Опять об Дэвида Юджина Эдвардса
Недавно у меня выдались очень неожиданные, странно-социальные выходные. Странность заключалась даже не в самих встречах, а в последующем состоянии: к концу субботы я чувствовала себя так будто наслушалась Ночных Снайперов. Это трудно объяснить, наверное, это какая-то моя личная реакция: в процессе такого рода коммуницирований-прослушиваний я не чувствую, что именно не так: а разве что-то не так? Всё же в порядке! И только когда всё уже отзвучало, думаю: ой, а что это со мной? Понятно, что: я только что наслушалась Ночных Снайперов - давно не виделись, здравствуй. (Да, все те выходные были именно что "давно не виделись, здравствуй", и нет, на самом деле я не слушала Снайперов, конечно).
Тем субботним вечером я вспомнила, что не успела с утра выпить кофе (зато успела охлобучить полбутылки южноафриканского белого на прошедшей встрече - и то хлеб!), и пошла в нашу горную кофейню у леса (как раз оставалось полчаса до её закрытия). Через полчаса я обнаружила, что бреду под мелким дождём с картонным стаканчиком бельгийского белого шоколада и слушаю альбом "Star Treatment" группы Wovenhand. Куда бреду? Судя по всему, опять в Заречье. Как только я поняла, куда, я тут же поняла ещё и зачем: мне надо было проверить нашу реку Десну - недавно она превратилась из двадцатиметровой в двухсотметровую, и такое событие нельзя было игнорировать. Не понимала я только, почему я слушаю Wovenhand. Последний раз я слушала их летом, и тогда же утвердилась в том, что это - только по необходимости. Причём не по моей необходимости, а по необходимости чего-то большего, чем я. Впрочем, в таких случаях у меня всё равно нет выбора, так что вопрос "почему" - также снимается. Наша новая Десна-Нева была на месте, мелкий дождь был на месте, низенькие светляковые фонари Заречья были на месте, домики у тропинки, которая у деревянных беседок, которые у реки - тоже были на месте. И Wovenhand были на месте, но это как раз неудивительно, они на месте всегда. Только вот леса не было: при всём моём восхищении, Заречье - это всё же не лес. А к Wovenhand лес, как правило, всё-таки прилагается, по крайней мере в Троицке, если слушать альбом целиком. И тут вдруг фонарики заканчиваются, домики заканчиваются. Конструкция "Миллион мостов", по которой я шла - заканчивается. Беседки заканчиваются, но вместо них в совершеннейшей темноте за мостами белеет ротонда. Не заканчивается только река Десна и Дэвид Юджин Эдвардс, начинается настоящий лес, и тут уж по-настоящему начинается Wovenhand. Я подумала, что скорее всего угодила в альтернативный "мертвец", а потом вспомнила, что летом со мной такое уже было, и я даже записала про "мертвец Дэвида Юджина" в этот журнал. Я поняла, что в Троицке лес предоставляют любому, кому он действительно в данный момент нужен. У этого города для каждого готов набор "лес первой необходимости", и этот набор действительно выдадут - не по первой просьбе, конечно, не по запросу, не по желанию - только по необходимости. В полной темноте я дошла до развилки мостов у следующей ротонды (два моста в разные стороны и, как ни странно, оба через Десну) и поняла, что Wovenhand на этот раз нужны были и мне тоже. Слушать Wovenhand после странных коммуникаций, вызывающих стойкое ощущение, что за тобой по пятам ходит незримая и неслышная Диана Арбенина - это очень правильно. Не потому что станет легче, нет конечно, не станет. Вообще, "Wovenhand" - это антоним слова "легче", причём в куда большей степени, чем слово "тяжелей". Что Wovenhand действительно умеют помимо лесов, прореженных дождей и совершенно невероятной музыки, сложенной, такое ощущение, что из особой тяжёлой воды, в которой атомы водорода каким-то удивительным образом замещены атомами, наверное, платины, кроме выведения чёрной тоски на какой-то совершенно новый, невозможный, запредельный уровень, на котором сочетание "чёрная тоска" уже не очень-то имеет смысл - вот что у них кроме всего этого действительно получается, так это напоминание о вечном, неизбежном одиночестве каждого. Обычно такое напоминание - это не то, что мы ищем, а то, что мы и так всегда знаем, хотя и поступаем с этим знанием всегда по-разному: игнорируем, отвергаем, принимаем и делаем вопреки, принимаем, принимаем. Но иногда и такое напоминание тоже нужно. По крайней мере Диана Арбенина за нами больше не стоит и, будем честны, никогда и не стояла. А коммуникации - ну что, коммуникации. Коммуникации есть лишь тогда, когда в них есть хотя бы какой-то смысл. А если смысла нет, то и коммуникаций нет, а раз их нет, то они больше не наша проблема. С этими мыслями я слушаю ещё и "Refractory Obdurate". Два альбома Wovenhand подряд - это мой личный рекорд пока что. Давно не виделись - и ладно, значит и не надо было видеться, потому что иногда просто невозможно никому ни с кем увидеться, и это - удивительно! - в кои-то веки хорошая новость.
