Первым делом, первым делом самолёты... Пауль Клее в неожиданном контексте
Пауль Клее
и авиация.
Что между ними общего?
Казалось бы, ничего, сам Клее тоже так считал, но судьба повернулась таким образом, что ему пришлось несколько лет своей жизни потратить на обслуживание самолётов. Об этом факте его биографии я случайно узнала, отправившись с четырёхлетним сыном Яшкой в авиационный филиал Немецкого музея в Шляйсхайм.
В Шляйсхайме находился один из первых военных аэродромов Европы. Здесь располагались ангары и комендатура Королевских Баварских ВВС и квартировался 1-й Баварский авиационный батальон, принимавший в составе германской армии участие в Первой мировой войне. Позже здесь размещались подразделения Люфтваффе, а после Второй мировой - авиачасти американской армии.
Когда американцы ушли, в пустующих ангарах поселились многочисленные экспонаты авиационной техники Немецкого музея: модели самолётов и дирижаблей разных стран и времён,
а также оригиналы бипланов, монопланов и планеров разных эпох,
турбины, авиаприборы, униформа и прочее снаряжение лётчиков. Мальчишкам тут раздолье, можно побегать по залам между диковинными машинами, в некоторые, судя по рассказам в интернете, даже залезть. В одном из залов посетители постарше могут ознакомиться с экспериментами Отто Лилиенталя, пионера авиации, давшего научное обоснование причин парения птиц, во многом определившее её развитие.
Самолёты, нуждающиеся в починке, реставрируют прямо здесь же, на глазах у почтенной публики,
а раз в году музей устраивает показательные полёты своих олдтаймеров, и мы обязательно пойдём туда в этом году.
Однако вернёмся к Паулю Клее.
Что делал знаменитый художник в таком далёком от изобразительного искусства месте? Всё просто: он здесь "отбывал" свою воинскую повинность во время Первой мировой войны. Именно отбывал, потому что никакого патриотизма, захлестнувшего многих представителей немецкого общества того времени, в том числе его друга Франца Марка, ушедшего на войну добровольцем, у Клее не было. Он хотел заниматься искусством и, как мог, отстранялся от суровой исторической реальности, уходя в вымышленную реальность своих картин, но и его призвали в армию. Это произошло 4 марта 1916 года, как раз в тот день, когда пал под Вердуном уже упомянутый Франц Марк. Эти два события чрезвычайно его потрясли, Клее презирал войну и всё, что с ней связано, но у него не было выбора.
Открытка сыну Феликсу из Ландсхута, 20.03.16. Клее в центре
Клее-рекрут
Рисунок того времени: Когда я был рекрутом, 1916
К счастью, Клее повезло больше, чем другим: он не попал на фронт, после непродолжительной военной подготовки его определили в Шляйсхайм, где нашлось применение его художественным способностям: его обязанностями в Шляйсхайме стали подновление камуфляжного рисунка самолётов, покраска номеров и прочая околохудожественная деятельность.
Здесь Клее прослужил с 11 августа 1916 по 15 января 1917 года, после чего был переведён в лётную школу в Герстхофен под Аугсбургом, где "отбывал" ещё почти два года, до Рождества 1918-го, после которого уже не вернулся в армию.
