байки (старое)
НеРыбак
Мужа ее уже года полтора не было (точнее, год и месяц), но она говорила «года полтора», чтобы не думали, что она считает дни с его смерти.
Она молоком торговала, к ней через болотистый луг надо было идти и через родник, в котором жили два ужа, а там уже ее дом недалеко был. Как звали ее, уже не помню, но было ей лет шестьдесят на вид, а мне тогда было определенно лет 11. Если о цифрах.
Мы с дядей Валерой жили в доме отдыха и ходили в деревню за молоком, мы как пришли к ней, я первым делом по дому стал бегать, но она мне запретила и на лавку возле входной двери посадила, мол, не пачкай тут, пришелец за молоком, а сама к корове пошла.
Я уж было скучать собрался, но тут из-под скамейки выполз самый настоящий сом и, переваливаясь, пополз к выходу, с порога скатился и к птичьей поилке рванул, гусей-уток растолкал, в кормушку с объедками заполз и начал там квокать.
Я рванулся к дяде Валере во двор чудом поделиться, вижу - он мне навстречу несется, на лице удивление и в сторону хоздвора тычет, за руку меня схватил и к клеткам с кроликами потащил, а там еще один сом, огромный такой, под клетками ползает, помет птичий подъедает.
Смотрели мы на сомьи похождения, вдруг слышим: клац-клац - это хозяйка из хлева вышла и дверь за собой закрыла.
- Ага! На сомиков смотрите. Это не мои, это мужа моего покойного сомики - заизвинялась молочница - он не рыбак был. Придет с реки, ему рыбу станет жалко, он ее во дворе и выпускает.
- А как же она дышит? - спросил я ее.
- Не знаю, жалел он ее сильно, любил, можно сказать, только ее и любил, свинтус, царствие ему небесное.
- А дышит-то как? - спросил ошалевший дядя Валера.
- Кто ее знает, как-то он с ними договаривался.
- Ее много раньше по двору бродило, а сейчас только эти сомы и остались, свиньи остальных что ли пожрали, или украл кто. При муже моем не посмели бы такого, чтобы съесть или украсть. Он тихий был, но если чего не так, всем мог показать и где рак свистит, и где черти зимуют. У него тут все дураки переикали! Все знал, злодеюшка мой!
- Шо ты там смыкаешься, паразит, - заорала она на сома в поилке.
- Гляньте на него, всю птицу распугал. Люблю его, и он меня любит, ходит за мной, как собака, а тот, здоровый, што под кроликами, тот с гонором, самостоятельный, только на зиму в дом перебирается.
- То есть сомы при определенных условиях могут адаптироваться и жить на суше, - умничал от безнадеги дядя Валера.
- А тут еще где-то краснопер Нахал ползает в навозе и устеры немного. Давно ползают, - тетя закрыла стеклянную банку с молоком пластмассовой крышкой и обтерла банку тряпицей.
- Нате, с вас два пятьдесят, - сказала.
- Да три берите, что Вы, - кинжалом выставил трешку в конец ошалевший дядя Валера.
- А почему Нахал? - спросил я.
- Да дурной он какой-то! Это ему муж мой, царствие ему небесное, кличку дал, а шо он хотел сказать, не знаю, - ответила тетя.
- В следующий раз, если хотите, то в среду приходите, - добавила она.
Весь обратный путь тучный дядя Валера несся где-то впереди, постоянно меняя направление.
- А когда мы в следующий раз к бабушке пойдем - кричал я ему во след.
- Еще раз! Это чересчур! Это просто невозможно! - пыхтел он.
Дядя Валера рыбу тоже любил. Но по-другому. Когда он ее ловил, то фотографировался с ней, мертвой.
Мужа ее уже года полтора не было (точнее, год и месяц), но она говорила «года полтора», чтобы не думали, что она считает дни с его смерти.
Она молоком торговала, к ней через болотистый луг надо было идти и через родник, в котором жили два ужа, а там уже ее дом недалеко был. Как звали ее, уже не помню, но было ей лет шестьдесят на вид, а мне тогда было определенно лет 11. Если о цифрах.
Мы с дядей Валерой жили в доме отдыха и ходили в деревню за молоком, мы как пришли к ней, я первым делом по дому стал бегать, но она мне запретила и на лавку возле входной двери посадила, мол, не пачкай тут, пришелец за молоком, а сама к корове пошла.
Я уж было скучать собрался, но тут из-под скамейки выполз самый настоящий сом и, переваливаясь, пополз к выходу, с порога скатился и к птичьей поилке рванул, гусей-уток растолкал, в кормушку с объедками заполз и начал там квокать.
Я рванулся к дяде Валере во двор чудом поделиться, вижу - он мне навстречу несется, на лице удивление и в сторону хоздвора тычет, за руку меня схватил и к клеткам с кроликами потащил, а там еще один сом, огромный такой, под клетками ползает, помет птичий подъедает.
Смотрели мы на сомьи похождения, вдруг слышим: клац-клац - это хозяйка из хлева вышла и дверь за собой закрыла.
- Ага! На сомиков смотрите. Это не мои, это мужа моего покойного сомики - заизвинялась молочница - он не рыбак был. Придет с реки, ему рыбу станет жалко, он ее во дворе и выпускает.
- А как же она дышит? - спросил я ее.
- Не знаю, жалел он ее сильно, любил, можно сказать, только ее и любил, свинтус, царствие ему небесное.
- А дышит-то как? - спросил ошалевший дядя Валера.
- Кто ее знает, как-то он с ними договаривался.
- Ее много раньше по двору бродило, а сейчас только эти сомы и остались, свиньи остальных что ли пожрали, или украл кто. При муже моем не посмели бы такого, чтобы съесть или украсть. Он тихий был, но если чего не так, всем мог показать и где рак свистит, и где черти зимуют. У него тут все дураки переикали! Все знал, злодеюшка мой!
- Шо ты там смыкаешься, паразит, - заорала она на сома в поилке.
- Гляньте на него, всю птицу распугал. Люблю его, и он меня любит, ходит за мной, как собака, а тот, здоровый, што под кроликами, тот с гонором, самостоятельный, только на зиму в дом перебирается.
- То есть сомы при определенных условиях могут адаптироваться и жить на суше, - умничал от безнадеги дядя Валера.
- А тут еще где-то краснопер Нахал ползает в навозе и устеры немного. Давно ползают, - тетя закрыла стеклянную банку с молоком пластмассовой крышкой и обтерла банку тряпицей.
- Нате, с вас два пятьдесят, - сказала.
- Да три берите, что Вы, - кинжалом выставил трешку в конец ошалевший дядя Валера.
- А почему Нахал? - спросил я.
- Да дурной он какой-то! Это ему муж мой, царствие ему небесное, кличку дал, а шо он хотел сказать, не знаю, - ответила тетя.
- В следующий раз, если хотите, то в среду приходите, - добавила она.
Весь обратный путь тучный дядя Валера несся где-то впереди, постоянно меняя направление.
- А когда мы в следующий раз к бабушке пойдем - кричал я ему во след.
- Еще раз! Это чересчур! Это просто невозможно! - пыхтел он.
Дядя Валера рыбу тоже любил. Но по-другому. Когда он ее ловил, то фотографировался с ней, мертвой.