I'm no-one now you've gone away
Недавно со мной в переписку вступила я из недавнего прошлого. Это была не прямая переписка, а неожиданные загадочные послания. С месяц назад я нашла на своём столе маленький зелёный квадратный листочек, на котором моей рукой был записан номер мобильного и таинственное слово "протрузии" (не звонила). Через несколько дней я увидела на том же столе подоткнутый под клавиатуру лист из принтера. В углу листа моим почерком было выведено "Антон". Антон - и всё, больше ничего написано не было, понимай как хочешь. Но я не знала, как я хочу понимать. Недавно Антон поймал меня в коридоре, а затем долго и вдумчиво соображал, "что он хотел мне сказать". Это закончилось тем, что на следующее утро он натаскал из 78-го кучу высоковольтных китмуновских блоков и стопочкой сложил их в углу нашей рабочей комнаты. Через неделю Антон вновь появился на нашем пороге, на этот раз с чётко сформулированным вопросом:
- Настя, у вас есть блоки питания хотя бы на пять ампер?
- Э, друг, - говорю. - А я ведь тебя предупреждала, что так всё и будет!
Конечно, я его не предупреждала. Потому что я не ожидала такого совершенно! Никто бы не ожидал! Тем не менее, я решила сохранить лицо и сказала Антону, что я подумаю, наверное мы сможем как-нибудь договориться. (Конечно, на самом деле Антон не имел в виду блоки из 78-го и вообще уже о них забыл. И любой бы постарался забыть на его месте!). А теперь я нахожу эту запись. Надо понимать, я из прошлого уже придумала, как именно договориться с Антоном. Но как у неё теперь спросишь? В этом и состоит парадокс отношений себя прошлого с собой настоящим: прошлое всё о тебе знает, но уже не живёт (на самом деле, конечно, живёт, просто в не совсем привычном понимании), а настоящее уже ничего не знает, потому что оно поменяло знание на жизнь.
Со своим настоящим, которое живёт, я встретилась сегодня. Моё настоящее через девять дней выходит на защиту. Моя же собственная защита планируется через сорок с небольшим дней, поэтому, возможно, правильней сказать, что это не моё настоящее, а моё будущее. Как бы то ни было, её звали Ж. (нет, двусмысленности не подразумевалось). Не то чтобы мы с Ж. так уж похожи, мы не похожи решительно ничем, за исключением того, что у нас обеих скоро защита - однако этого достаточно. Дело в том, что все люди за девять дней до защиты - идентичны. Идентичность является необходимым и достаточным условием выхода на защиту. Хорошая новость в том, что для этого ничего специально делать не надо - оно придёт само, всегда приходит. Ж. сидела на диване, сжимая в руках чашку с разноцветным букетом и чаем "Майский зелёный жасмин" (от кофе она отказалась, хотя у нас был неплохой. в этом я увидела для нас тревожный знак: если вместо кофе мы выбираем "Майский зелёный жасмин" - значит нам сейчас ох как непросто), и быстро-быстро говорила (у неё это нервное, я сразу поняла. позже Ж. это подтвердила, сказав, что чем больше она волнуется, тем быстрее говорит. поэтому она боится, что на защите она уложится в десять минут вместо отпущенных двадцати. однако, это не означает, что я тоже буду так вот говорить: внешне это может выглядеть по-разному, но оно всегда одинаково внутри), время от времени заливаясь смехом как вином, этот смех напомнил мне старый дверной звонок моей подруги детства Тани (сейчас она тоже подруга, но я вижу её катастрофически редко и очень недолго), который был в её старой квартире на Лесной, поэтому на душе у меня окончательно потеплело, а чувство общности усилилось.
- Мне сегодня приснилось, - тараторила Ж., - что я на защите. Я всё рассказала, показала все слайды, казалось, всё прошло хорошо. Однако, когда пришло время задавать вопросы - все просто встали и ушли, ха-ха-ха, хи-хи-хи! Все до единого. Что это значит вообще? Раньше мне снилось, что мне задают вопросы, на которые я не могу ответить. Раньше мне снилось, что у меня не открывается презентация. Эти сны я могу понять, а сегодняшний - нет. Просто встали и ушли - все. И что делать-то теперь? Почему так?