Вот так выглядели лётчики того времени
А за такой работой можно было застать Клее в Шляйсхайме
Всё это время он усердно работал, с самого начала сумев выделить себе свободное от раскрашиваний самолётных крыльев время для творчества. Пока он служил, его работы то тут, то там выставлялись, были даже персональные выставки, многие исследователи его творчества и сам Клее считают военное время прорывом в творчестве, переходом на другой уровень. Объяснение этому, конечно, не культурное обновление и очищение через кровь и войну, которые пропагандировал Марк, чем сильно огорчал Клее, но вызванная одиночеством и вырванностью из нормальной жизни саморефлексия, которой он предавался эти годы. Несмотря на отсутствие прямой опасности, ему также приходилось выживать, будучи подневольным, ощущая себя статистом, крошечной шестерёнкой в ненавистном ему милитаристическом механизме, потеряв близкое по духу окружение, переживая смерть или высылку коллег по искусству, разлуку с женой и сыном... Я уже не говорю о том, что первое время он жил под постоянной угрозой быть отосланным на фронт. Бессмысленное существование требовало компенсации, которую давало творчество, практикуемое урывками и порой подпольно во время службы. Оно было главным, от войны Клее пытался абстрагироваться, а переносить тупость военных будней помогала ирония, с которой он описывал происходящее в письмах и дневниках. В своих записках он рисует реальность как некое театральное действо, называя крушение самолёта "первоклассным киноэффектом", примерку новичками униформы "генеральной примеркой костюмов", а свою роль "выступлением в отечественной трагедии". Однако за иронией и нарочитой поверхностностью скрываются стыд, боль, страх в связи с войной, которую Клее называл "великой европейской болезнью".
Вот несколько цитат.
Что за несчастье для всех нас эта война, и в особенности для меня, который так обязан Парижу и так связан духовной дружбой с французскими художниками. Как после всего этого мы будем смотреть друг другу в глаза? Какой стыд за уничтожение с обеих сторон! (из письма коллекционеру Герману Рупфу, 1914 год)
или
Как быстро течёт время, и каждый новый день - это минус один день безумной войны.
И с другой стороны о влиянии экстремальных условий на развитие личности:
"Время, конечно, непростое, но полное анализа и размышлений. Дало бы мое искусство такие быстрые ростки, как это произошло в 1916-17 годах, если бы я по-прежнему вёл беззаботную жизнь? Страстная тяга к преображению очень связана с изменением жизненных обстоятельств."
Война наложила свой отпечаток и на манеру письма. Как и многие другие художники, Клее почувствовал, что писать как раньше больше нельзя. С началом войны он обратился к абстракции, которую считал единственным адекватным изобразительным языком военного времени.
Чем ужаснее мир, тем абстрактнее искусство, тогда как счастливый мир порождает конкретное искусство.
Однако прямых признаков войны в работах времён службы в армии не так уж и много. Всё это время Клее пытался минимизировать влияние внешних обстоятельств как на искусство, так и на свою частную жизнь. Многие в этой связи пишут о внутренней эмиграции. Художник снимал комнаты, чтобы работать вдали от казарменной действительности, в командировках, сопровождая транспорты с самолётами на фронт, успевал заходить в музеи или навещать знакомых, договариваться о выставках и даже музицировать.
И всё-таки "великая европейская болезнь" заразила и его искусство. С августа по декабрь 1914 года он создал 6 рисунков и 6 акварелей, названия которых связаны с войной. Большая их часть была показана в мюнхенской галерее Ганса Гольца, однако это не принесло ему никакого успеха, не удалось продать ни одной картины. В феврале и марте 1915 года та же участь постигла военные работы Клее на выставке Нового Сецессиона.
Вот две из них.
Война, разрушающая страну, 1914
Война в вышине, 1914
Возможно, в связи с неуспехом или по какой-то другой причине, в 1915 году Клее практически оставляет эту тему: из 255 созданных в 1915 году работ с войной связаны только семь.
Смерть за идею, 1915
Разрушение и надежда, 1916
В 1917 году, после перевода в Герстхофен, тема войны возвращается, и в этот раз по понятной причине объектом интереса становится авиация.
Впрочем, тема полётов занимала Клее и раньше. И говоря о ней, я не могу не вспомнить известную гравюру "Герой с крылом".
Герой с крылом, 1905
Надпись в нижнем углу объясняет, о чём идёт речь: "Герой с крылом. Одарённый природой крылом, он вообразил, что создан для полётов, что приведёт его к гибели."
