Полёт как способ самопознания или Немного о женских фобиях
Динамика загара особенно хорошо заметна, когда в руках рулон туалетной бумаги. От этого прогрессирующего контраста посещения санузла как маленькие радости приобретают новые оттенки. В зеркале во всю стену тебе расслабленно улыбается мулат с разрезом глаз кержака. И всё настолько хорошо и приятно, что начинаешь подозревать о наличии за этим зеркалом хохочущих турков с ресепшен. (Это был префэйс)
Я не люблю летать на самолетах. Заснуть не получается: я впечатлителен как такса, а за иллюминатором как раз дают рекламу РПЦ. Взбитое со сметаной облаков что-то голубое с чем-то розовым. В этой связи когнитивный я начинает верить, что красивые женщины, алкоголь и Лэнд-Крузер-Прадо - пустое, обреченное на забвение, не имеющее цены и преходящее. И нужно почаще вот так вот. И всё будет хорошо. Всё будет хорошо. «Госпади пами-илу-уй!», - протяжным басом служит капитан корабля, пилот первого класса. И уже думаю я: как же раньше жил без этой красоты, сколько упустил, как заблуждался. Эти мысли над не имеющей ничего общего с дарвинизмом набитой спелыми одуванчиками периной подносят мою руку к моему лбу. «Внутри каждой красивой женщины сидит диавол со свиным рылом, - поощряет кто-то над судном. - Веруешь ли?». С помазанным благодатью лицом я послушно киваю, выбираю томатный и тут жена вот что, значит, говорит: ей страшно.
Согнутым средним пальцем в меня стучится конформист и - когда мой гносеологический оптимизм иссякнет - спрашивает. На «пошёл в жопу, маргинал, я теперь другой» не реагирует. Входит через окно (я до сих пор не знаю, где во мне окно, догадываюсь, конечно, но не знаю наверное) и располагается как дома. Слева от меня тётушка лет пятидесяти, пожалуй, пяти, килограммов восьмидесяти, наверное, девяти, и в руках у неё книжечка Дарьи - я не вижу фамилии, но по психоделической раскраске обложки подозреваю, что, скорее всего - Донцовой. Не биатлонистки же Домрачевой. Жена справа от меня повторяет, что ей страшно. Уже с вызовом. Лучшей компании для шестичасового полёта не подобрать.
Она ужасно боится высоты. Поэтому всегда садится у окна и упрямо смотрит вниз. Лет пять назад под сильным влиянием дьютифришного хеннесси я сказал ей, что лучший способ излечиться от боязни высоты - это наблюдение за её набором. Под дорогим алкоголем я легкомысленен. А легкая придурковатость мужчины в очках для чтения и с книжкой в руке нравится женщинам, таким мужчинам они верят на слово. Когда-то давно она на это клюнула (тогда у меня ещё не было ни очков, ни книжки), теперь расплачивается. Я не могу понять, почему ни один мой совет, данный красивым женщинам, им никогда не во благо, а всегда непременно во вред. Она пять лет лечится по моей методике от аэрофобии и никакого толка. Красивые женщины не умеют пользоваться мужскими советами, вот что.
Я интимно сообщаю ей на ухо, что слева от меня происходят ужасные процессы. Поэтому не лучше ли нам поболтать. Например, о Франсе. Моё предложение не находит опоры. Предлагать такие темы, когда женщине хочется выбежать из помещения, говорит она мне, безнравственно. Эта сентенция заставляет меня задуматься. Слева тётушка, читающая Д.Донцову, справа - красивая женщина в состоянии панической атаки. А я хочу говорить о Франсе. Какие-то нестыковки чуть ли не с начала регистрации.
Значит, так, говорю я, сейчас дам тебе одну таблеточку, её нужно рассосать. После этого полёт на аэробусе любой авиакомпании мира становится безопасным. «А привыкания нет?». Я без ума от красивых женщин. От страха перед высотой она хочет спрыгнуть с чартерного авиалайнера на недостроенную сочинскую бобслейную трассу. И при этом спрашивает, нет ли привыкания к Глицин-Форте. «Господи, - говорю я тихо, чтобы это слово не испепелило литературу в руках чтицы слева, - в инструкции даже о передозировках ни слова. Я его сосу, когда напишу что-нибудь, а потом хочется встать и клавиатурой выпустить рыбок из аквариума». Она недоверчиво изучает мою переносицу. «А: пять минут - и я уже люблю Медведева?», - неуверенно предлагаю я. Она решительно рассасывает и под загадку бортпроводницы «Рыба или курица?» вырубается с лицом мироносицы. Ты посмотри, как странно сегодня работает Глицин-Форте. Меня он обычно просто одухотворяет. Может, там ассорти? Хотя понимаю. Почти 19 лет под оккупацией. Наслушалась всего. Теперь плохо спит по ночам. Нервы ни к чёрту.
В таких ситуациях я обычно или иду по бабам, или накидываю на нос очки для чтения и прикидываюсь дохлым. Единственное неудобство - даже одним глазом читаю я быстрее любого хозяина книжки раза в три. А ещё борюсь с непреодолимым желанием вытащить из кармана ручку и начать правильно оформлять прямую речь. Не понимаю, почему например жену это бесит. Так же легче читать.
Вообще, ситуация совершенно неправдоподобная. Я сам её выдумал. Сидят, тесно прижавшись друг к другу, мужчина, мечтающий поговорить о Франсе, и представительница читательской аудитории Донцовой с лицом задумчивого мастино-неополитано. То есть, строго говоря, не мечтающая поговорить о Франсе. И ещё красивая женщина, которая плевать на всех хотела.
«Наплюй и ты, чувак, - говорит мне конформист, зевая, - скоро лето». Я так и сделал.