Наш город не изменяет стал очень отзывчивым.
- У Л. украли самокат, - жалуется О., когда мы идём по Октябрьскому Проспекту.
- Электросамокат? - Спрашиваю.
- Нет, обычный самокат.
И тут мы видим в урне (не в помойке, помоек на Октябрьском проспекте нет, в простой урне) - обычный самокат. У обычного самоката нет одной ручки и обоих колёс, зато он аккуратно сложен пополам (наверное, чтобы влез в урну).
- Тебе не кажется, что наш город стал очень отзывчивым? - Спрашиваю я у О.
Наш дорогой Тр., спасибо!
Наш город действительно стал очень отзывчивым. В самый жаркий и, такое ощущение, что в самый летний день золотой осени, немного в стороне от главной площади города Тр. у салона "Марина" играл саксофонист. Уличных музыкантов у нас раньше никогда не водилось (если это не концерт или не Ж. с бродвейскими друзьями), поэтому я даже сначала испытала какую-то странную ревность за наш джазовый оркестр: ты что, чувак, не знаешь, какой у нас джазовый оркестр? А потом с умилением поняла, что саксофонист играет "Autumn Leaves". С умилением, потому что я тут же вспомнила Боба Дилана. Наверное, я единственный человек, который, случайно услышав "Осенние листья", вспоминает именно Дилана. Недавно я обнаружила, что самый популярный альбом за прошедший год - это у меня "Shadows In the Night", в котором, кажется, нет ничего дилановского кроме самого Дилана. Но сам Дилан - это как раз именно то, что я люблю в нём больше всего, так что ничего удивительного.
Зато удивительно то, что в нашем предкрыльцовом предбанничке "Кладбище Криостатов" мы откопали пыльный ящик пыльных ягодных свечей из икеи. Откуда у нас ящик ягодных свечей? - спрашиваю я у К. К. ответил, что у него есть чувство, что свечи купил он, но совершенно не помнит когда, зачем и при каких обстоятельствах (позже он отказался от своих слов, сказав, что точно ничего не покупал). Тебе нужны свечи? - спрашивает К. Конечно нужны, говорю. Я беру одну свечу, но под её прозрачной крышкой сидит маленький паук, поэтому я ставлю свечу на место: по всему видно, паук живёт тут уже довольно долго. Беру следующую свечу, и из её стеклянного стаканчика выпадает, собственно, свеча - похоже все мы тут живём уже довольно долго. Я вбрасываю свечу обратно в стаканчик. Мы выходим на крыльцо: я, свеча и звучащие в голове "Livräddaren" группы Kent, я прикуриваю сначала свече, потом себе, потом, наверное, группе Kent, хотя скорее это они нам всем тут дают и снега, и огня. Это мёртвому дрозду - понимаю я вдруг. Мы ведь так толком и не попрощались. Прощай, мёртвый дрозд!
Тем субботним вечером я вспомнила, что не успела с утра выпить кофе (зато успела охлобучить полбутылки южноафриканского белого на прошедшей встрече - и то хлеб!), и пошла в нашу горную кофейню у леса (как раз оставалось полчаса до её закрытия). Через полчаса я обнаружила, что бреду под мелким дождём с картонным стаканчиком бельгийского белого шоколада и слушаю альбом "Star Treatment" группы Wovenhand. Куда бреду? Судя по всему, опять в Заречье. Как только я поняла, куда, я тут же поняла ещё и зачем: мне надо было проверить нашу реку Десну - недавно она превратилась из двадцатиметровой в двухсотметровую, и такое событие нельзя было игнорировать. Не понимала я только, почему я слушаю Wovenhand. Последний раз я слушала их летом, и тогда же утвердилась в том, что это - только по необходимости. Причём не по моей необходимости, а по необходимости чего-то большего, чем я. Впрочем, в таких случаях у меня всё равно нет выбора, так что вопрос "почему" - также снимается. Наша новая Десна-Нева была на месте, мелкий дождь был на месте, низенькие светляковые фонари Заречья были на месте, домики у тропинки, которая у деревянных беседок, которые у реки - тоже были на месте. И Wovenhand были на месте, но это как раз неудивительно, они на месте всегда. Только вот леса не было: при всём моём восхищении, Заречье - это всё же не лес. А к Wovenhand лес, как правило, всё-таки прилагается, по крайней мере в Троицке, если слушать альбом целиком. И тут вдруг фонарики заканчиваются, домики заканчиваются. Конструкция "Миллион мостов", по которой я шла - заканчивается. Беседки заканчиваются, но вместо них в совершеннейшей темноте за мостами белеет ротонда. Не заканчивается только река Десна и Дэвид Юджин Эдвардс, начинается настоящий лес, и тут уж по-настоящему начинается Wovenhand. Я подумала, что скорее всего угодила в альтернативный "мертвец", а потом вспомнила, что летом со мной такое уже было, и я даже записала про "мертвец Дэвида Юджина" в этот журнал. Я поняла, что в Троицке лес предоставляют любому, кому он действительно в данный момент нужен. У