Странная гротескная фигура... С одной стороны, упрямое, сосредоточенное на достижении высокой цели выражение лица, античный шлем, венчающий голову, сильное мускулистое тело, с другой - уродливый пучок перьев вместо правой руки, недоразвитая, привязанная к подпорке левая, толстая шей с зобообразной выпуклостью, спущенные трусики и протез вместо левой ноги, из которого пробивается веточка лавра - всё это в совокупности рисует "героя" смехотворным существом, не понимающим абсурдность своей идеи.
Вот что пишет Клее о своем подопечном в дневнике: "Этот человек, рождённый в отличие от небесных созданий, только с одним ангельским крылом, предпринимает бесконечные попытки полётов. При этом он ломает себе руку и ногу, но продолжает держаться за свою идею. Контраст его монументальной, торжественной позы и плачевного состояния тела есть олицетворение трагикомедии."
Что заключено в этой сатирической фигуре: презрение к "героям" с помутнённым идеологией рассудком, скепсис относительно извечной мечты человечества летать, может быть, иронические размышления о собственном высоком предназначении и творческом взлёте, возможно, не менее смехотворном и опасном?
Последнее предположение - вовсе не результат моей бурной фантазии: идея полёта применительно к творчеству занимает Клее на протяжении лет. С одной стороны, искусство - это способ воспарить над реальностью, улететь прочь от ужасов войны,
В воздушном царстве, 1917
с другой стороны, любой полёт таит в себе потенциальную опасность падения.
Большую часть времени в лётной школе в Герстхофене Клее был ответственным за воинскую кассу, но поначалу ему приходилось заниматься и другой, менее комфортной деятельностью, например, сопровождать фотографов к месту крушений самолётов для документации происшествий. Крушений, в том числе со смертельным исходом, было много - авиация была ещё в младенчестве, обучение в лётной школе в период войны было скорым, а пилоты очень юными, так что не проходило недели, чтобы не упал очередной самолёт.
Увиденное в лётной школе не оставляло Клее ещё несколько лет после окончания войны. Начиная с 1917-го и до примерно 1920 года лейтмотивом его творчества становится тревожная зигзагообразная линия, стрелки, указывающие в разные направления, от земли или к земле, символические изображения летающих объектов, полусамолётов-полуптиц, тема разрушения и гибели.
Чёрная молния, 1917
Переживание в Лехауен, 1918
Клее всегда охотно изображал птиц. Как символ полёта и свободы, они во множестве населяют его диковинные пейзажи. С 1917 года птицы Клее принимают формы самолёта, постепенно всё более теряя свои биологические признаки. При этом все они неизбежно падают вниз. "Кусок лунного мира" - первый пример такой трансформации.
Кусок лунного мира, 1917
Некоторые птицы напоминают бумажные самолётики, с которыми играют дети: они, в отличие от настоящих, не разбиваются от падения.
Цветочный миф, 1918
Пейзаж с летающими птицами, одна проткнута стрелой, 1918
В 1918 году в названии одного из рисунков впервые появляется термин "самолётоптицы". Это уже совсем другие птицы: их тела больше не напоминают самолётики-оригами; собранные из прямоугольных прозрачных элементов, скреплённых друг с другом углами, они похожи на первые авиационные модели, у которых крылья были сделаны из натянутой на каркас ткани, именно такие видел Клее во время службы. Ещё большее сходство с самолётами им придают изображённые на крыльях кресты.
Самолётоптицы, 1918
Через год Клее сделает из рисунка картину, в которой появятся новые элементы: жирные, направленные вниз, стрелки, которые можно рассматривать как ещё более упрощённые изображения самолётов. Они подчёркивают стремительное движение вниз, близость катастрофы, напоминают стрелы или молнии, несут в себе угрозу опасности, разрушения, смерти.
Стремящиеся вниз птицы и воздушные стрелки, 1919
Падение самолётов, 1920
Но как бы ни усложнялась конструкция технически, у неё всегда остаются биологические элементы - ноги, голова или сердце птицы.
