(no subject)
Очередной обрывок по сыгранному. Канон тут где-то сбоку.
- ...Макалаурэ!
Голос достаточно настойчив, чтобы пробиться сквозь мутную, вязкую пелену забытья.
- Канафинвэ Макалаурэ!
Похоже, раз меня так упорно пытаются дозваться - зачем-то я очень нужен. Вцепившись в голос, словно в чью-то руку, медленно выползаю из тумана, пытаясь понять, где я и что со мной.
Последнее, что помнится - палаты исцеления, где я, наскоро перевязав плечо, разодранное крылатой тварью (не то чтобы царапина, но многим из наших досталось куда серьёзнее), работал вместе с целителями: заговаривал кровь, пел чары, снимающие боль...
А теперь почему-то надо мной белёный потолок, на фоне которого вырисовывается чьё-то лицо. Кажется, знакомое - но я никак не могу его узнать.
Нет, не так.
Мой разум, несмотря на всю затуманенность, уже узнал его - но наотрез отказывается признавать реальность того, что видит.
Потому что этого не может быть. Его - того, кто стоит сейчас надо мной - вообще не может быть на этом берегу. Он остался в Арамане, он наверняка уже вернулся в Тирион, где правил много лет...
Лорд Нолофинвэ Аракано, нимало не смущённый тем, что его тут не может быть, молча изучает меня с высоты своего роста.
Молчание затягивается. Наверное, надо что-то сказать, хотя бы поздороваться - но моё пересохшее горло способно выдавить лишь жалкий хрип.
Нолофинвэ так же молча берёт со стола кувшин, наливает в чашку воды, помогает мне приподняться. Пока я перевожу дыхание, он наконец произносит:
- Макалаурэ, я предлагаю вам всем на время перебраться в нашу крепость. Она куда надёжнее вашей.
Ни приветствий, ни расшаркиваний - сразу к делу. Нет, это точно Нолофинвэ. Вражий морок таким достоверным быть не может.
Предложение, конечно, очень своевременное. Донельзя своевременное. У нас на ногах сейчас едва треть войска, от западной стены остались обгоревшие обломки, а от одного воспоминания, как эти крылатые, перемахивая через частокол, хозяйничали у нас во дворе, как у себя дома, мороз продирает. И возможность где-нибудь укрыться, пока мы сможем зализать раны и заново отстроить укрепления, была бы очень нелишней...
Но после всего, что произошло между нашими Домами, предложить такое можно только в насмешку. Потому что в великодушие и всепрощение я не верю.
Внимательно смотрю на Нолофинвэ. Но на лице лорда Второго дома ни тени улыбки, и похоже, он предельно серьёзен.
Пока я пытаюсь переварить услышанное, он продолжает:
- Я уже знаю о смерти вашего отца, о том, что случилось с твоими братьями...
Братья... сколько их у меня осталось? Нэльо не вернулся из того растреклятого посольства, Атаринке сгинул вместе с ним, Тьелко...
Когда я в последний раз видел Тьелко, он отбивался от вцепившейся в него крылатой твари.
Я вскакиваю, забыв про боль - и она тут же о себе напоминает, аж до темноты в глазах. Нолофинвэ аккуратно подхватывает меня, не давая упасть.
- Мой брат Тьелкормо здесь? - я с надеждой вглядываюсь в его лицо, но он качает головой:
- Мы не видели его в крепости, - и добавляет, прежде чем я успеваю ответить: - Куруфинвэ сейчас у нас, и с ним уже почти всё в порядке. Доберёшься до нас - сам увидишь.
Когда мы наконец добираемся до крепости на южном берегу Митрима, меня едва хватает на то, чтобы подумать: вот так и надо было строить с самого начала. Со стеной в два наката, с крытыми галереями для лучников и рвом вокруг. Надёжная крепость. Не то что наша.
В седле я держусь уже исключительно на гордости. Боль в плече накатывает пульсирующими волнами, сознание мутится; мысли едва шевелятся, словно мухи, влипшие в мёд. Должно быть, поэтому то, что мне следовало понять сразу, доходит до меня, лишь когда к нашим ногам опускается подъёмный мост. Услышанные по пути обрывки разговоров складываются в единую картину - и картина эта страшна.
Они перешли море по Льдам. По Хэлкараксэ, Вздыбленному льду. По которому пройти невозможно.
Они прошли, хотя и многих потеряли в этом переходе.
И если, несмотря на это, Нолофинвэ счёл возможным предложить нам свою защиту...
