ДОЖДЬ ЛЬЕТ НА ПРАЗДНОВАНИИ 100-ЛЕТИЯ ОКОНЧАНИЯ ВЕЛИКОЙ БОЙНИ
Это война, о которой в Советском Союзе положено было не помнить. В школе на уроках истории ее, конечно, проходили, но так, в ряду всяких других, не слишком судьбоносных для отечества военных конфликтов. Бабушка моя ее всегда называла Германской. И это, созвучно накладываясь на школьные уроки, также умаляло ее в сознании, низводило до уровня тех самых, не особо значительных войн.
Только с годами, вместе с взрослением стал мне открываться реальный масштаб войны, которая много позднее своего окончания, лишь после того, как началась Вторая, стала называться Первой мировой. Не она бы, не рухнула бы Германская империя, сохранились империи Австро- Венгерская и Османская, а в родимом нашем отечестве по-прежнему, возможно, правили бы Романовы. Не было бы ни Февраля, ни Октября, ни ужасной гражданской войны, ни раскулачивания, ни Голодомора, ни Большого террора. Дед, в честь которого я назван, остался бы жив, и, возможно, в детстве я бы сидел на его коленях, другому деду не пришлось бы продавать своих трех серебряных Георгиев на тюменском рынке - чтобы семья не умерла с голоду; да, собственно, он бы просто не сумел заслужить их.
Но личное, впрочем, - это не главное. Главное, что в собственно государствах все осталось бы на своем месте, продолжало функционировать и неизбежно, по закону жизни, приспосабливалось к наступающим новым временам, меняясь в своей сути.
Нет, однако, не получилось так. Высшим управленческим силам было тесно в своих привычных повседневных постромках, разнообразия жаждалось, острых, перечных ощущений, кому-то хотелось захапать Дарданеллы с Босфором, кто-то боялся потерять лицо на мировой арене, кто-то на кого-то лично обиделся: не туда посадили на встрече, не такое кресло подали, не так руку пожали…
Хорошо бы обо всем этом помнить нашим нынешним властителем - в этот день, 11-го числа 11-го месяца, в день 100-летнего окончания той войны. Потрясая оружием, размахивая ракетами, грозя ядерными бомбами, следует помнить, что из таких сотрясающих само основание государств ни одно не может выйти прежним. И вас, обидевшихся, мечтающих об ином, более высоком месте на международных приемах, более мягком кресле и ином, более почтительном тоне беседы с вами, вас уже не будет там, в той позиции, находясь в которой вы отдадите отмашку часу «Х». Тем более в такой войне, которая, начавшись, почти неизбежно, перерастет в ядерную. Вы ведь понимаете это, да? Не можете вроде не понимать!
Но все чаще мне кажется, что не понимают.
Вот просто не хотят понимать, и все.
Дождь льет на праздновании 100-летия окончания той Великой, ужасной бойни, с которой начался 20 век. Сильный, яростный дождь - ливень. Словно бы Небо призывает их всех, глав десятков государств, сильных мира сего, собравшихся в Париже: охладитесь!
Некоторым, впрочем, это и не нужно, они и так не разгорячены.
А вот дошел ли глас Неба до тех, кто разгорячен, кто всерьез рассуждает об обмене ядерными ударами?
Ваш,
Анатолий Курчаткин
Только с годами, вместе с взрослением стал мне открываться реальный масштаб войны, которая много позднее своего окончания, лишь после того, как началась Вторая, стала называться Первой мировой. Не она бы, не рухнула бы Германская империя, сохранились империи Австро- Венгерская и Османская, а в родимом нашем отечестве по-прежнему, возможно, правили бы Романовы. Не было бы ни Февраля, ни Октября, ни ужасной гражданской войны, ни раскулачивания, ни Голодомора, ни Большого террора. Дед, в честь которого я назван, остался бы жив, и, возможно, в детстве я бы сидел на его коленях, другому деду не пришлось бы продавать своих трех серебряных Георгиев на тюменском рынке - чтобы семья не умерла с голоду; да, собственно, он бы просто не сумел заслужить их.
Но личное, впрочем, - это не главное. Главное, что в собственно государствах все осталось бы на своем месте, продолжало функционировать и неизбежно, по закону жизни, приспосабливалось к наступающим новым временам, меняясь в своей сути.
Нет, однако, не получилось так. Высшим управленческим силам было тесно в своих привычных повседневных постромках, разнообразия жаждалось, острых, перечных ощущений, кому-то хотелось захапать Дарданеллы с Босфором, кто-то боялся потерять лицо на мировой арене, кто-то на кого-то лично обиделся: не туда посадили на встрече, не такое кресло подали, не так руку пожали…
Хорошо бы обо всем этом помнить нашим нынешним властителем - в этот день, 11-го числа 11-го месяца, в день 100-летнего окончания той войны. Потрясая оружием, размахивая ракетами, грозя ядерными бомбами, следует помнить, что из таких сотрясающих само основание государств ни одно не может выйти прежним. И вас, обидевшихся, мечтающих об ином, более высоком месте на международных приемах, более мягком кресле и ином, более почтительном тоне беседы с вами, вас уже не будет там, в той позиции, находясь в которой вы отдадите отмашку часу «Х». Тем более в такой войне, которая, начавшись, почти неизбежно, перерастет в ядерную. Вы ведь понимаете это, да? Не можете вроде не понимать!
Но все чаще мне кажется, что не понимают.
Вот просто не хотят понимать, и все.
Дождь льет на праздновании 100-летия окончания той Великой, ужасной бойни, с которой начался 20 век. Сильный, яростный дождь - ливень. Словно бы Небо призывает их всех, глав десятков государств, сильных мира сего, собравшихся в Париже: охладитесь!
Некоторым, впрочем, это и не нужно, они и так не разгорячены.
А вот дошел ли глас Неба до тех, кто разгорячен, кто всерьез рассуждает об обмене ядерными ударами?
Ваш,
Анатолий Курчаткин