Когда мир сжимается до четырёх букв....
Мама просила позвонить по возвращении и отчитаться, как мы справились с тридцатью юными театралами, которых нужно было в целости и сохранности доставить в театр и обратно.
- Мам, мы вернулись!
Мамин голос странно далёкий и звуки протяжно-растянуты, выдавлены с трудом :
- У, хорошо.... а он... принёс квитанции?
Я мучительно соображаю, кто такой "он", который с загадочными квитанциями, и понимаю, что ничего понять не могу.
- Мам, кто "он"?
- Нууу... (пауза)..Наташа, ты?...Я приходила...
Голос похож на растворяющееся эхо.
Я почти кричу:
- Мам, я, я! Что с тобой?
Звуки в трубки колеблются от мычания до всхлипов, вползают в меня леденящим ужасом повторения алгоритма - мама, телефонная трубка, выпавшая из ладони, "скорая", реанимация, километры, намотанные на линолиум больничных коридоров, сверлящий вопрос: "Выживет ли?", и следующий: "сможет ли двигаться?".
Тогда мы успели.
Я не отбиваюсь, я шепчу в трубку:
- Мама, мама, я приеду сейчас, приеду!
Одной рукой одеваюсь, то и дело роняю ключи, мучительно соображаю, матерю себя за то, что не пополнила счёт мобильного, выезжаю, не закрыв дома и ворот.
Не думать об этом. Я еду по делам. Ла-ла-ла.
В груди - ледяная ладонь, сжимающая сердце с жестокостью металлического пресса.
Выруливаю на объездную. Здесь можно быстрее.
Ла-ла-ла. Осень-то какая красивая. По утрам - иней кристалликами белыми. А у мамы розы по утрам в инее...
Мама... Успеть бы.
Нога сама выжимает газ, стальной обруч сдавливает черепушку. Пейзаж становится оранжевым и туманным, и мухи кружатся перед глазами. Колёса влетают на обочину, и об крыло скрежещет планка ограждения.
Мне нужно остановиться , иначе я никуда не доеду и никого не спасу.
Мне нужно зацепиться за какую-то дурацкую, навязчивую, мёртвую мысль.Нашла.
Дома нет соли. Нужно заехать в магазин. Соль - всему голова. Соль добывают в Артёмовске. Соль бывает каменная и "экстра". "Экстрой" я пользоваться не умею и всё время то недосаливаю, то пересаливаю.
Я закидала туманных мух солью за минуту. Последний километр.
В первый раз я благодарю ямы на дорогах и "лежачие полицейские" - только они помогают усилием воли переносить ступню на тормоз.
"Только не сейчас, Господи! Только не сейчас!"
Как будто когда-нибудь бывает "сейчас" и "вовремя".
Мир, огромный мир, сжимается до одного единственного желания: "только бы успеть", миллионы слов и образов теряют суть и смысл, сложившись в одно, главное: "МАМА"....
Калитка заперта, вваливаюсь через изгородь, раздавливая калиновые гроздья в ладонях, и вбегаю.
"Мама!" - не кричится - хрипится, бьёт молотом по вискам, - "Мама!"
Вот она, чёрная трубка городского, выпавшая из ладони на пол у кровати...
А я боюсь к ней прикоснуться.
А я боюсь, что...
Мама подтягивает покрывало и вздыхает во сне.
И тогда я хватаю её за плечи, обнимаю - не вырвется - и позволяю ведру слёз вылиться из меня.
Её волосы становятся мокрыми от этого нежданного ливня, а я вдыхаю её, глажу кровавыми от калинового сока ладонями, и шепчу в макушку : "Мамочка! Мамочка моя!" и смеюсь от счастья.
Она просто устала и прилегла отдохнуть. Спросонья ответила и выронила трубку, снова провалившись в сон.
Наконец ей удаётся вырваться, и она смотрит на меня удивлёнными глазами:
- Ну чего ты, чего? Чего ревёшь - то? Что случилось?
