(no subject)
БАЙКИ СЕВЕРНЫХ ЛЕСОВ
БРИГАДИР КОЛЬКА
Я уже давненько не был на Северах. Сейчас-то там жестко прошел неумытый сапог цивилизации - БАМ построили, тайгу повырубили… А лет двадцать назад нетрудно было встретить на Лене, на Витиме людей, будто сошедших со страниц «Угрюм-реки». Истинные сибиряки, они веками и тысячелетиями жили в стране, которая во всем остальном мире служит пугалом для непослушных - Сибирь…
На всемирных аукционах, торгующих мехами, всегда, во все времена первенствовал сибирский соболь - непревзойденный своей мягкостью и блеском. Но здорово сомневаюсь, что знатные дамы Европы и Америки толком себе представляли, кто и как этого соболя для них добывает, кто такие охотники-соболятники. А люди эти крайне интересные, по-своему неповторимые, каждый со своей индивидуальной заморочкой.
Одну из наиболее результативных эвенкийских охотничьих бригад возглавлял Бригадир Колька. Нет, по паспорту (ежели, конечно, таковой у него имелся) звался он по иному - ну, скажем, Николай Петрович Иванов. Но если так его окликнуть, или спросить кого - где, мол, такого-то найти - боюсь, никто бы и не понял, о ком речь. А вот Бригадира Кольку знал весь район. И даже когда слетел Колька с бригадиров - а слетел он за близкое знакомство с элементами рыночной экономики, когда его бригада решила всю добычу за сезон (а это - по сотне шкурок на каждого охотника) не сдавать за гроши и сухари в коопзверопромхоз, а продать перекупщикам за живые деньги - для всего окрестного народа он в статусе не потерял, так и оставшись навеки Бригадиром.
Впервые Кольку я увидал в Усть-Кутском ресторане. Строгий швейцар пытался не пустить в ресторан поддатого тунгуса в меховой парке. Дело не в том, что Колька пьяный, и не то, чтобы тунгусов в ресторан не пускают - требует швейцар, чтобы Колька свою парку снял, в гардероб сдал. А Колька ему свое: «Я че, голым ходить буду? Ты голым не ходишь - и у нас тоже голым не ходят!» Парку свою распахивает - а там рубаха, лет сто не стиранная… Пришлось тогда швейцару отступить.
Про Кольку рассказывали немало всяких интересных баек. Такой человек постоянно в какую-то историю да попадет. Вот раз, в лютый мороз - январь уж на дворе - лихо подкатывает Колька на нарте к райотделу милиции в Казачинском. На нарте у него - узкий длинный сверток. Заходит к начальнику отдела: «Здорово, паря начальник!»
«Здравствуйте», - отвечает начальник, а сам гадает: что за дело привело к нему охотника.
«Однако, человек тайга погибал», - сообщает Колька.
«А вы почему решили, что кто-то погиб?» - вопрошает его недоверчиво начальник.
«Так я его, однако, и убил. Вон он, на нарте лежит, забери его», - говорит Колька, непринужденно усаживаясь на свободный стул.
Начальник аж привстал: «А зачем же ты его убил?»
«Так русский закон нарушал, однако - к моей бабе лез», - спокойно отвечает начальнику его нежданный посетитель.
Что тут начальнику делать? Посадил он Кольку в кандей - благо еще, в те романтические времена оказался там Колька единственным клиентом. Надо выяснить личность убитого, а у того никаких документов, знать его никто не знает, кто-то видел - говорит, бродяга, мол, беспаспортный, ни флага у него, ни родины… Звонит начальник в Иркутск, в областную управу: что, мол, делать? А там посоветовались, да и говорят: спускай ты это дело на тормозах, лишнего шуму не подымая - бродяга тот, как видно, сам неправ, возни с этим больше будет.
А Колька, единственный посетитель милицейского кандея, сидит себе, в ус не дует. Пайку ему приносят, чайком даже поят - как же, единственный… Приходит к нему начальник, выпускает его и говорит: все, дескать, свободны вы. А Колька ему в ответ: «Ну, бывай, паря начальник! Дом твой хороший, и кормишь ты сытно и вкусно. Только все-таки хозяин ты плохой. Ни разу чаю со мной не пришел попить».
Я порой вспоминаю этот случай, и все понять не могу: то ли Колька впрямь такой наивный? Или же, напротив, отлично он понимал, все четко просчитал, как власти будут в этом случае реагировать? Ведь знал же наверняка, кто таков его неприятель, и что против Закона Тайги начальство в открытую не попрет. Во всяком случае - попадание точное…
ТРИ МЕДВЕДЯ
Дед Алексей прожил сто три года. Только три последних из них стал он, можно сказать, обузой - вставал редко, больше лежал, да только изредка выходил на солнышко погреться. А до этого по тайге бегал - не сказать даже, что как молодой: не каждый из молодых мог за ним, столетним, угнаться.
«Расскажи, дед Алексей, как ты ноги-то потерял?» - такой вопрос любили задавать ему нередкие у него гости. Ну, старику в таких-то годах, да еще дом редко покидающему, с людьми поговорить - самое милое дело.
«Пошли мы, паря, с дедом Калиной в лес. А дед Калина, хошь и молодой, а лыжню, слышь ты, бить не хочет. Так приходится мне впереди бежать, лыжню бить…» Тут сразу сделаем оговорку: «молодому» деду Калине в ту пору было уже за семьдесят - но, конечно, рядом со столетним дедом Алексеем он, ясное дело, выглядел едва не молокососом!