На следующей картине птица-самолёт напоминает черепаху, вероятно, из-за ассоциации брони самолёта с панцирем (см. чешуйчатый рисунок). На "птице" есть номер, как на самолёте (В Шляйсхайме Клее сам писал такие номера). И она тоже падает. Гигантская по размеру, она уже почти касается пустынной обезлюдевшей земли с редкими голыми деревьями.
Поистине апокалиптическая картина.
Падающая птица, 1919
На следующем рисунке похожее существо (или машина) пронзено стрелой и распластано на земле, при этом сам атакующий так же поражён в самое сердце и падает.
Слияние биологическогих и механических элементов в одном существе иллюстрирует простую мысль: внутри каждой машины, даже самой грозной и несущей смерть, сидит человек, чья жизнь чрезвычайно хрупка и может оборваться при падении. Отсюда сердце - пульсирующий символ жизни.
Воздушная война, 1919
Рисунок для картины с самолётом, 1920
Космически-механическое, 1919
Выставка
А теперь, немного получив представление о взаимотношениях художника и авиации, давайте нырнём на выставку, которая прошла в музее в связи со столетием пребывания Клее в Шляйсхайме. Выставка давно закрылась (я всё реже нахожу время, чтобы написать какой-нибудь отчёт в ЖЖ), но на неё можно вглянуть здесь, она достойна похвалы и восхищения, мне кажется, именно так нужно знакомить детей с искусством, и если бы я узнала о ней не за неделю до закрытия, я бы непременно привела сюда знакомых детей, порисовать и поговорить о художнике, в творчестве которого такую важную роль сыграло детство.
Я видела немало картинных галерей, все они были взрослыми, а эта - первая галерея понарошку. В ней не было ни одного оригинала, только хорошие репродукции на холсте в размере оригиналов. В этом самом месте многие, вероятно, захотят воскликнуть: "Как можно?" Да-да, я знаю, книги нужно читать только бумажные, а картины смотреть только в оригинале. Но как же мне стало легко, когда, зачитавшись, я забыла о Яшке, а потом обнаружив его путешествующим пальчиком по линии на картине выше, не услышала сигнализации и окриков смотрителей. Меня только попросили немного проследить за тем, чтобы он её, по возможности, не проткнул. И здесь я не могу не вспомнить арт-терапевта Лену Макарову, с которой мы когда-то пытались "войти в картину". Детям, чтобы увидеть и понять, нужно потрогать. Если не войти в картину, то хотя бы к ней прикоснуться. Мой ребёнок без этого пока просто не может, поэтому мы не ходим с ним смотреть картины: арестованный с двух сторон родителями, он не может на них смотреть.
Сейчас много разных детских интерактивных музеев, но картинные галереи, где всё можно потрогать, мне не попадались. Вот было бы здорово, сделать музей с воссозданными интерьерами отдельных картин, в котором можно было бы попробовать натюрморты, походить по старинным комнатам, поваляться на кровати с балдахином, повозиться с посудой, заглянуть в шкатулку с драгоценностями - увидеть всё изнутри, поиграть в пространстве картины. Понятно, что распятия и прочие религиозные сюжеты для этой цели не годятся, а вот абстракции, натюрморты, многие жанровые картины вполне. Наверное, тогда ребёнок навсегда запомнит и полюбит оригинал.
На выставке Клее всё было проще, но какие-то элементы вхождения в живопись были.
Вход на выставку.
Счётчик посетителей.
Иллюстрация трёх столпов, на которых держится изобразительное искусство: точки, линии и плоскости.
Просто вещи, чтобы потрогать или поваляться.
Этот закуток с восточным ковриком, картой, пальмой и чемоданом посвящён путешествию в Тунис.
Кукольный театрик. Такой Клее когда-то сделал для своего сына Феликса.
Местные дети натворили своих прекрасных персонажей, очень обогатив выставку.