А я на неё смотрю, смотрю и не могу наглядется.
- Да так, мам... Машину поцарапала, расстроилась.
- Мам, мы вернулись!
Мамин голос странно далёкий и звуки протяжно-растянуты, выдавлены с трудом :
- У, хорошо.... а он... принёс квитанции?
Я мучительно соображаю, кто такой "он", который с загадочными квитанциями, и понимаю, что ничего понять не могу.
- Мам, кто "он"?
- Нууу... (пауза)..Наташа, ты?...Я приходила...
Голос похож на растворяющееся эхо.
Я почти кричу:
- Мам, я, я! Что с тобой?
Звуки в трубки колеблются от мычания до всхлипов, вползают в меня леденящим ужасом повторения алгоритма - мама, телефонная трубка, выпавшая из ладони, "скорая", реанимация, километры, намотанные на линолиум больничных коридоров, сверлящий вопрос: "Выживет ли?", и следующий: "сможет ли двигаться?".
Тогда мы успели.
Я не отбиваюсь, я шепчу в трубку:
- Мама, мама, я приеду сейчас, приеду!
Одной рукой одеваюсь, то и дело роняю ключи, мучительно соображаю, матерю себя за то, что не пополнила счёт мобильного, выезжаю, не закрыв дома и ворот.
Не думать об этом. Я еду по делам. Ла-ла-ла.
В груди - ледяная ладонь, сжимающая сердце с жестокостью металлического пресса.
Выруливаю на объездную. Здесь можно быстрее.
Ла-ла-ла. Осень-то какая красивая. По утрам - иней кристалликами белыми. А у мамы розы по утрам в инее...
Мама... Успеть бы.
Нога сама выжимает газ, стальной обруч сдавливает черепушку. Пейзаж становится оранжевым и туманным, и мухи кружатся перед глазами. Колёса влетают на обочину, и об крыло скрежещет планка ограждения.
Мне нужно остановиться , иначе я никуда не доеду и никого не спасу.
Мне нужно зацепиться за какую-то дурацкую, навязчивую, мёртвую мысль.Нашла.
Дома нет соли. Нужно заехать в магазин. Соль - всему голова. Соль добывают в Артёмовске. Соль бывает каменная и "экстра". "Экстрой" я пользоваться не умею и всё время то недосаливаю, то пересаливаю.
Я закидала туманных мух солью за минуту. Последний километр.
В первый раз я благодарю ямы на дорогах и "лежачие полицейские" - только они помогают усилием воли переносить ступню на тормоз.
"Только не сейчас, Господи! Только не сейчас!"
Как будто когда-нибудь бывает "сейчас" и "вовремя".
Мир, огромный мир, сжимается до одного единственного желания: "только бы успеть", миллионы слов и образов теряют суть и смысл, сложившись в одно, главное: "МАМА"....
Калитка заперта, вваливаюсь через изгородь, раздавливая калиновые гроздья в ладонях, и вбегаю.
"Мама!" - не кричится - хрипится, бьёт молотом по вискам, - "Мама!"
Вот она, чёрная трубка городского, выпавшая из ладони на пол у кровати...
А я боюсь к ней прикоснуться.
А я боюсь, что...
Мама подтягивает покрывало и вздыхает во сне.
И тогда я хватаю её за плечи, обнимаю - не вырвется - и позволяю ведру слёз вылиться из меня.
Её волосы становятся мокрыми от этого нежданного ливня, а я вдыхаю её, глажу кровавыми от калинового сока ладонями, и шепчу в макушку : "Мамочка! Мамочка моя!" и смеюсь от счастья.
Она просто устала и прилегла отдохнуть. Спросонья ответила и выронила трубку, снова провалившись в сон.
Наконец ей удаётся вырваться, и она смотрит на меня удивлёнными глазами:
- Ну чего ты, чего? Чего ревёшь - то? Что случилось?
А я на неё смотрю, смотрю и не могу наглядется.
- Да так, мам... Машину поцарапала, расстроилась.