Под звуки нестареющего вальса
И таки да.
У меня с дивана свисает малиновая ленточка, красивая очень, с золотом.
И таки да.
Оглядела всех утирающих слёзы, парадных, таких красивых и больших - плачут. Начали аккурат после Дашиной речи про маму, которую я слушала, каюсь, в пол-уха - меня трудно задеть заранее подготовленными и заученными словами. Я как раз подумала о том, как же их легко растрогать незамысловатой банальностью. Удивилась про себя. Внутренне побравурничала, что вот, а я не плачу, "а нам, всё равно, а нам всё равно, не боимся мы волка и совы". Ещё каким-то полуосознаваемым страхом пронеслось: "А может со мной что не так? А может это мне недоступно чувствовать то, что чувствуют они? А вдруг я так ничего и не почувствую?"
По ходу линейки отпускала полные едкого сарказма шуточки и комментарии, веселила всех рядом стоящих, наслаждалась эффектом.
Но вот когда у грозной завуча, непоколебимой Елены Николаевны, женщины-стальная хватка, женщины-вамп, женщины-мужчины, посреди своих напутственных слов предательски задрожал голос, так, что все вокруг неловко застыли - она последняя, от кого вообще можно ожидать слёз, - вот тут во мне зашевелилось что-то очень живое.
И, сразу после - всё, что унесу с собой отсюда, прекрасные, дивные минуты: бескрайнее, куда хватает глаз, небо, такое, что кажется, вот сейчас разбежишься и прыгнешь в него, полное ощущение другой плоскости, притом не менее реальной, чем земная; все любимые, все родные уже - сливаются. Влюблённости первые, вторые и третьи, соседи по парте, вики-димы-юли-маши-кати и марьиванны, и нет никого отдельного, все вместе, все - целое, все - единое. И разжимаются руки. И вверх взмывают шары. И свой теряешь из виду сразу же, потому что и нет и, кажется, и не было никогда никакого твоего - они летят вместе, они в небе, они высоко, и все ревут, ревут все совершенно, задрав головы, обнимая друг дружку и уже не замечая, кого именно обнимают, потому что обнимая одного - обнимаешь и всех одновременно. И солнце нещадно печёт в макушку, и чувствуешь, как отпускаешь в это небо что-то очень, очень важное - навсегда. Без пафоса, без патетики, вполне такое реальное "Навсегда". Очарование минуты. Светлейшие слёзы, за которые не стыдно, - ни от камер не хочется уворачиваться, ни вытирать.
А шары уже далеко.
И сегодняшний день неминуемо, невозвратимо становится Прошлым.
Только ленточка с дивана свисает.
И в первый раз так странно ставить привычный тег "школа-убийца".
У меня с дивана свисает малиновая ленточка, красивая очень, с золотом.
И таки да.
Оглядела всех утирающих слёзы, парадных, таких красивых и больших - плачут. Начали аккурат после Дашиной речи про маму, которую я слушала, каюсь, в пол-уха - меня трудно задеть заранее подготовленными и заученными словами. Я как раз подумала о том, как же их легко растрогать незамысловатой банальностью. Удивилась про себя. Внутренне побравурничала, что вот, а я не плачу, "а нам, всё равно, а нам всё равно, не боимся мы волка и совы". Ещё каким-то полуосознаваемым страхом пронеслось: "А может со мной что не так? А может это мне недоступно чувствовать то, что чувствуют они? А вдруг я так ничего и не почувствую?"
По ходу линейки отпускала полные едкого сарказма шуточки и комментарии, веселила всех рядом стоящих, наслаждалась эффектом.
Но вот когда у грозной завуча, непоколебимой Елены Николаевны, женщины-стальная хватка, женщины-вамп, женщины-мужчины, посреди своих напутственных слов предательски задрожал голос, так, что все вокруг неловко застыли - она последняя, от кого вообще можно ожидать слёз, - вот тут во мне зашевелилось что-то очень живое.
И, сразу после - всё, что унесу с собой отсюда, прекрасные, дивные минуты: бескрайнее, куда хватает глаз, небо, такое, что кажется, вот сейчас разбежишься и прыгнешь в него, полное ощущение другой плоскости, притом не менее реальной, чем земная; все любимые, все родные уже - сливаются. Влюблённости первые, вторые и третьи, соседи по парте, вики-димы-юли-маши-кати и марьиванны, и нет никого отдельного, все вместе, все - целое, все - единое. И разжимаются руки. И вверх взмывают шары. И свой теряешь из виду сразу же, потому что и нет и, кажется, и не было никогда никакого твоего - они летят вместе, они в небе, они высоко, и все ревут, ревут все совершенно, задрав головы, обнимая друг дружку и уже не замечая, кого именно обнимают, потому что обнимая одного - обнимаешь и всех одновременно. И солнце нещадно печёт в макушку, и чувствуешь, как отпускаешь в это небо что-то очень, очень важное - навсегда. Без пафоса, без патетики, вполне такое реальное "Навсегда". Очарование минуты. Светлейшие слёзы, за которые не стыдно, - ни от камер не хочется уворачиваться, ни вытирать.
А шары уже далеко.
И сегодняшний день неминуемо, невозвратимо становится Прошлым.
Только ленточка с дивана свисает.
И в первый раз так странно ставить привычный тег "школа-убийца".