Кузьма на пороге научного открытия
Когда я была маленькой девочкой (а такое время было, поверьте), у меня была своя комната, с которой я могла делать всё, что заблагорассудится. Переставлять, а то и вовсе сживать со свету такой мещанский атавизм как мебель, безумными фейерверкам разбрасывать ввысь и ширь игрушки, коих было не счесть, громко рыдать/хохотать/петь/молчать, часами расчёсывать гриву моей любимой лошади Агнессе, принесённой однажды папой с помойки на Масловке (волшебный мусорный бак, огороженный жестяным забором, за долгие годы своего существования стал для нашей семьи настоящим Эльдорадо). Но все эти либеральные блага были ничем в сравненьи с ещё одной привилегией, дарованной мне моими демократичными родственниками. Настоящим счастьем для меня было даже не то, что я могла обклеить свою дверь с наружной стороны вырезанными из журналов и газет абсурдными заголовками - в результате чего дверь превратилась в шизоидный экзистенциальный коллаж, - нет! Настоящим счастьем было то, что я могла рисовать на стенах. Гуашью, акрилом, тушью, карандашами и даже, о ужас, пачкучей, но столь полюбившейся мне пастелью... Ошалевшие от восторга гости в приступе благоговения то и дело облокачивались на стены и выходили из комнаты уже в несколько преображённых одеждах. Так мне удавалось ненавязчиво, но бескомпромиссно влиять на имидж своих знакомых.
Стоит ли говорить, что за годы, проведённые покорной вашей Кузьмой в её девичьей светёлке, обои, или то, что было когда-то обоями, превратились в многослойное пёстрое полотно из каких-то замысловатых зверей, бабочек и птиц, формул, букв и цифр, деревьев, профилей, цветовых пятен, штриховки, силуэтов, точек и тире.
Но был на одной из стен довольно внушительных размеров участок, который не видоизменялся никогда. Только на нём можно было проследить девственный узор убогоньких обоев, любовно наклеенных работницами ЖЭКа в самом начале Перестройки. Только на нём отдыхал глаз. На прозрачно-голубом крапчатом фоне неуверенной детской рукой нежно-салатовой пастелью было написано одно-единственное, еле заметное, но, как выяснилось впоследствии, самое сокровенное для меня слово. В О З Д У Х
Из уроков биологии в моей памяти отпечаталось только то, что, кажется веке в XVII жили-были какие-то два учёных мужчины - один вслед другого или одновременно - не помню, что в моём преклонном возрасте вполне простительно. Один из них говорил-говорил что-то о жизни, а другой - взял, да и поставил опыт с бульоном и мухой-дрозофилой. Выяснилось, что жизнь-то она жизнь, но возможна только там, где В О З Д У Х.
События, встречи, люди, еда, Бог, комиксы, музыка, книги и кино, пешеходные переходы, картины, картинки, парки и сады, море и огромные городские площади, поля, крыши, запахи, разговоры, город, тишина, любовь... Где нет в о з д у х а - для м е н я невыносимо.
Однажды казалось, что душнее быть не может. Тогда задохнулась душа.
Сейчас задыхается тело.
Удивительно, но, кажется, покорная ваша Кузьма стоит на пороге великого научного открытия.
! В БЕЗВОЗДУШНОМ ПРОСТРАНСТВЕ БЫВАЕТ ЖИЗНЬ !
Стоит ли говорить, что за годы, проведённые покорной вашей Кузьмой в её девичьей светёлке, обои, или то, что было когда-то обоями, превратились в многослойное пёстрое полотно из каких-то замысловатых зверей, бабочек и птиц, формул, букв и цифр, деревьев, профилей, цветовых пятен, штриховки, силуэтов, точек и тире.
Но был на одной из стен довольно внушительных размеров участок, который не видоизменялся никогда. Только на нём можно было проследить девственный узор убогоньких обоев, любовно наклеенных работницами ЖЭКа в самом начале Перестройки. Только на нём отдыхал глаз. На прозрачно-голубом крапчатом фоне неуверенной детской рукой нежно-салатовой пастелью было написано одно-единственное, еле заметное, но, как выяснилось впоследствии, самое сокровенное для меня слово. В О З Д У Х
Из уроков биологии в моей памяти отпечаталось только то, что, кажется веке в XVII жили-были какие-то два учёных мужчины - один вслед другого или одновременно - не помню, что в моём преклонном возрасте вполне простительно. Один из них говорил-говорил что-то о жизни, а другой - взял, да и поставил опыт с бульоном и мухой-дрозофилой. Выяснилось, что жизнь-то она жизнь, но возможна только там, где В О З Д У Х.
События, встречи, люди, еда, Бог, комиксы, музыка, книги и кино, пешеходные переходы, картины, картинки, парки и сады, море и огромные городские площади, поля, крыши, запахи, разговоры, город, тишина, любовь... Где нет в о з д у х а - для м е н я невыносимо.
Однажды казалось, что душнее быть не может. Тогда задохнулась душа.
Сейчас задыхается тело.
Удивительно, но, кажется, покорная ваша Кузьма стоит на пороге великого научного открытия.
! В БЕЗВОЗДУШНОМ ПРОСТРАНСТВЕ БЫВАЕТ ЖИЗНЬ !