Наткнулся на совсем свежее интервью с Дугиным
Несколько выдержек по интересующей нас теме:
"Позднее, уже после создания НБП, появился Курёхин, он заинтересовался моими идеями и традиционалистскими взглядами. Мы быстро сошлись, ему всё было страшно интересно. Мне он был чрезвычайно симпатичен, и мы дружили вплоть до его смерти. Поскольку я находился тогда в формате НБ, Курёхин тоже находился в этом формате. Он, правда, не испытывал интереса ни к «П», ни даже к «НБ», но ему было интересно со мной. Это был искренний интерес, как люди увлекаются шахматами, буддизмом или фигурным катанием. Вот что было с Курёхиным. На его творчестве это, наверное, не сказалось, кроме последней «Поп-механики 418», которую мы планировали вдвоём. Там курёхинская лёгкость перешла в метафизический ужас. Но ему это нравилось. (...)
- Вам не казалось, что последний роман Крусанова «Американская дырка», где воскрес Курехин как православный фундаменталист, такой монах, разрабатывающий стратегии уничтожения либерального мира...
- Это правдоподобно, поскольку мы с ним примерно в таком ключе и мыслили. И он, будучи плоть от плоти таким играющим либералом, он понимал их, он увидел, что будет потом. Он был прав. Мы с ним говорили в 95-м году как о вещах, которые будут завтра, о том, что стало происходить только году в 2003-м. Он лично знал Собчака и Путина, он познакомил с ними своих друзей, режиссера Сергея Дебежева и его жену Зину Сотину. Мы часто сидели у них в салоне. И там был интересный эпизод. Художница Зина Сотина хорошо знала Путина и Собчака, она рисовала их. Причем Собчака рисовала без штанов, с саблей, бодрого, в стиле русского лубка. Эти картины хорошо у неё продавались. И она сидела, говорила:
- «Хорошие вы ребята, Сережа и Саша. Но вы не патриоты. А патриот Собчак!»
Ей говорят:
- «Зина, ну как же! Он же либерал, продажная тварь!»
А она отвечала:
- «Нет, вы не понимаете, вот, есть такой человек, Владимир Владимирович Путин. Он когда говорит «Россия», то у него желваки по лицу ходят. А вы что?»
- «Зина, ну какой Путин, ну какой Собчак, что ты несешь? Это либералы, они Россию продали!»
А она, русская патриотка, русская женщина, художница замечательная... Она как Мать-Земля выдавала истину. И оказалась права. Интересно, что у нас с Курёхиным был план - идея спасения Санкт-Петербурга от либерального гниения. Смысл его состоял в том, чтобы из Санкт-Петербурга убрать либеральный дух и привнести евразийский и национал-большевистский, и тогда Россия будет спасена. Кое-что об этом сказано в моей статьей «Имя моё топор», которую я написал в Питере в квартире Курёхина и в процессе разговоров об этом тайном плане. Виталий Третьяков опубликовал её в «Независимой Газете». Элементом этого плана - напомню, я говорю о 1995 годе! - было познакомиться с помощником Собчака Путиным и рассказать ему о традиционализме, геополитике и консервативной революции.
В общем, Курёхин был очень интуитивный человек, и я думаю, что всё, что было связано с ним, было очень провидческим. Он очень хорошо понимал, как творческие озарения и интуиции соотносятся с социальной политикой, с реальной историей. Он был предельно прозорлив, талантлив и развивался именно в таком духе. Немного ироничном курехинском духе. Он был здоровый патриот.
- Можете ли Вы что-либо по поводу его смерти сказать? Чем была смерть Курёхина в метафизическом плане?
- Это был удар. На самом деле, мы стояли на пороге реального прорыва во всех отношениях. Он дружил с Эрнстом, мы хотели запускать с ним программу на 1 канале - «Немой свидетель». Вообще, его, безусловно, близко свело бы с Путиным. В принципе, я думаю, что он был готов сыграть центральную роль в процессах перехода от либерализма к постлиберализму, который стал фактом на протяжении конца 90-х-начала 2000-х годов. Это был серьёзный проект. Он умер на грани. Какая-то темная сила его остановила для того, чтобы этого не произошло раньше времени. Поскольку вместе с ним оборвались кучи проектов спокойного, мягкого сознательного перевода этих либеральных недоумков в новое качество. Но всё равно это произошло потом, позднее, чем мы рассчитывали. Такое впечатление, что какая-то сила мощная остановила Курёхина. Если бы не это, всё что случилось в последние годы, могло бы произойти раньше. Потому что Курёхин обладал харизмой, удивительным талантом, обаянием, и через это - прямым доступом к важным людям, властителям дум 90-х годов. Идея перестроить ельцинский режим в консервативно-революционном ключе им осмыслялась и продумывалась, даже реализовывалась на начальных этапах. Одним из них было наше выступление на питерском телевидение в масках египетских божеств - Ибиса и Анубиса - с политическими комментариями парламентских выборов 1995 года.
Но были поставлены неведомые заслоны. И вдруг - удар, и всё это в одночасье оборвалось. Поражает сама странность диагноза, - саркома сердца, всего бывает несколько случаев такого диагноза в мире в год. Я не склонен мифологизировать его личность. Но, по сути, реальность подстраивается под его интуиции. После тех людей, которые сформировали мою личность в начале 80-х, эта дружба, пожалуй, была самая яркая.
А что касается пресловутого членского билета № 418, который, якобы, был вручён Курёхину незадолго до его смерти, то он до сих пор у меня лежит. Я не передавал его, Курёхин никогда не был членом НПБ. Билет я не передал, так как Сергей был в больнице и Лимонов со свойственной ему эгоистической грубостью хотел сделать пиар своей «П».