Похоже, они просто не знают, что корабли сожгли мы. Что мы стали причиной их потерь.
Я натягиваю поводья и разворачиваюсь лицом к остальным. Нолофинвэ озадаченно поднимает бровь.
- Лорд Нолофинвэ, - я смотрю на него, не отводя взгляда. - Скажи, ты согласен впустить нас под свой кров даже после тех горестей, что мы вам принесли?
Он смотрит на меня молча, непонимающе - лишь лицо каменеет, и зрачки делаются совсем большими и тёмными.
Выпрямляюсь, набираю побольше воздуха в лёгкие - словно перед прыжком в ледяную воду.
Взгляд не опускать.
- Это мы сожгли корабли.
За плечом у Нолофинвэ кто-то коротко ахает - кажется, Турукано, всю дорогу маячивший позади старшего безмолвной тенью.
- Расскажи мне, - приказывает брат моего отца. И я начинаю рассказывать.
Я не пытаюсь оправдаться, не пытаюсь выгородить ни себя, ни отца, ни братьев. Мы виновны. Мы, род Феанаро.
Нам казалось, так будет лучше. Вы, поняв, что путь через море невозможен, вернётесь в Аман, будете прощены - а отцу не придётся заниматься перетягиванием власти ещё и на этом берегу...
Нолофинвэ, если ты согласишься принять под свою защиту тех, кто пошёл с нами - я готов принять от тебя любую кару. Пусть вся вина моего Дома ляжет на меня: ведь я тоже бросал факела, считая, что наш отец прав. Лишь Нэльо осмелился воспротивиться ему: не делом, но хотя бы словом...
- Я никогда не сомневался в нём, - вполголоса выдыхает Финдекано.
Умолкнув, я смотрю на Нолофинвэ.
Решай же. Что угодно - реши наконец.
- Входи уже, - спокойно произносит Нолофинвэ. - Не стой на пороге. В крепости поговорим.
Напряжение, державшее меня натянутой струной, отпускает резко и сразу - так резко, что я пошатываюсь и едва не падаю из седла. Чья-то рука успевает меня подхватить; когда перед глазами немного проясняется, я вижу рядом Финдекано.
- Спасибо, что верил в Нэльо, - тихо говорю я ему. Он хмыкает.
- А разве можно было иначе?
- ...Макалаурэ!
Голос достаточно настойчив, чтобы пробиться сквозь мутную, вязкую пелену забытья.
- Канафинвэ Макалаурэ!
Похоже, раз меня так упорно пытаются дозваться - зачем-то я очень нужен. Вцепившись в голос, словно в чью-то руку, медленно выползаю из тумана, пытаясь понять, где я и что со мной.
Последнее, что помнится - палаты исцеления, где я, наскоро перевязав плечо, разодранное крылатой тварью (не то чтобы царапина, но многим из наших досталось куда серьёзнее), работал вместе с целителями: заговаривал кровь, пел чары, снимающие боль...
А теперь почему-то надо мной белёный потолок, на фоне которого вырисовывается чьё-то лицо. Кажется, знакомое - но я никак не могу его узнать.
Нет, не так.
Мой разум, несмотря на всю затуманенность, уже узнал его - но наотрез отказывается признавать реальность того, что видит.
Потому что этого не может быть. Его - того, кто стоит сейчас надо мной - вообще не может быть на этом берегу. Он остался в Арамане, он наверняка уже вернулся в Тирион, где правил много лет...
Лорд Нолофинвэ Аракано, нимало не смущённый тем, что его тут не может быть, молча изучает меня с высоты своего роста.
Молчание затягивается. Наверное, надо что-то сказать, хотя бы поздороваться - но моё пересохшее горло способно выдавить лишь жалкий хрип.
Нолофинвэ так же молча берёт со стола кувшин, наливает в чашку воды, помогает мне приподняться. Пока я перевожу дыхание, он наконец произносит:
- Макалаурэ, я предлагаю вам всем на время перебраться в нашу крепость. Она куда надёжнее вашей.
Ни приветствий, ни расшаркиваний - сразу к делу. Нет, это точно Нолофинвэ. Вражий морок таким достоверным быть не может.
Предложение, конечно, очень своевременное. Донельзя своевременное. У нас на ногах сейчас едва треть войска, от западной стены остались обгоревшие обломки, а от одного воспоминания, как эти крылатые, перемахивая через частокол, хозяйничали у нас во дворе, как у себя дома, мороз продирает. И возможность где-нибудь укрыться, пока мы сможем зализать раны и заново отстроить укрепления, была бы очень нелишней...
