то неведомого миропорядка, законы которого нам (и жителям) не известны и даже не возникает мысли что-то познать. Так бывает во сне: ощущение чего-то мистического, когда предметы очень материальны, они как бы выбиваются на первый план и режут глаза своей нарочитой вещественностью (картофель, непонятно почему оказавшийся на сцене, пестрый ковер...). Есть отдельные предметы, они не соединины никакими связями, им не то что одиноко, а они как бы отгораживаются друг от друга. Какой-то (как я бы сйчас сказала) куммулятивный набор... И всё время есть ощущение угрозы тайных сил. Наверно, такие ощущения бывают, если сидеть вечером в деревне зимой в избе, вечно какие-то фантазии полезут в голову, созвучные больше "Вечерам на хуторе...", чем Ревизору.
Ни Хлестаков, и другие песонажи не остались в памяти вообще. Только Городничий. По-моему, Маковецкий играл откровенного истерика, больше похожего на романтического героя или воспаленного юношу из Достоевского; как-то не было там ни юмора, ни сарказма, а всё больше обида, напряженное ожидание, и всё всерьез.
Еще помню, как Маковецкий выходит на авансцену с топором и начинает рубить дрова. Было очень страшно, потому что я сидела посередине перед первым рядом на портфеле. Казалось, что топор опустится на меня ))
Темное пространство кажется распахнутым в бесконечность. Даже не хочется знать, что же там дальше, видимо, ничего хорошего. Очень неуютно в этом мире, многим - просто зябко и страшновато. Создается ощущение не то чтобы хаоса, а какого-то неведомого миропорядка, законы которого нам (и жителям) не известны и даже не возникает мысли что-то познать. Так бывает во сне: ощущение чего-то мистического, когда предметы очень материальны, они как бы выбиваются на первый план и режут глаза своей нарочитой вещественностью (картофель, непонятно почему оказавшийся на сцене, пестрый ковер...). Есть отдельные предметы, они не соединины никакими связями, им не то что одиноко, а они как бы отгораживаются друг от друга. Какой-то (как я бы сйчас сказала) куммулятивный набор... И всё время есть ощущение угрозы тайных сил. Наверно, такие ощущения бывают, если сидеть вечером в деревне зимой в избе, вечно какие-то фантазии полезут в голову, созвучные больше "Вечерам на хуторе...", чем Ревизору.
Ни Хлестаков, и другие песонажи не остались в памяти вообще. Только Городничий. По-моему, Маковецкий играл откровенного истерика, больше похожего на романтического героя или воспаленного юношу из Достоевского; как-то не было там ни юмора, ни сарказма, а всё больше обида, напряженное ожидание, и всё всерьез.
Еще помню, как Маковецкий выходит на авансцену с топором и начинает рубить дрова. Было очень страшно, потому что я сидела посередине перед первым рядом на портфеле. Казалось, что топор опустится на меня ))