Вещи и фотографии.
Картины.
и авиация.
Что между ними общего?
Казалось бы, ничего, сам Клее тоже так считал, но судьба повернулась таким образом, что ему пришлось несколько лет своей жизни потратить на обслуживание самолётов. Об этом факте его биографии я случайно узнала, отправившись с четырёхлетним сыном Яшкой в авиационный филиал Немецкого музея в Шляйсхайм.
В Шляйсхайме находился один из первых военных аэродромов Европы. Здесь располагались ангары и комендатура Королевских Баварских ВВС и квартировался 1-й Баварский авиационный батальон, принимавший в составе германской армии участие в Первой мировой войне. Позже здесь размещались подразделения Люфтваффе, а после Второй мировой - авиачасти американской армии.
Когда американцы ушли, в пустующих ангарах поселились многочисленные экспонаты авиационной техники Немецкого музея: модели самолётов и дирижаблей разных стран и времён,
а также оригиналы бипланов, монопланов и планеров разных эпох,
турбины, авиаприборы, униформа и прочее снаряжение лётчиков. Мальчишкам тут раздолье, можно побегать по залам между диковинными машинами, в некоторые, судя по рассказам в интернете, даже залезть. В одном из залов посетители постарше могут ознакомиться с экспериментами Отто Лилиенталя, пионера авиации, давшего научное обоснование причин парения птиц, во многом определившее её развитие.
Самолёты, нуждающиеся в починке, реставрируют прямо здесь же, на глазах у почтенной публики,
а раз в году музей устраивает показательные полёты своих олдтаймеров, и мы обязательно пойдём туда в этом году.
Однако вернёмся к Паулю Клее.
Что делал знаменитый художник в таком далёком от изобразительного искусства месте? Всё просто: он здесь "отбывал" свою воинскую повинность во время Первой мировой войны. Именно отбывал, потому что никакого патриотизма, захлестнувшего многих представителей немецкого общества того времени, в том числе его друга Франца Марка, ушедшего на войну добровольцем, у Клее не было. Он хотел заниматься искусством и, как мог, отстранялся от суровой исторической реальности, уходя в вымышленную реальность своих картин, но и его призвали в армию. Это произошло 4 марта 1916 года, как раз в тот день, когда пал под Вердуном уже упомянутый Франц Марк. Эти два события чрезвычайно его потрясли, Клее презирал войну и всё, что с ней связано, но у него не было выбора.
Открытка сыну Феликсу из Ландсхута, 20.03.16. Клее в центре
Клее-рекрут
Рисунок того времени: Когда я был рекрутом, 1916
К счастью, Клее повезло больше, чем другим: он не попал на фронт, после непродолжительной военной подготовки его определили в Шляйсхайм, где нашлось применение его художественным способностям: его обязанностями в Шляйсхайме стали подновление камуфляжного рисунка самолётов, покраска номеров и прочая околохудожественная деятельность.
Здесь Клее прослужил с 11 августа 1916 по 15 января 1917 года, после чего был переведён в лётную школу в Герстхофен под Аугсбургом, где "отбывал" ещё почти два года, до Рождества 1918-го, после которого уже не вернулся в армию.