Но после всего, что произошло между нашими Домами, предложить такое можно только в насмешку. Потому что в великодушие и всепрощение я не верю.
Внимательно смотрю на Нолофинвэ. Но на лице лорда Второго дома ни тени улыбки, и похоже, он предельно серьёзен.
Пока я пытаюсь переварить услышанное, он продолжает:
- Я уже знаю о смерти вашего отца, о том, что случилось с твоими братьями...
Братья... сколько их у меня осталось? Нэльо не вернулся из того растреклятого посольства, Атаринке сгинул вместе с ним, Тьелко...
Когда я в последний раз видел Тьелко, он отбивался от вцепившейся в него крылатой твари.
Я вскакиваю, забыв про боль - и она тут же о себе напоминает, аж до темноты в глазах. Нолофинвэ аккуратно подхватывает меня, не давая упасть.
- Мой брат Тьелкормо здесь? - я с надеждой вглядываюсь в его лицо, но он качает головой:
- Мы не видели его в крепости, - и добавляет, прежде чем я успеваю ответить: - Куруфинвэ сейчас у нас, и с ним уже почти всё в порядке. Доберёшься до нас - сам увидишь.
Когда мы наконец добираемся до крепости на южном берегу Митрима, меня едва хватает на то, чтобы подумать: вот так и надо было строить с самого начала. Со стеной в два наката, с крытыми галереями для лучников и рвом вокруг. Надёжная крепость. Не то что наша.
В седле я держусь уже исключительно на гордости. Боль в плече накатывает пульсирующими волнами, сознание мутится; мысли едва шевелятся, словно мухи, влипшие в мёд. Должно быть, поэтому то, что мне следовало понять сразу, доходит до меня, лишь когда к нашим ногам опускается подъёмный мост. Услышанные по пути обрывки разговоров складываются в единую картину - и картина эта страшна.
Они перешли море по Льдам. По Хэлкараксэ, Вздыбленному льду. По которому пройти невозможно.
Они прошли, хотя и многих потеряли в этом переходе.
И если, несмотря на это, Нолофинвэ счёл возможным предложить нам свою защиту...
Похоже, они просто не знают, что корабли сожгли мы. Что мы стали причиной их потерь.
Я натягиваю поводья и разворачиваюсь лицом к остальным. Нолофинвэ озадаченно поднимает бровь.
- Лорд Нолофинвэ, - я смотрю на него, не отводя взгляда. - Скажи, ты согласен впустить нас под свой кров даже после тех горестей, что мы вам принесли?
Он смотрит на меня молча, непонимающе - лишь лицо каменеет, и зрачки делаются совсем большими и тёмными.
Выпрямляюсь, набираю побольше воздуха в лёгкие - словно перед прыжком в ледяную воду.
Взгляд не опускать.
- Это мы сожгли корабли.
За плечом у Нолофинвэ кто-то коротко ахает - кажется, Турукано, всю дорогу маячивший позади старшего безмолвной тенью.
- Расскажи мне, - приказывает брат моего отца. И я начинаю рассказывать.
Я не пытаюсь оправдаться, не пытаюсь выгородить ни себя, ни отца, ни братьев. Мы виновны. Мы, род Феанаро.
Нам казалось, так будет лучше. Вы, поняв, что путь через море невозможен, вернётесь в Аман, будете прощены - а отцу не придётся заниматься перетягиванием власти ещё и на этом берегу...
Нолофинвэ, если ты согласишься принять под свою защиту тех, кто пошёл с нами - я готов принять от тебя любую кару. Пусть вся вина моего Дома ляжет на меня: ведь я тоже бросал факела, считая, что наш отец прав. Лишь Нэльо осмелился воспротивиться ему: не делом, но хотя бы словом...
- Я никогда не сомневался в нём, - вполголоса выдыхает Финдекано.
Умолкнув, я смотрю на Нолофинвэ.
Решай же. Что угодно - реши наконец.
- Входи уже, - спокойно произносит Нолофинвэ. - Не стой на пороге. В крепости поговорим.
Напряжение, державшее меня натянутой струной, отпускает резко и сразу - так резко, что я пошатываюсь и едва не падаю из седла. Чья-то рука успевает меня подхватить; когда перед глазами немного проясняется, я вижу рядом Финдекано.
- Спасибо, что верил в Нэльо, - тихо говорю я ему. Он хмыкает.
- А разве можно было иначе?