Екатерина Андреева. Тимур. Врать только правду. СПб.: Амфора, 2007.
В известном смысле «догоняя» вышедший в прошлом году опус Андрея Хааса, посвященный «корпорации счастья», в «Амфоре» вышел «Тимур» Екатерины Андреевой, в прошлом же году выпустившей в «Азбуке» блистательную монографию о визуальных практиках эпохи постмодернизма. «Догоняя», потому что книга примерно о той же «тусовке», а уж декорации, место / время действия и подавно едины. Так, по крайней мере, кажется непосвященным. Вот и моя знакомая пихает меня в бок, глядя на книжку: «Смотри-ка, опять этих питерских проталкивают».
Простим же ей этот доморощенный московский снобизм. Уж нам-то известно, что под красной обложкой скрывается совсем не тот «федот», что скрывался под ядовито-зеленой, несмотря на всяческие единства, времена и места. Мы-то знаем, что «проталкивать» мертвых занятие настолько же бессмысленное и небезопасное, как и "пинать" их. И потому-то книга несколько о другом - о беспощадном ускользании настоящего, которое здесь и сейчас, но уже через мгновение становится прошлым. Вот и этот миг ускользнул.
Тусовка действительно почти что одна (если такого рода приблизительность вообще уместна). В любом случае, именно Тимур Петрович Новиков - та фигура, которая объединяет разношерстный хаасовский хаосмос рейв-вечеринок, репрезентированный «Корпорацией» и богемный нарциссизм питерского монмартра, явленный в новой книге. Конечно же, фокус смещается с рейверов на художников, стремясь как можно пристальнее разглядеть одного из них - Тимура Новикова. Он же - отец российского рейва, что, в какой-то степени замыкает круг. Он же - идеолог нео-классицизма, что круг опять размыкает. Клички «отец рейва» и «идеолог классицизма» приклеились к Новикову, похоже, навсегда.
Само построение «Тимура» выгодно отличает книгу от вязко-эмбиентного, сбивчивого и по-дилетантски настойчивого текста-приключения Хааса. Состоит книга из энергичных диалогов (таков был посыл главного героя - «любопытно же, что они напридумывают»), в которых множественные друзья, спутники и соратники Новикова "врут правду", рассказывают Екатерине Андреевой о нем очень много и интересно, а также очень много и интересно - о себе. Особенно в этом отношении показательны интервью с Григорием Гурьяновым и Бугаевым-Африкой. Ближайшие сподвижники ушедшего в небытие мастера постоянно отталкиваются от его фигуры для того, чтобы неколебимо утвердить свое место. Екатерина Андреева пытается «настроить объектив», а ее собеседники трясут камеру, едва ли не вырывая ее из рук. Григорий Гурьянов, к примеру, сообщает о трагическом несовпадении гастрономических пристрастий.
«…я очень люблю дорогие рестораны, хорошее вино, поэтому туда, куда он ходил обедать (а обед и есть повод пообщаться), я никогда бы не пошел».
Если повезет, то в свежем номере одного очень известного московского журнала вы можете прочитать безапелляционное заявление: «особой биографии у Новикова не было». Конечно, Новиков не ездил в Африку охотиться на львов и даже пренебрегал евроремонтом, что и вовсе как-то непристойно. Он всего лишь был художником, всего лишь работал, всего лишь стоял у истоков двух очень заметных питерских художественных формаций. Должно быть, это не способно удовлетворить истинных ценителей «биографий». Однако сам факт, что в последние годы своей жизни Новиков был слеп и при этом активно выставлялся (он сам размещал экспозицию, причем буквально за полчаса до начала выставки), возглавлял «Новую Академию», постоянно был готов к безудержным творческим выходкам, продолжал свою жизнь в искусстве, а искусство его продолжалось в неподражаемой игре; сам факт существования мифа о «слепом художнике», зримой демонстрацией, плотью которого была деятельность питерского «аполлониста» так или иначе дает ему «право на биографию». В конце концов, тот художник, которого в нашей стране на протяжении 70 лет считали едва ли не единственным западным авангардистом (ну, еще Пикассо) был одноухим. Бесспорная трагедия, но уши все-таки не видят.