Позволю себе еще один отрывок привести. Мысли матери. А так ли они отличны от мыслей современных матерей?
"........
Хорошо, я занимаюсь с Гришей теперь, но ведь это только оттого, что
сама я теперь свободна, не рожаю. На Стиву, разумеется, нечего рассчиты-
вать. И я с помощью добрых людей выведу их; но если опять роды..."
И ей
пришла мысль о том, как несправедливо сказано, что проклятие наложено на
женщину, чтобы в муках родить чада. "Родить ничего, но носить - вот что
мучительно", - подумала она, представив себе свою последнюю беременность
и смерть этого последнего ребенка. И ей вспомнился разговор с молодайкой
на постоялом дворе. На вопрос, есть ли у нее дети, красивая молодайка
весело отвечала:
- Была одна девочка, да развязал бог, постом похоронила.
- Что ж, тебе очень жалко ее? - спросила Дарья Александровна.
- Чего жалеть? У старика внуков и так много. Только забота. Ни тебе
работать, ни что. Только связа одна.
Ответ этот показался Дарье Александровне отвратителен, несмотря на
добродушную миловидность молодайки, но теперь она невольно вспомнила эти
слова. В этих цинических словах была и доля правды.
"Да и вообще, - думала Дарья Александровна, оглянувшись на всю свою
жизнь за эти пятнадцать лет замужества, - беременность, тошнота, тупость
ума, равнодушие ко всему и, главное, безобразие. Кити, молоденькая, хо-
рошенькая Кити, и та так подурнела, а я беременная делаюсь безобразна, я
знаю. Роды, страдания, безобразные страдания, эта последняя минута...
потом кормление, эти бессонные ночи, эти боли страшные..."
Дарья Александровна вздрогнула от одного воспоминания о боли треснув-
ших сосков, которую она испытывала почти с каждым ребенком. "Потом бо-
лезни детей, этот страх вечный; потом воспитание, гадкие наклонности
(она вспомнила преступление маленькой Маши в малине), ученье, латынь -
все это так непонятно и трудно. И сверх всего - смерть этих же детей". И
опять в воображении ее возникло вечно гнетущее ее материнское сердце
жестокое воспоминание смерти последнего, грудного мальчика, умершего
крупом, его похороны, всеобщее равнодушие пред этим маленьким розовым
гробиком и своя разрывающая сердце одинокая боль пред бледным лобиком с
вьющимися височками, пред раскрытым и удивленным ротиком, видневшимся из
гроба в ту минуту, как его закрывали розовою крышечкой с галунным крес-
том.
"И все это зачем? Что ж будет из всего этого? То, что я, не имея ни
минуты покоя, то беременная, то кормящая, вечно сердитая, ворчливая, са-
ма измученная и других мучающая, противная мужу, проживу свою жизнь, и
вырастут несчастные, дурно воспитанные и нищие дети. И теперь, если бы
не лето у Левиных, я не знаю, как бы мы прожили. Разумеется, Костя и Ки-
ти так деликатны, что нам незаметно; но это не может продолжаться. Пой-
дут у них дети, им нельзя будет помогать нам; они и теперь стеснены. Что
ж, папа, который себе почти ничего не оставил, будет помогать? Так что и
вывести детей я не могу сама, а разве с помощью других, с унижением. Ну,
да если предположим самое счастливое: дети не будут больше умирать, и я
кое-как воспитаю их. В самом лучшем случае они только не будут негодяи.
Вот все, чего я могу желать. Из-за всего этого сколько мучений, тру-
дов... Загублена вся жизнь!" Ей опять вспомнилось то, что сказала моло-
дайка, и опять ей гадко было вспомнить про это; но она не могла не сог-
ласиться, что в этих словах была и доля грубой правды.."
Иногда вот так тоже навалятся мысли и думаешь: вот живешь тут, а жизнь где то там проходит. То есть параллельно тебе. Все думаешь, что вот скоро скоро заживем и так от события к событию, от года к году.