Я забормотала в ответ, что я её понимаю: игнорирование в данном случае - страшнее всех атак. На самом деле я её и правда понимала: её сон - и есть самая большая правда о защите кандидатской, которая заключается в осознании своего существования и не существования всех остальных участников защиты. Когда так происходит, ты остаёшься один, а отсутствие всех остальных компенсируется справочкой, собственно, отсутствие в данном случае - и есть эта самая справочка. Но Ж. я этого сказать не могла, ей этого знать сейчас не надо, она уже знала это месяц назад, а теперь это знание превратилось в её сегодняшний день, а потом превратится и в справочку, а через тридцать с чем-то дней превратится и в мой сегодняшний день, а потом, я надеюсь, тоже в справочку, и всё у нас будет хорошо. Но сейчас надо соблюдать границы, потому что такое признание будет звучать как "Не волнуйтесь, и вас вылечат". Конечно, вылечат! Но говорить об этом никогда не надо, а то могут не вылечить.
Однако, с границами у меня последнее время сложно. После обеда я всё-таки умудрилась каким-то образом ненадолго превратиться в Ж. (то есть в себя через месяц с небольшим) и устроить истерику в кабинете Секретаря Диссовета, хотя до этого была спокойна как мертвец. Речь шла о том, что в скором времени мне предстоит разослать почтой России сотню своих авторефератов в разные точки всего, в соответствии со Списком Рассылки. И, поскольку у меня и Диссертанта №2 (ну или это я №2, неважно) списки совпадают сорока девятью обязательными пунктами, мы с ним можем объединиться и выслать этим совпадающим пунктам свои авторефераты в одном конверте. Но это я сейчас понимаю, тогда же не очень.
- Эхе-хей! - Нервно, восклицала я, совершая какие-то хаотичные движения креслом на колёсиках, которое принадлежало, кажется, Максиму. - То есть мы кладём в конверт ЧЕТЫРЕ автореферата! Раз попарно-то! Сдвоенный адрес, раздвоенный диссертант - в сумме четыре!
- Настя, ты меня троллишь? - Спрашивал Секретарь Диссовета, закрывая лицо руками. - Ты что, не понимаешь (он кладёт передо мной два наших с Диссертантом №2 Списка Рассылки), что адреса совпадают по горизонтали, а не по вертикали? (Он проводит пальцем по нашим спискам сначала в сторону, потом вниз). То есть первые страницы ваших списков совпадают (вот что означало смутившее меня слово “попарно”), но пункты-то в списках - все разные! Ну ты чего. Никогда не видел такого испуганного диссертанта, раньше все как-то справлялись с рассылкой, я такого ни от кого не ожидал, особенно когда этот кто-то - ты.
Фраза "особенно ты" меня растрогала, поэтому я приложила максимум усилий для того, чтобы прийти в себя - назад из будущего.
- Спасибо тебе, теперь я всё поняла! - Я старалась говорить медленно и ровно. Затем я решила продемонстрировать своё понимание на практике и ткнула в пункт №14 "Национальная библиотека Республики Беларусь". - Вот смотрии, я беру свой авторефераат, беру авторефераат Диссертанта №2, кладу их в конвеерт, и говорю на поочте, что мне надо отправить их в Беларууусь (в Беларусь вышлю сама, подумала я, а по России пусть рассылает №2, или номер два - это я, короче всё честно. От мысли, что я отправлю наши авторефераты в Беларусь, мне стало легко и радостно, поэтому я совсем расслабилась и продолжала уже, как мне казалось, уверенно). А потом №2 возьмёт следующие два автореферата и отправит их, например, в Российскую государственную библиотеку! Видишь, я всё поняла! Слушай, да чего тут сложного-то, ничего сложного вообще, я теперь сама могу объяснить всё номеру два вместо тебя, позвоню ему, скажу, что нам надо поговорить, и объясню всё, мы договоримся, я уверена, а ты можешь не звонить и не говорить ничего, ты и так уже много для нас сделал, и теперь мне самой уже всё ясно (неожиданно я увидела саму себя со стороны и поняла, что с каждой фразой моя речь неотвратимо ускоряется. а затем вдруг второй раз за день я услышала трель Таниного птичьего звонка с Лесной и с ужасом узнала в ней своё собственное истеричное хихиканье).