Вот так выглядели лётчики того времени
А за такой работой можно было застать Клее в Шляйсхайме
Всё это время он усердно работал, с самого начала сумев выделить себе свободное от раскрашиваний самолётных крыльев время для творчества. Пока он служил, его работы то тут, то там выставлялись, были даже персональные выставки, многие исследователи его творчества и сам Клее считают военное время прорывом в творчестве, переходом на другой уровень. Объяснение этому, конечно, не культурное обновление и очищение через кровь и войну, которые пропагандировал Марк, чем сильно огорчал Клее, но вызванная одиночеством и вырванностью из нормальной жизни саморефлексия, которой он предавался эти годы. Несмотря на отсутствие прямой опасности, ему также приходилось выживать, будучи подневольным, ощущая себя статистом, крошечной шестерёнкой в ненавистном ему милитаристическом механизме, потеряв близкое по духу окружение, переживая смерть или высылку коллег по искусству, разлуку с женой и сыном... Я уже не говорю о том, что первое время он жил под постоянной угрозой быть отосланным на фронт. Бессмысленное существование требовало компенсации, которую давало творчество, практикуемое урывками и порой подпольно во время службы. Оно было главным, от войны Клее пытался абстрагироваться, а переносить тупость военных будней помогала ирония, с которой он описывал происходящее в письмах и дневниках. В своих записках он рисует реальность как некое театральное действо, называя крушение самолёта "первоклассным киноэффектом", примерку новичками униформы "генеральной примеркой костюмов", а свою роль "выступлением в отечественной трагедии". Однако за иронией и нарочитой поверхностностью скрываются стыд, боль, страх в связи с войной, которую Клее называл "великой европейской болезнью".
Вот несколько цитат.
Что за несчастье для всех нас эта война, и в особенности для меня, который так обязан Парижу и так связан духовной дружбой с французскими художниками. Как после всего этого мы будем смотреть друг другу в глаза? Какой стыд за уничтожение с обеих сторон! (из письма коллекционеру Герману Рупфу, 1914 год)
или
Как быстро течёт время, и каждый новый день - это минус один день безумной войны.
И с другой стороны о влиянии экстремальных условий на развитие личности:
"Время, конечно, непростое, но полное анализа и размышлений. Дало бы мое искусство такие быстрые ростки, как это произошло в 1916-17 годах, если бы я по-прежнему вёл беззаботную жизнь? Страстная тяга к преображению очень связана с изменением жизненных обстоятельств."
Война наложила свой отпечаток и на манеру письма. Как и многие другие художники, Клее почувствовал, что писать как раньше больше нельзя. С началом войны он обратился к абстракции, которую считал единственным адекватным изобразительным языком военного времени.
Чем ужаснее мир, тем абстрактнее искусство, тогда как счастливый мир порождает конкретное искусство.
Однако прямых признаков войны в работах времён службы в армии не так уж и много. Всё это время Клее пытался минимизировать влияние внешних обстоятельств как на искусство, так и на свою частную жизнь. Многие в этой связи пишут о внутренней эмиграции. Художник снимал комнаты, чтобы работать вдали от казарменной действительности, в командировках, сопровождая транспорты с самолётами на фронт, успевал заходить в музеи или навещать знакомых, договариваться о выставках и даже музицировать.
И всё-таки "великая европейская болезнь" заразила и его искусство. С августа по декабрь 1914 года он создал 6 рисунков и 6 акварелей, названия которых связаны с войной. Большая их часть была показана в мюнхенской галерее Ганса Гольца, однако это не принесло ему никакого успеха, не удалось продать ни одной картины. В феврале и марте 1915 года та же участь постигла военные работы Клее на выставке Нового Сецессиона.
Вот две из них.
Война, разрушающая страну, 1914
Война в вышине, 1914
Возможно, в связи с неуспехом или по какой-то другой причине, в 1915 году Клее практически оставляет эту тему: из 255 созданных в 1915 году работ с войной связаны только семь.
Смерть за идею, 1915
Разрушение и надежда, 1916
В 1917 году, после перевода в Герстхофен, тема войны возвращается, и в этот раз по понятной причине объектом интереса становится авиация.
Впрочем, тема полётов занимала Клее и раньше. И говоря о ней, я не могу не вспомнить известную гравюру "Герой с крылом".
Герой с крылом, 1905
Надпись в нижнем углу объясняет, о чём идёт речь: "Герой с крылом. Одарённый природой крылом, он вообразил, что создан для полётов, что приведёт его к гибели."