этого города для каждого готов набор "лес первой необходимости", и этот набор действительно выдадут - не по первой просьбе, конечно, не по запросу, не по желанию - только по необходимости. В полной темноте я дошла до развилки мостов у следующей ротонды (два моста в разные стороны и, как ни странно, оба через Десну) и поняла, что Wovenhand на этот раз нужны были и мне тоже. Слушать Wovenhand после странных коммуникаций, вызывающих стойкое ощущение, что за тобой по пятам ходит незримая и неслышная Диана Арбенина - это очень правильно. Не потому что станет легче, нет конечно, не станет. Вообще, "Wovenhand" - это антоним слова "легче", причём в куда большей степени, чем слово "тяжелей". Что Wovenhand действительно умеют помимо лесов, прореженных дождей и совершенно невероятной музыки, сложенной, такое ощущение, что из особой тяжёлой воды, в которой атомы водорода каким-то удивительным образом замещены атомами, наверное, платины, кроме выведения чёрной тоски на какой-то совершенно новый, невозможный, запредельный уровень, на котором сочетание "чёрная тоска" уже не очень-то имеет смысл - вот что у них кроме всего этого действительно получается, так это напоминание о вечном, неизбежном одиночестве каждого. Обычно такое напоминание - это не то, что мы ищем, а то, что мы и так всегда знаем, хотя и поступаем с этим знанием всегда по-разному: игнорируем, отвергаем, принимаем и делаем вопреки, принимаем, принимаем. Но иногда и такое напоминание тоже нужно. По крайней мере Диана Арбенина за нами больше не стоит и, будем честны, никогда и не стояла. А коммуникации - ну что, коммуникации. Коммуникации есть лишь тогда, когда в них есть хотя бы какой-то смысл. А если смысла нет, то и коммуникаций нет, а раз их нет, то они больше не наша проблема. С этими мыслями я слушаю ещё и "Refractory Obdurate". Два альбома Wovenhand подряд - это мой личный рекорд пока что. Давно не виделись - и ладно, значит и не надо было видеться, потому что иногда просто невозможно никому ни с кем увидеться, и это - удивительно! - в кои-то веки хорошая новость.
Наш город не изменяет стал очень отзывчивым.
- У Л. украли самокат, - жалуется О., когда мы идём по Октябрьскому Проспекту.
- Электросамокат? - Спрашиваю.
- Нет, обычный самокат.
И тут мы видим в урне (не в помойке, помоек на Октябрьском проспекте нет, в простой урне) - обычный самокат. У обычного самоката нет одной ручки и обоих колёс, зато он аккуратно сложен пополам (наверное, чтобы влез в урну).
- Тебе не кажется, что наш город стал очень отзывчивым? - Спрашиваю я у О.
Наш дорогой Тр., спасибо!
Наш город действительно стал очень отзывчивым. В самый жаркий и, такое ощущение, что в самый летний день золотой осени, немного в стороне от главной площади города Тр. у салона "Марина" играл саксофонист. Уличных музыкантов у нас раньше никогда не водилось (если это не концерт или не Ж. с бродвейскими друзьями), поэтому я даже сначала испытала какую-то странную ревность за наш джазовый оркестр: ты что, чувак, не знаешь, какой у нас джазовый оркестр? А потом с умилением поняла, что саксофонист играет "Autumn Leaves". С умилением, потому что я тут же вспомнила Боба Дилана. Наверное, я единственный человек, который, случайно услышав "Осенние листья", вспоминает именно Дилана. Недавно я обнаружила, что самый популярный альбом за прошедший год - это у меня "Shadows In the Night", в котором, кажется, нет ничего дилановского кроме самого Дилана. Но сам Дилан - это как раз именно то, что я люблю в нём больше всего, так что ничего удивительного.
Зато удивительно то, что в нашем предкрыльцовом предбанничке "Кладбище Криостатов" мы откопали пыльный ящик пыльных ягодных свечей из икеи. Откуда у нас ящик ягодных свечей? - спрашиваю я у К. К. ответил, что у него есть чувство, что свечи купил он, но совершенно не помнит когда, зачем и при каких обстоятельствах (позже он отказался от своих слов, сказав, что точно ничего не покупал). Тебе нужны свечи? - спрашивает К. Конечно нужны, говорю. Я беру одну свечу, но под её прозрачной крышкой сидит маленький паук, поэтому я ставлю свечу на место: по всему видно, паук живёт тут уже довольно долго. Беру следующую свечу, и из её стеклянного стаканчика выпадает, собственно, свеча - похоже все мы тут живём уже довольно долго. Я вбрасываю свечу обратно в стаканчик. Мы выходим на крыльцо: я, свеча и звучащие в голове "Livräddaren" группы Kent, я прикуриваю сначала свече, потом себе, потом, наверное, группе Kent, хотя скорее это они нам всем тут дают и снега, и огня. Это мёртвому дрозду - понимаю я вдруг. Мы ведь так толком и не попрощались. Прощай, мёртвый дрозд!