- Настя, вот теперь мне действительно стало страшно. - Сказал Секретарь Диссовета. - Ты, наверное, просто никогда не работала с Почтой России?
Я же считала, что вопрос исчерпан, поэтому оставила в покое стул Максима и собиралась уходить.
- Что значит не работала с?! - Громко возмутилась я, стоя посреди комнаты. - Я САМА ТАМ РАБОТАЛА! В ПЯТНАДЦАТЬ ЛЕТ!
На самом деле, кажется, всё же в четырнадцать, но сегодня я весь день путаюсь во времени, так что ничего. Мы работали на почте целый летний месяц как раз с Таней, в те славные времена, когда её звонок был ещё просто звонком, и не успел превратиться в смех современных диссертантов. Очень странно работали, надо сказать. С утра мы аккуратно раскладывали все газеты по стопочкам, а потом шли обедать. На обед мы почему-то всегда покупали сердцевидные плюхи "Московская", и они действовали на нас как те самые плюхи, ну понятно. В общем мы ели плюхи часа два, а потом в получившемся состоянии шли на качели за почтой, и качались там ещё где-то часа три. К вечеру, когда от тошноты и головокружения продолжать качания становилось уже невозможно, мы спадали (по-другому просто не скажешь) с качелей и брели куда-то с огромными стопками газет уже без всякой цели, направления и чувства окружающего пространства. Интересно, что бОльшую газет мы всё же доставляли. Хотя и не все: порой на нас жаловались, что газеты мы приносим либо поздно, либо мятые, либо мятые и рваные (и поздно), либо вообще не приносим. В итоге за нашу работу мы получили на двоих тысяч пять, но всё это, как я сейчас понимаю, было не ради денег, а ради, конечно, опыта (хотя тогда казалось, что ради денег).
После своего Великого Почтового Признания я почувствовала, что мне стоит проветриться, поэтому вышла на улицу купить салатик. По дороге в магазин и обратно я немного послушала Джарвиса Кокера, и мне, как это ни странно, полегчало. Я всего лишь защищаюсь, а человек вон так жил! А я-то что тогда! Вот, например, с кем он на два голоса пел последний припев той самой песни про Вторую Смерть? То-то и оно! И я тоже так могу! Ну а что, отождествляться в непростые (да и не только) моменты с чем-то, что гораздо больше тебя - это нормальная вообще практика. Оттого иногда Джарвис из 92-го - то есть я -
like Jesus Christ now,
Hey!
- Настя, у вас есть блоки питания хотя бы на пять ампер?
- Э, друг, - говорю. - А я ведь тебя предупреждала, что так всё и будет!
Конечно, я его не предупреждала. Потому что я не ожидала такого совершенно! Никто бы не ожидал! Тем не менее, я решила сохранить лицо и сказала Антону, что я подумаю, наверное мы сможем как-нибудь договориться. (Конечно, на самом деле Антон не имел в виду блоки из 78-го и вообще уже о них забыл. И любой бы постарался забыть на его месте!). А теперь я нахожу эту запись. Надо понимать, я из прошлого уже придумала, как именно договориться с Антоном. Но как у неё теперь спросишь? В этом и состоит парадокс отношений себя прошлого с собой настоящим: прошлое всё о тебе знает, но уже не живёт (на самом деле, конечно, живёт, просто в не совсем привычном понимании), а настоящее уже ничего не знает, потому что оно поменяло знание на жизнь.