Странная гротескная фигура... С одной стороны, упрямое, сосредоточенное на достижении высокой цели выражение лица, античный шлем, венчающий голову, сильное мускулистое тело, с другой - уродливый пучок перьев вместо правой руки, недоразвитая, привязанная к подпорке левая, толстая шей с зобообразной выпуклостью, спущенные трусики и протез вместо левой ноги, из которого пробивается веточка лавра - всё это в совокупности рисует "героя" смехотворным существом, не понимающим абсурдность своей идеи.
Вот что пишет Клее о своем подопечном в дневнике: "Этот человек, рождённый в отличие от небесных созданий, только с одним ангельским крылом, предпринимает бесконечные попытки полётов. При этом он ломает себе руку и ногу, но продолжает держаться за свою идею. Контраст его монументальной, торжественной позы и плачевного состояния тела есть олицетворение трагикомедии."
Что заключено в этой сатирической фигуре: презрение к "героям" с помутнённым идеологией рассудком, скепсис относительно извечной мечты человечества летать, может быть, иронические размышления о собственном высоком предназначении и творческом взлёте, возможно, не менее смехотворном и опасном?
Последнее предположение - вовсе не результат моей бурной фантазии: идея полёта применительно к творчеству занимает Клее на протяжении лет. С одной стороны, искусство - это способ воспарить над реальностью, улететь прочь от ужасов войны,
В воздушном царстве, 1917
с другой стороны, любой полёт таит в себе потенциальную опасность падения.
Большую часть времени в лётной школе в Герстхофене Клее был ответственным за воинскую кассу, но поначалу ему приходилось заниматься и другой, менее комфортной деятельностью, например, сопровождать фотографов к месту крушений самолётов для документации происшествий. Крушений, в том числе со смертельным исходом, было много - авиация была ещё в младенчестве, обучение в лётной школе в период войны было скорым, а пилоты очень юными, так что не проходило недели, чтобы не упал очередной самолёт.
Увиденное в лётной школе не оставляло Клее ещё несколько лет после окончания войны. Начиная с 1917-го и до примерно 1920 года лейтмотивом его творчества становится тревожная зигзагообразная линия, стрелки, указывающие в разные направления, от земли или к земле, символические изображения летающих объектов, полусамолётов-полуптиц, тема разрушения и гибели.
Чёрная молния, 1917
Переживание в Лехауен, 1918
Клее всегда охотно изображал птиц. Как символ полёта и свободы, они во множестве населяют его диковинные пейзажи. С 1917 года птицы Клее принимают формы самолёта, постепенно всё более теряя свои биологические признаки. При этом все они неизбежно падают вниз. "Кусок лунного мира" - первый пример такой трансформации.
Кусок лунного мира, 1917
Некоторые птицы напоминают бумажные самолётики, с которыми играют дети: они, в отличие от настоящих, не разбиваются от падения.
Цветочный миф, 1918
Пейзаж с летающими птицами, одна проткнута стрелой, 1918
В 1918 году в названии одного из рисунков впервые появляется термин "самолётоптицы". Это уже совсем другие птицы: их тела больше не напоминают самолётики-оригами; собранные из прямоугольных прозрачных элементов, скреплённых друг с другом углами, они похожи на первые авиационные модели, у которых крылья были сделаны из натянутой на каркас ткани, именно такие видел Клее во время службы. Ещё большее сходство с самолётами им придают изображённые на крыльях кресты.
Самолётоптицы, 1918
Через год Клее сделает из рисунка картину, в которой появятся новые элементы: жирные, направленные вниз, стрелки, которые можно рассматривать как ещё более упрощённые изображения самолётов. Они подчёркивают стремительное движение вниз, близость катастрофы, напоминают стрелы или молнии, несут в себе угрозу опасности, разрушения, смерти.
Стремящиеся вниз птицы и воздушные стрелки, 1919
Падение самолётов, 1920
Но как бы ни усложнялась конструкция технически, у неё всегда остаются биологические элементы - ноги, голова или сердце птицы.