"Позднее, уже после создания НБП, появился Курёхин, он заинтересовался моими идеями и традиционалистскими взглядами. Мы быстро сошлись, ему всё было страшно интересно. Мне он был чрезвычайно симпатичен, и мы дружили вплоть до его смерти. Поскольку я находился тогда в формате НБ, Курёхин тоже находился в этом формате. Он, правда, не испытывал интереса ни к «П», ни даже к «НБ», но ему было интересно со мной. Это был искренний интерес, как люди увлекаются шахматами, буддизмом или фигурным катанием. Вот что было с Курёхиным. На его творчестве это, наверное, не сказалось, кроме последней «Поп-механики 418», которую мы планировали вдвоём. Там курёхинская лёгкость перешла в метафизический ужас. Но ему это нравилось. (...)
- Вам не казалось, что последний роман Крусанова «Американская дырка», где воскрес Курехин как православный фундаменталист, такой монах, разрабатывающий стратегии уничтожения либерального мира...
- Это правдоподобно, поскольку мы с ним примерно в таком ключе и мыслили. И он, будучи плоть от плоти таким играющим либералом, он понимал их, он увидел, что будет потом. Он был прав. Мы с ним говорили в 95-м году как о вещах, которые будут завтра, о том, что стало происходить только году в 2003-м. Он лично знал Собчака и Путина, он познакомил с ними своих друзей, режиссера Сергея Дебежева и его жену Зину Сотину. Мы часто сидели у них в салоне. И там был интересный эпизод. Художница Зина Сотина хорошо знала Путина и Собчака, она рисовала их. Причем Собчака рисовала без штанов, с саблей, бодрого, в стиле русского лубка. Эти картины хорошо у неё продавались. И она сидела, говорила:
- «Хорошие вы ребята, Сережа и Саша. Но вы не патриоты. А патриот Собчак!»
Ей говорят:
- «Зина, ну как же! Он же либерал, продажная тварь!»
А она отвечала:
- «Нет, вы не понимаете, вот, есть такой человек, Владимир Владимирович Путин. Он когда говорит «Россия», то у него желваки по лицу ходят. А вы что?»
- «Зина, ну какой Путин, ну какой Собчак, что ты несешь? Это либералы, они Россию продали!»
А она, русская патриотка, русская женщина, художница замечательная... Она как Мать-Земля выдавала истину. И оказалась права. Интересно, что у нас с Курёхиным был план - идея спасения Санкт-Петербурга от либерального гниения. Смысл его состоял в том, чтобы из Санкт-Петербурга убрать либеральный дух и привнести евразийский и национал-большевистский, и тогда Россия будет спасена. Кое-что об этом сказано в моей статьей «Имя моё топор», которую я написал в Питере в квартире Курёхина и в процессе разговоров об этом тайном плане. Виталий Третьяков опубликовал её в «Независимой Газете». Элементом этого плана - напомню, я говорю о 1995 годе! - было познакомиться с помощником Собчака Путиным и рассказать ему о традиционализме, геополитике и консервативной революции.
В общем, Курёхин был очень интуитивный человек, и я думаю, что всё, что было связано с ним, было очень провидческим. Он очень хорошо понимал, как творческие озарения и интуиции соотносятся с социальной политикой, с реальной историей. Он был предельно прозорлив, талантлив и развивался именно в таком духе. Немного ироничном курехинском духе. Он был здоровый патриот.
- Можете ли Вы что-либо по поводу его смерти сказать? Чем была смерть Курёхина в метафизическом плане?
- Это был удар. На самом деле, мы стояли на пороге реального прорыва во всех отношениях. Он дружил с Эрнстом, мы хотели запускать с ним программу на 1 канале - «Немой свидетель». Вообще, его, безусловно, близко свело бы с Путиным. В принципе, я думаю, что он был готов сыграть центральную роль в процессах перехода от либерализма к постлиберализму, который стал фактом на протяжении конца 90-х-начала 2000-х годов. Это был серьёзный проект. Он умер на грани. Какая-то темная сила его остановила для того, чтобы этого не произошло раньше времени. Поскольку вместе с ним оборвались кучи проектов спокойного, мягкого сознательного перевода этих либеральных недоумков в новое качество. Но всё равно это произошло потом, позднее, чем мы рассчитывали. Такое впечатление, что какая-то сила мощная остановила Курёхина. Если бы не это, всё что случилось в последние годы, могло бы произойти раньше. Потому что Курёхин обладал харизмой, удивительным талантом, обаянием, и через это - прямым доступом к важным людям, властителям дум 90-х годов. Идея перестроить ельцинский режим в консервативно-революционном ключе им осмыслялась и продумывалась, даже реализовывалась на начальных этапах. Одним из них было наше выступление на питерском телевидение в масках египетских божеств - Ибиса и Анубиса - с политическими комментариями парламентских выборов 1995 года.
Но были поставлены неведомые заслоны. И вдруг - удар, и всё это в одночасье оборвалось. Поражает сама странность диагноза, - саркома сердца, всего бывает несколько случаев такого диагноза в мире в год. Я не склонен мифологизировать его личность. Но, по сути, реальность подстраивается под его интуиции. После тех людей, которые сформировали мою личность в начале 80-х, эта дружба, пожалуй, была самая яркая.
А что касается пресловутого членского билета № 418, который, якобы, был вручён Курёхину незадолго до его смерти, то он до сих пор у меня лежит. Я не передавал его, Курёхин никогда не был членом НПБ. Билет я не передал, так как Сергей был в больнице и Лимонов со свойственной ему эгоистической грубостью хотел сделать пиар своей «П».