Со своим настоящим, которое живёт, я встретилась сегодня. Моё настоящее через девять дней выходит на защиту. Моя же собственная защита планируется через сорок с небольшим дней, поэтому, возможно, правильней сказать, что это не моё настоящее, а моё будущее. Как бы то ни было, её звали Ж. (нет, двусмысленности не подразумевалось). Не то чтобы мы с Ж. так уж похожи, мы не похожи решительно ничем, за исключением того, что у нас обеих скоро защита - однако этого достаточно. Дело в том, что все люди за девять дней до защиты - идентичны. Идентичность является необходимым и достаточным условием выхода на защиту. Хорошая новость в том, что для этого ничего специально делать не надо - оно придёт само, всегда приходит. Ж. сидела на диване, сжимая в руках чашку с разноцветным букетом и чаем "Майский зелёный жасмин" (от кофе она отказалась, хотя у нас был неплохой. в этом я увидела для нас тревожный знак: если вместо кофе мы выбираем "Майский зелёный жасмин" - значит нам сейчас ох как непросто), и быстро-быстро говорила (у неё это нервное, я сразу поняла. позже Ж. это подтвердила, сказав, что чем больше она волнуется, тем быстрее говорит. поэтому она боится, что на защите она уложится в десять минут вместо отпущенных двадцати. однако, это не означает, что я тоже буду так вот говорить: внешне это может выглядеть по-разному, но оно всегда одинаково внутри), время от времени заливаясь смехом как вином, этот смех напомнил мне старый дверной звонок моей подруги детства Тани (сейчас она тоже подруга, но я вижу её катастрофически редко и очень недолго), который был в её старой квартире на Лесной, поэтому на душе у меня окончательно потеплело, а чувство общности усилилось.
- Мне сегодня приснилось, - тараторила Ж., - что я на защите. Я всё рассказала, показала все слайды, казалось, всё прошло хорошо. Однако, когда пришло время задавать вопросы - все просто встали и ушли, ха-ха-ха, хи-хи-хи! Все до единого. Что это значит вообще? Раньше мне снилось, что мне задают вопросы, на которые я не могу ответить. Раньше мне снилось, что у меня не открывается презентация. Эти сны я могу понять, а сегодняшний - нет. Просто встали и ушли - все. И что делать-то теперь? Почему так?
Я забормотала в ответ, что я её понимаю: игнорирование в данном случае - страшнее всех атак. На самом деле я её и правда понимала: её сон - и есть самая большая правда о защите кандидатской, которая заключается в осознании своего существования и не существования всех остальных участников защиты. Когда так происходит, ты остаёшься один, а отсутствие всех остальных компенсируется справочкой, собственно, отсутствие в данном случае - и есть эта самая справочка. Но Ж. я этого сказать не могла, ей этого знать сейчас не надо, она уже знала это месяц назад, а теперь это знание превратилось в её сегодняшний день, а потом превратится и в справочку, а через тридцать с чем-то дней превратится и в мой сегодняшний день, а потом, я надеюсь, тоже в справочку, и всё у нас будет хорошо. Но сейчас надо соблюдать границы, потому что такое признание будет звучать как "Не волнуйтесь, и вас вылечат". Конечно, вылечат! Но говорить об этом никогда не надо, а то могут не вылечить.
Однако, с границами у меня последнее время сложно. После обеда я всё-таки умудрилась каким-то образом ненадолго превратиться в Ж. (то есть в себя через месяц с небольшим) и устроить истерику в кабинете Секретаря Диссовета, хотя до этого была спокойна как мертвец. Речь шла о том, что в скором времени мне предстоит разослать почтой России сотню своих авторефератов в разные точки всего, в соответствии со Списком Рассылки. И, поскольку у меня и Диссертанта №2 (ну или это я №2, неважно) списки совпадают сорока девятью обязательными пунктами, мы с ним можем объединиться и выслать этим совпадающим пунктам свои авторефераты в одном конверте. Но это я сейчас понимаю, тогда же не очень.
- Эхе-хей! - Нервно, восклицала я, совершая какие-то хаотичные движения креслом на колёсиках, которое принадлежало, кажется, Максиму. - То есть мы кладём в конверт ЧЕТЫРЕ автореферата! Раз попарно-то! Сдвоенный адрес, раздвоенный диссертант - в сумме четыре!
- Настя, ты меня троллишь? - Спрашивал Секретарь Диссовета, закрывая лицо руками. - Ты что, не понимаешь (он кладёт передо мной два наших с Диссертантом №2 Списка Рассылки), что адреса совпадают по горизонтали, а не по вертикали? (Он проводит пальцем по нашим спискам сначала в сторону, потом вниз). То есть первые страницы ваших списков совпадают (вот что означало смутившее меня слово “попарно”), но пункты-то в списках - все разные! Ну ты чего. Никогда не видел такого испуганного диссертанта, раньше все как-то справлялись с рассылкой, я такого ни от кого не ожидал, особенно когда этот кто-то - ты.
