Статья про дружбу народов
- Иордания-Колумбия налево! Эквадор-Котдивуар направо! Монголия! Где у меня Монголия? Все выстраиваемся на финал! И-и-и…
- Не слышны в саду даже шоооооо-раааа-хиииии!...
Седой интеллигентный дед с хэмингуэевской внешностью, размахивает руками, как Спиваков. Глаза горят, на лице - вдохновение. В спортивном зале РУДН готовится большой юбилейный концерт, посвященный 50-летию вуза. Список стран, из которых приедут гости - это половина земного шара. Та половина, для которой важна Россия: Иран, много Китая, сколько угодно Африки и Латинской Америки. Можно спорить о геополитической роли «Лумумбария» в судьбах мира, но ясно одно: именно благодаря своей «многоцветности» РУДН сегодня - это один из самых интересных и современных вузов в стране. Это маленькая империя, которой приходится решать те же задачи, которые стоят перед Россией и любым многонациональным государством. Как предотвращать этнические конфликты? Какова должна быть мера авторитарности в управлении? Как выстроить национальную политику, чтобы все жили по общим правилам, и в то же время сохранять собственную идентичность? Как конкурировать с другими странами? Эти вопросы здесь витают в воздухе.
В кафе двое арабов, запивая шаурму кока-колой, обсуждают девушек со студентом из Чили.
- У вас они тоже в университет наряжаются как на свидание? - спрашивает чилиец. - Каблуки, мини-юбки, косметика…
- Не, у нас не так, - смущаются арабы, - у нас, в Иордании, все девушки одеваются одинаково - один из них описывает рукой в воздухе кривую, видимо, изображающую хиджаб.
- А в Чили они обычно ходят в футболках и рваных джинсах. У нас студенты традиционно вообще очень левые, все читают Фуко…
- Что значит «левые»? - удивляются арабы.
- Ну, это означает все, что связано с социализмом, с идеей всеобщего равенства. Обычно «левые» бывают против государства. В Чили молодому человеку практически невозможно быть правым. У вас разве люди не делятся так на левых и правых?
- Нееет, - улыбаются арабы - у нас есть нормальные люди… и люди, которые против государства.
ДЕМОКРАТИЯ
Выборы президента Ассоциации африканских студентов. Собрались представители всех африканских стран, за порядком заседания следит парень из Марокко. Все по-взрослому, как на сессии ООН - чинно, занудно, долго. Язык общения - русский. Кандидат в президенты всего один - господин Мамаду из Мали. Представители разных стран выдвигают ему претензии:
- Ты учишься в аспирантуре, работаешь в студсовете и еще преподаешь. Хватит ли у тебя времени еще и на то, чтобы быть президентом?
- Пожалуйста, дайте отчет о деньгах за прошлый год, выделенных на факсы в посольства…
- В этом году в землячествах африканских стран особенно много беременных девушек. Как вы собираетесь решать эту проблему?
Ассоциация голосует, почему-то отмечая голоса «за» и «против» странной конфигурацией палочек на доске. Мамаду проходит с первого раза. Вслед за президентом выбирают ответственного секретаря, секретаря по культуре, по спорту, по финансам, по информации и так далее.
- Зачем это все нужно? - спрашиваю я
- Что ты, АссАфСту - наша главная организация, без нее мы не могли бы жить. Президент - это очень важный человек, он ходит на собрания к ректору, рассказывает о проблемах, защищает студентов, которых хотят отчислить. Поэтому с АссАфСту важно поддерживать хорошие отношения…
Система студенческого самоуправления в РУДН устроена очень сложно: студенты объединены в землячества, президенты которых объединяются в ассоциации - например, Ассоциация африканских студентов, латиноамериканских студентов, студентов юго-восточной Азии, Ближнего востока, Балкан и так далее. Они выбирают себе исполком, который представляет их интересы в администрации университета. Своего землячества нет только у русских.
Мой чилийский приятель Иван Бальдерама (тот самый, который рассказывал арабам про «левое») - президент ассоциации студентов Латинской Америки. Он видит свою миссию иначе, чем его африканский коллега:
- С какой стати я должен защищать двоечников? Если они плохо учатся, не хотят адаптироваться в Москве, плохо знают русский, тусуются только на Миклухо-Маклая - зачем им здесь учиться? Если я и могу что-то сделать, то это объяснить студентам подфака (подготовительного факультета), что русский действительно надо учить - без этого тут никак. Я сам понимаю, как это сложно, когда только приехал - со мной, например, сразу захотели дружить девушки, изучающие испанский. И как тут думать об учебе? Но я, как президент своей ассоциации, не хочу защищать студентов, которые потом вернутся на родину плохими специалистами…
Надо представлять себе Ивана, чтобы понять, как странно от него это слышать: он носит анархистский платок, поет в хулиганской рок-группе, у него панковская стрижка и на стене висит Ленин. Родители Ивана тоже когда-то учились в РУДН, и он сам приехал сюда за социалистической мечтой о всеобщем равенстве.