На следующей картине птица-самолёт напоминает черепаху, вероятно, из-за ассоциации брони самолёта с панцирем (см. чешуйчатый рисунок). На "птице" есть номер, как на самолёте (В Шляйсхайме Клее сам писал такие номера). И она тоже падает. Гигантская по размеру, она уже почти касается пустынной обезлюдевшей земли с редкими голыми деревьями.
Поистине апокалиптическая картина.
Падающая птица, 1919
На следующем рисунке похожее существо (или машина) пронзено стрелой и распластано на земле, при этом сам атакующий так же поражён в самое сердце и падает.
Слияние биологическогих и механических элементов в одном существе иллюстрирует простую мысль: внутри каждой машины, даже самой грозной и несущей смерть, сидит человек, чья жизнь чрезвычайно хрупка и может оборваться при падении. Отсюда сердце - пульсирующий символ жизни.
Воздушная война, 1919
Рисунок для картины с самолётом, 1920
Космически-механическое, 1919
Выставка
А теперь, немного получив представление о взаимотношениях художника и авиации, давайте нырнём на выставку, которая прошла в музее в связи со столетием пребывания Клее в Шляйсхайме. Выставка давно закрылась (я всё реже нахожу время, чтобы написать какой-нибудь отчёт в ЖЖ), но на неё можно вглянуть здесь, она достойна похвалы и восхищения, мне кажется, именно так нужно знакомить детей с искусством, и если бы я узнала о ней не за неделю до закрытия, я бы непременно привела сюда знакомых детей, порисовать и поговорить о художнике, в творчестве которого такую важную роль сыграло детство.
Я видела немало картинных галерей, все они были взрослыми, а эта - первая галерея понарошку. В ней не было ни одного оригинала, только хорошие репродукции на холсте в размере оригиналов. В этом самом месте многие, вероятно, захотят воскликнуть: "Как можно?" Да-да, я знаю, книги нужно читать только бумажные, а картины смотреть только в оригинале. Но как же мне стало легко, когда, зачитавшись, я забыла о Яшке, а потом обнаружив его путешествующим пальчиком по линии на картине выше, не услышала сигнализации и окриков смотрителей. Меня только попросили немного проследить за тем, чтобы он её, по возможности, не проткнул. И здесь я не могу не вспомнить арт-терапевта Лену Макарову, с которой мы когда-то пытались "войти в картину". Детям, чтобы увидеть и понять, нужно потрогать. Если не войти в картину, то хотя бы к ней прикоснуться. Мой ребёнок без этого пока просто не может, поэтому мы не ходим с ним смотреть картины: арестованный с двух сторон родителями, он не может на них смотреть.
Сейчас много разных детских интерактивных музеев, но картинные галереи, где всё можно потрогать, мне не попадались. Вот было бы здорово, сделать музей с воссозданными интерьерами отдельных картин, в котором можно было бы попробовать натюрморты, походить по старинным комнатам, поваляться на кровати с балдахином, повозиться с посудой, заглянуть в шкатулку с драгоценностями - увидеть всё изнутри, поиграть в пространстве картины. Понятно, что распятия и прочие религиозные сюжеты для этой цели не годятся, а вот абстракции, натюрморты, многие жанровые картины вполне. Наверное, тогда ребёнок навсегда запомнит и полюбит оригинал.
На выставке Клее всё было проще, но какие-то элементы вхождения в живопись были.
Вход на выставку.
Счётчик посетителей.
Иллюстрация трёх столпов, на которых держится изобразительное искусство: точки, линии и плоскости.
Просто вещи, чтобы потрогать или поваляться.
Этот закуток с восточным ковриком, картой, пальмой и чемоданом посвящён путешествию в Тунис.
Кукольный театрик. Такой Клее когда-то сделал для своего сына Феликса.
Местные дети натворили своих прекрасных персонажей, очень обогатив выставку.
Вещи и фотографии.
Картины.