«Так вот, бежал я впереди», - продолжает рассказ дед Алексей. - «И провалился я, паря, в берлог. А в берлоге-то, слышь, медведь! И медведь-то мне ногу жамкат!» Тут не знаю, как кому, а мне больше всех жалко медведя, который в берлоге: лежишь себе, тихо дрыхнешь, никого не трогаешь, и тут - на тебе: сваливается на голову дедка Алексей, весь как есть - в шубе, с ружьем, на лыжах. Ладно еще, сердце у медведя крепким оказалось.
А дед Алексей продолжает: «Дед Калина хоть и хвастун, а я знаю - он медведей боится! Ему скажи, что медведь, он испугается и убежит. Я ему говорю: дед Калина, дай руку - я в ям провалился. Дед Калина подходит, руку дает. Я его руку облапил и говорю: дед Калина, тута медведь! Дед Калина как рванул - так и меня, и медведя вытащил!»
Если вы настроены дальше слушать кровавые истории, так я вас разочарую: медведю (чудом!) удалось уйти от двоих разгневанных стариков. Долго его преследовать они не могли: все же ногу деду Алексею зверюга «пожамкал», и хотя деду Калине до дома его дотащить удалось, пальцы дед Алексей все ж таки поморозил. Может, именно потому и прожил он всего сто три года: скучно стало - ни тебе в лес выйти поразмяться, ни косолапых стервецов погонять…
ОСОБЕННОСТИ АНГАРСКОЙ РЫБАЛКИ
Знаете, кто такие бурундуки? Ну да, есть в тайге такие симпатичные зверушки, расцветкой как матрас. Только я-то имею в виду бурундуков иных: с давних пор почему-то так именуют жителей среднего Приангарья и Поленья, нынешних Братского, Усть-Илимского, Усть-Кутского районов. Откуда такое название - Бог весть. Люди эти вполне русские, предки их пришли в наши края откуда-то с Русского Севера и за триста лет сохранили и особенности говора, и многие повадки древних северян - чего уж и на ихней российской прародине, пожалуй, не сыщешь. Среди прочего, всегда меня поражала особенная вежливость, с которой они друг с другом обращаются.
Николай Федорович и Агафья Семеновна прожили совместно ну никак не менее полувека - однако звали друг друга строго по имени-отчеству. А пережить им за столько-то годов, сами понимаете, пришлось ой как немало, и радости и печали. И в забавных переделках им - и порознь, и вместе - приходилось бывать многократно.
Вот раз вышли они вдвоем на Ангару, сети проверять. Агафья Семеновна на веслах гребет осторожно, Николай же Федорович сеть проверяет, рыбу достает и в лодку скидывает. И тут завозился что-то хозяин на носу лодки и, поднатужась, скидывает чуть не под ноги Агафье Семеновне НЕЧТО: вроде рыба да рыба, здоровенный таймень - но у головы его крылья! Агафья Семеновна - на корму, весла бросив: «Водяной! Ты, Николай Федорович, однако, водяного поймал!»
Сколь ее Николай Федорович ни уговаривал - сидит Агафья Семеновна на корме, к веслам ни шагу: водяной же! Кое-как добрал хозяин сети, сам на весла - и домой, к берегу, в деревню. Носом в берег лодка ткнулась, и Агафья Семеновна, как есть, с кормы - в воду бултых, юбки по воде расплылись: «Ой, люди, че за дело-то приключилось! Николай Федорович водяного поймал!»
Сбежался народ, поглядели необычайную добычу - что за притча! Дело-то все в том, что таймень этот, речной хулиган, ухватил утку-чирка на взлете, когда тот крылья растопырил. Проглотить он птицу не смог, но и выплюнуть - для тайменя это недопустимо, от добычи, какова бы она ни была, этот хищник отказаться просто не в силах. Так и доплавался - до сети.
В шестидесятые годы по Ангаре и притокам расселяли нового тогда для нас зверя - ондатру. Нынче-то эта водяная крыса стала для нашей природы как бы непременным элементом, а тогда были проблемы с акклиматизацией, и всех охотоведов и егерей обязали лично следить и отчитываться, как этот канадский гость приживется в сибирской тайге. Охотовед со странной фамилией Скробот жил как раз в той же деревне, что и наши герои - Николай Федорович и Агафья Семеновна.
Опять же проверяли они сети. И слышит Агафья Семеновна, как негромко ругнулся хозяин на носу лодки и что-то в воду бултыхнулось. «Чего там, Николай Федорович?» - «Да этот, как его, скробот в сеть попал!» - отвечает тот. «И чего ж ты с ним сделал?» - «Да обратно в Ангару кинул».
Ой, что тут было! «Убивец ты, Николай Федорович!» - до самой деревни Агафья Семеновна костерила благоверного. И уже на берегу давай она народ скликать: Николай-де Федорович человека в Ангару бросил! И тут выходит на берег послушать, о чем там Агафья Семеновна голосит, сам охотовед Скробот.
Долго после Агафья Семеновна попеняла супругу: «Вот ведь, сбаламутил меня Николай Федорович! Запомни, не скробот тот зверь зовется, а - ондатрия!»