- Слушай, выходит, в жизни ты левый, а по отношению к своим студентам - правый?
- Да, я им так и сказал сразу: можете считать меня фашистом…
- А зачем ты вообще в это полез? Почему решил стать президентом?
- А я всегда этим занимался! В Чили работал в студенческом комитете по культуре, возглавлял молодежное политическое движение. Я без этого не могу…
Может показаться, что эта сложная система нужна в основном для психологической поддержки иностранцев в чужой стране и ни на что в университете реально не влияет. Но на самом деле студенческое самоуправление здесь реально работает - например, по жалобам студентов в последние годы были крайне жестко уволены за взятки несколько преподавателей. Конечно, все это нужно не только студентам, но и самому университету. В РУДН существует вполне легальная система, позволяющая нерадивому студенту решить вопрос без взяток - платные дополнительные занятия, пересдачи и отработки в лабораториях. Только эти деньги идут на счет ВУЗа, а не в карман преподавателю.
- Когда-то «Комсомольская правда» опубликовала мой портрет с подписью «Без СТУКа» не входить, - рассказывает ректор Владимир Филиппов, - СТУК - это аббревиатура, Студенческая Комиссия по качеству. Преподаватели ее недолюбливают, потому что это реальный инструмент контроля над ними. СТУК моментально передает мне любую информацию о плохой работе педагогов или их коррупции. Разумеется, вся информация проверяется. Этим занимается наш проректор по безопасности, который раньше работал в ФСБ. Если информация подтверждается, на следующий день преподаватель у нас уже не работает. Об этом объявляется публично, чтобы знал весь университет - тогда другие сотрудники будут бояться. Недавно вот так уволили 35-летнего преподавателя инженерного факультета, который пришел к нам из «Бауманки». Это был вполне грамотный, перспективный сотрудник, он был нам очень нужен, потом ходил и чуть не плакал - но закон есть закон. Такое у нас в университете случается примерно раз в год.
Впрочем, надо сказать, что не все в РУДН верят в безграничные возможности студенческого самоуправления. Например, мой знакомый отличник из Сьерра-Леоне:
- Мне многое не нравится на нашем аграрном факультете. Но в СТУК я ни за что не пойду. Боюсь, что пожалуюсь, а потом мне же хуже будет.
- Почему ты так думаешь?
- Да знаю я, как у вас тут все в России. У вас один милиционер пожаловался президенту, а его за это арестовали….
ПОЛИТКОРРЕКТНОСТЬ
Осень, первое собрание землячества Ганы. Большинство студентов - новички, приехали только что, почти не говорят по-русски. Мальчиков гораздо больше чем девочек. Обнимаются, толкают друг друга, галдят на смеси английского и “тви” - одного из наиболее распространенных языков Золотого берега (всего их несколько десятков). Концентрация чернокожих в сочетании с неформальной атмосферой поначалу вызывает шок. Первая ассоциация - Гарлем. Но постепенно, вглядываясь в их лица, начинаешь что-то понимать: этот студент, скорее всего, будет отличником, этот - ловеласом, а вот типичные гопники в кожаных куртках.
Собрание начинается с общей молитвы и пения гимна Ганы. Потом выступает официальный представитель посольства страны, говорит по-английски:
- Хочу задать новым студентам несколько вопросов. Кто знает, как называется улица, на которой мы сейчас находимся? А как зовут ректора университета, в котором вы учитесь? И где находится посольство Ганы? Я хочу обратить ваше внимание на то, что вы приехали сюда учиться. Именно это ваша цель, а не что-либо другое. Потому что в России - самое дешевое образование, которое вообще может быть. Это ваш шанс. Мы надеемся, что вы будете такими же образованными и целеустремленными, такими же успешными и профессиональными, как наш брат Барак Обама…
Студенты одобрительно улюлюкают.