Фраза "особенно ты" меня растрогала, поэтому я приложила максимум усилий для того, чтобы прийти в себя - назад из будущего.
- Спасибо тебе, теперь я всё поняла! - Я старалась говорить медленно и ровно. Затем я решила продемонстрировать своё понимание на практике и ткнула в пункт №14 "Национальная библиотека Республики Беларусь". - Вот смотрии, я беру свой авторефераат, беру авторефераат Диссертанта №2, кладу их в конвеерт, и говорю на поочте, что мне надо отправить их в Беларууусь (в Беларусь вышлю сама, подумала я, а по России пусть рассылает №2, или номер два - это я, короче всё честно. От мысли, что я отправлю наши авторефераты в Беларусь, мне стало легко и радостно, поэтому я совсем расслабилась и продолжала уже, как мне казалось, уверенно). А потом №2 возьмёт следующие два автореферата и отправит их, например, в Российскую государственную библиотеку! Видишь, я всё поняла! Слушай, да чего тут сложного-то, ничего сложного вообще, я теперь сама могу объяснить всё номеру два вместо тебя, позвоню ему, скажу, что нам надо поговорить, и объясню всё, мы договоримся, я уверена, а ты можешь не звонить и не говорить ничего, ты и так уже много для нас сделал, и теперь мне самой уже всё ясно (неожиданно я увидела саму себя со стороны и поняла, что с каждой фразой моя речь неотвратимо ускоряется. а затем вдруг второй раз за день я услышала трель Таниного птичьего звонка с Лесной и с ужасом узнала в ней своё собственное истеричное хихиканье).
- Настя, вот теперь мне действительно стало страшно. - Сказал Секретарь Диссовета. - Ты, наверное, просто никогда не работала с Почтой России?
Я же считала, что вопрос исчерпан, поэтому оставила в покое стул Максима и собиралась уходить.
- Что значит не работала с?! - Громко возмутилась я, стоя посреди комнаты. - Я САМА ТАМ РАБОТАЛА! В ПЯТНАДЦАТЬ ЛЕТ!
На самом деле, кажется, всё же в четырнадцать, но сегодня я весь день путаюсь во времени, так что ничего. Мы работали на почте целый летний месяц как раз с Таней, в те славные времена, когда её звонок был ещё просто звонком, и не успел превратиться в смех современных диссертантов. Очень странно работали, надо сказать. С утра мы аккуратно раскладывали все газеты по стопочкам, а потом шли обедать. На обед мы почему-то всегда покупали сердцевидные плюхи "Московская", и они действовали на нас как те самые плюхи, ну понятно. В общем мы ели плюхи часа два, а потом в получившемся состоянии шли на качели за почтой, и качались там ещё где-то часа три. К вечеру, когда от тошноты и головокружения продолжать качания становилось уже невозможно, мы спадали (по-другому просто не скажешь) с качелей и брели куда-то с огромными стопками газет уже без всякой цели, направления и чувства окружающего пространства. Интересно, что бОльшую газет мы всё же доставляли. Хотя и не все: порой на нас жаловались, что газеты мы приносим либо поздно, либо мятые, либо мятые и рваные (и поздно), либо вообще не приносим. В итоге за нашу работу мы получили на двоих тысяч пять, но всё это, как я сейчас понимаю, было не ради денег, а ради, конечно, опыта (хотя тогда казалось, что ради денег).
После своего Великого Почтового Признания я почувствовала, что мне стоит проветриться, поэтому вышла на улицу купить салатик. По дороге в магазин и обратно я немного послушала Джарвиса Кокера, и мне, как это ни странно, полегчало. Я всего лишь защищаюсь, а человек вон так жил! А я-то что тогда! Вот, например, с кем он на два голоса пел последний припев той самой песни про Вторую Смерть? То-то и оно! И я тоже так могу! Ну а что, отождествляться в непростые (да и не только) моменты с чем-то, что гораздо больше тебя - это нормальная вообще практика. Оттого иногда Джарвис из 92-го - то есть я -
like Jesus Christ now,
Hey!