- Второе. Я хочу объяснить вам одну важную вещь. Наверное, для вас это не новость, и все же - вы находитесь в России. Россия - это страна со своей спецификой. Здесь не так, как в Гане, не так как в Африке. Здесь к вам могут относиться совсем по-другому из-за вашего цвета кожи. Поэтому: будьте осторожны. Не нарывайтесь на неприятности, не ходите по одному, лучше группами, чем больше - тем лучше. Старайтесь вообще не выезжать в город в такие дни как, например, 9 мая или день рождения Гитлера…
- И еще, - вступает кто-то из старших студентов, - не удивляйтесь, здесь очень строгие правила пожарной безопасности. Два раза в год объявляется учебная пожарная тревога. Всем нужно быстро собрать вещи и выйти. Как правило, это бывает ночью. Один китайский студент не понял, что от него хотят, остался в комнате - его за это чуть не отчислили.
С заднего ряда поднимается «гопник»
- У меня вопрос к вице-президенту землячества и к посольству. Почему наше родное государство не выплачивает нам стипендию? Ведь мы все из Ганы, мы типа братья, мы вроде должны помогать друг другу? Мои родители бедны, студенческая виза не дает разрешения на работу…
Вице-президент землячества, интеллигентная девушка со светлыми прядями, в радикально короткой юбке, хочет что-то рассказать о программах финансирования, квотах, возможностях подработки в университете. Но «гопник» не слушает - с характерной рэперской жестикуляцией он гнет свою линию, придирается к мелочам, хамит. Он явно намерен сорвать мероприятие. Одни студенты пытаются его осадить, другие включаются в перебранку. Большая часть собрания уходит на весь этот бессмысленный треп, студенты расходятся веселые и довольные. Я выхожу из общаги вместе с вице-президентом Закией, которая пыталась ругаться с гопником. Она очень умная, живая и эмоциональная, прекрасно говорит по-русски, но когда волнуется, почему-то злоупотребляет словосочетанием «ю ноу»:
- Иногда бывает так стыдно за них, ю ноу. Когда они так себя ведут, мне не хочется быть с ними рядом. Я как будто хочу отойти от них подальше и сказать русским: «Я такая же как вы! Я с вами, а не с ними!»
Закия признанная красавица, в прошлом году она выиграла конкурс Мисс РУДН и получила машину. Мы сидим в японском кафе напротив главного здания. Она держит в руках палочки. В тусклом красном свете ее кожа не темнее, чем у всех остальных.
- Иногда мне даже хочется на один месяц, ю ноу, ю ноу, надеть белую кожу. Мне интересно, что бы я тогда чувствовала, как вела бы себя. Как на меня смотрели бы в метро? Был бы у меня парень?
- А у вас в университете можно произносить слово «негр»?
- Его нигде нельзя произносить! Это оскорбление во всем мире. Я, наверное, могу убить, если скажут «негр».
Я напрашиваюсь к Закии на занятия, она учится на четвертом курсе факультета политологии. Там неожиданно оказывается очень интересно: студенты вместе с преподавателем обсуждают предвыборные технологии на примере недавно прошедших выборов в думу.
- Какие еще вы можете назвать методы манипуляции волеизъявлением? - спрашивает преподавательница.
- Административный ресурс!
- Вброс!
- Фальсификация!
Обалдеть: это что, РУДН - оазис демократии или у нас теперь все университеты такие продвинутые?
- Закия, а что ты думаешь про нашу страну? Как политолог?
- Я считаю, у вас кризис лидерства, на ближайшие 12 лет не предвидится. Никаких новых лидеров, кроме Путина и Медведева. Если сравнить с тем, что происходит у нас в Гане, то наша политическая сцена гораздо более красива, у нас последние 20 лет правящая партия и оппозиция регулярно сменяют друг друга.
Мы заходим в метро - Закия едет записываться в студию, она профессионально поет и собирается стать поп-звездой. Поет она потрясающе, глубоким и богатым африканским голосом, репертуар у нее обширный и эклектичный: «Валенки - не подшиты стареньки», «Хуторянка, девчоночка-смуглянка» (Как? Ты не знаешь эту песню? Ты вообще журналист? Ты вообще в России живешь?), джаз, фанк, кое-что из Бритни Спирс и Селин Дион.
На Павелецкой в нашем вагоне какие-то подростки лет 14, перешептываясь, тычут пальцами в Закию и глупо хихикают. Она старается на них не смотреть. На следующей станции малолетки выходят и стучат в стекло за нашим сиденьем. Закия резко поворачивается и показывает им фак. Они ржут еще больше.
- Вот! Ты видела? Ты видела? И такое - постоянно, ю ноу! Но Москва все-таки хороший город, здесь можно забыть, что у тебя темная кожа. Первый год я жила в Воронеже, я была просто в шоке! Не было ни одного дня, когда бы меня не оскорбляли. В маршрутке, на остановке, в столовой. Всегда кто-то на тебя смотрит, покажет пальцем, могут назвать обезьяной, могут даже плюнуть, ю ноу… Я этого правда не понимаю, что же мы плохого сделали, что надо к нам так относиться? Я научилась отвечать провокацией: смотришь на меня? Интересно? - Закия распахивает куртку - вот, посмотри поближе, так лучше?
РУДН в этом смысле отличается от России и от Москвы. Здесь декларируется диктатура толерантности. Университет считает это своей главной миссией. Я, например, нормально отношусь к слову «негр» и не считаю его оскорблением, и главное, я не могу найти в русском языке полноценного политкорректного аналога. Но если я напишу «негр» в этой статье, в университете будет настоящий скандал. Поэтому из уважения к Закии и ее братьям я зачеркиваю и пишу «африканец». Где-то можно, а здесь - нельзя.
За малейшее «ксенофобическое», как говорит Закия, высказывание студент может получить выговор, быть выселен из общежития, отчислен. Каждый серьезный конфликт в общаге первым делом рассматривается на предмет того, не национальный ли он. Этим занимается большая комиссия с привлечением всех заинтересованных землячеств. И если выясняется, что таки национальный - от виновников отворачиваются и чужие, и свои. Во всяком случае, так должно быть. Каждый год студенты подписывают Декларацию толерантности, в которой обязуются не ходатайствовать за студента-ксенофоба в случае его отчисления.
- Был один случай, когда представитель одной национальности - говорит Владимир Четий из студкома, - засунул представителя другой национальности - какой? Не спрашивайте, не скажу - в багажник машины и вывез за пределы города. Смеетесь? А мне не смешно. Разумеется, его потом отчислили.
- Вот, послушай! Это будет моя первая песня! Она о России, о боли и любви, которую я жду…
Закия достает мобильник и оттуда доносится ее чуть хриплый волшебный голос, поющий красивый блюз:
- Я чужааааяаааа…. Чернаяаааа…. Африкан-ка…. Шоколад-ка…. Не-э тва-а-ая….
После записи мы с Закией идем к преподавательнице по пению Галине Федоровне. Эта самоотверженная женщина, похожая на Инну Чурикову, работает в РУДН уже лет тридцать. Она ставила Закии голос, Закия на нее чуть ли не молится, во многом с подачи Галины Федоровны она выдает в пении такой эмоциональный заряд. Воздух между ними как будто вибрирует от напряжения: «Мне, мне пой! Пой, как будто укачиваешь ребенка! Как будто меня укачиваешь!»
Закия с ней делится всеми своими проблемами, рассказывает про мальчиков и творческие поиски.
- В студии, значит, была? А, ну-ну. Смотри сама, тут уже не моя компетенция, - ревниво говорит Галина Федоровна.
Закия бросается обниматься:
- Галина Федоровна, ну вы ведь не обиделись, правда? Все нормально? Любите меня? Любите? Да?
НАСИЛИЕ
В интерклубе, где Закия занимается пением, еще много чего происходит. На полу в холле какие-то парни с дредами учатся танцевать брейк-данс, этажом выше репетирует знаменитая на всю страну команда КВН. Натыкаюсь на группу палестинских парней, которые, взявшись за руки, танцуют какой-то народный танец под музыку из мобильника. Выглядит очень трогательно.
- Ну что ребята, верите в дружбу народов?
- Конечно!
- А в дружбу между евреями и палестинцами?
- Да, но только если…
Парень замолкает и оглядывается на других.
- Что - «если»?
- При одном условии. Если он посмотрит мне в глаза и скажет: «Это ваша земля, а мы ее оккупировали».
- А как вы сами думаете? - вступает другой палестинец, интеллигентного вида, в очках - можно дружить с тем, кто разрушил твой дом? У меня друг жил с израильтянином в одной комнате. Целый год все было нормально, а потом тот вдруг пришел в майке с надписью «Убивайте арабов» и стал говорить моему другу какие-то гадости. Ему, конечно, сделали выговор и отселили…
- А ты сама еврейский? - спрашивает кто-то из арабов.
- Наполовину. Неужели видно?
- Мне видно…
Эти высказывания меня как-то отрезвляют. Конечно, интернационализм, лезгинка, мир, дружба, жвачка - это все отлично. Замечательно, что у русских ребят нет проблем с африканцами - но им все же вместе не жить и землю не делить. А как в этом «мире в миниатюре» уживаются представители народов, которых действительно связывает кровная вражда? Армяне и азербайджанцы, ингуши и осетины, сербы и боснийцы, хуту и тутси? Удается ли им хотя бы чуть-чуть поменять свои взгляды? Станет ли выпускник РУДН, получивший образование в такой толерантной среде, иначе относиться к «врагам» у себя на родине? Станет ли он более гуманным политиком? Что побеждает - личное или коллективное?
В 2007 году традиционная для РУДН выставка всех стран на 1 мая закончилась массовой дракой армян и азербайджанцев - не поделили Нагорный Карабах, точнее, его флаг. В одного парня выстрелили, он потом лежал в больнице. Кто спровоцировал конфликт, неясно - но известно, что в нем фигурировали друзья студентов, пришедшие на праздник со стороны. После этого даже те армяне и азербайджанцы, которые в университете раньше нормально общались, стали врагами, оказавшись по разную сторону баррикад. Несколько участников потасовки были отчислены. Университет поменял начальника милиции - в РУДН свое отделение милиции - с тех пор драки не повторялись, но каждый раз на первое мая студенты из Армении и Азербайджана выстраиваются напротив друга, выкрикивают национальные лозунги и швыряют бутылки. Сдерживают их только отряды ОМОНа.
Этот опыт показывает, что даже в самой толерантной среде достаточно небольшой провокации для того, чтобы устроить мордобой враждующих наций. И никакие декларации тут не помогут. Черно-белые пары, которые я знаю, сложились потому, что людей изначально тянуло друг к другу, для этого их не нужно было учить толерантности.
А хуту и тутси друг с другом не общаются - максимум по делу. Я несколько раз слышала про одного легендарного парня-хуту из Конго, у которого девушка-тутси из Руанды, и долго гонялась за ним, представляя себе их трогательную сентиментальную историю в конце репортажа - но он отключил телефон и, как сказали друзья, «пошьол в Воронэж» - так что я до сих пор не уверена, что он существует.
- Да, это довольно сложная проблема, - признается профессор кафедры массовых коммуникаций Галина Трофимова. - Один из наиболее эффективных способов- это поставить перед студентами цели, которые окажутся для них важнее национальных конфликтов. Например, получить высшее образование. Можно надеяться, что, получив диплом, они все равно в конечном итоге станут терпимее, потому что этническими разборками, как правило, занимаются люди с низким уровнем образования.
Межрасовые отношения при ближайшем рассмотрении тоже не лучше межнациональных, просто это менее заметно. На Таню я обратила внимание еще на той репетиции кремлевского концерта, где все пели «Подмосковные вечера». В отличие от большинства студентов РУДН, у нее хипповский стиль одежды и очень открытое, доброе лицо. Она ходила среди разных групп студентов и что-то сосредоточенно записывала. Я тогда еще подумала: «Надо же, такая неформальная девушка и почему-то участвует в столь официальном мероприятии» Но Таня объяснила мне, что ей это действительно интересно: «Все танцы и костюмы настоящие, я культуролог и мне это нужно по специальности».
Второй раз я столкнулась с ней в женском комитете - это условное название для университетской организации, которая занимается проектами социальной направленности: психологическая помощь тем, кто в ней нуждается, работа с детдомовцами, да и просто неформальная тусовка. Как ни странно, в женском комитете много мужчин. Вообще это чудесное, теплое, дружелюбное место. Сейчас, например, они работают со студентами из разрушенного Гаити.
На одной из встреч женского комитета Таня танцевала сексуальный латиноамериканский танец Крео - так ловко и зажигательно, что у меня челюсть отвисла. В этом была потрясающая свобода и красота. Оказалось, что Таня из детдома, с волшебным миром толерантности она впервые познакомилась в рамках программы по работе с сиротами. Студенты приезжают в детдома, стараются подружиться с детьми и по возможности навещать их регулярно, чтобы между иностранцами и сиротами выстраивались постоянные отношения. Таня дружила с латиноамериканцем Мануэлем, он подарил ей красивую перуанскую шапку.
Таня была отличницей и поступила в РУДН, сейчас занимается тем, что организует такие поездки для других детдомовцев. Если бы не РУДН, Таня, наверное, никогда бы не стала такой прекрасной и свободной, как сейчас - скорее всего, ее ждала заурядная перспектива обучения в каком-нибудь владимирском техникуме. Сейчас она хорошо говорит по-французски, пишет курсовую про 68-й год в Париже и скоро собирается на стажировку во Францию.
Я еще не успела опомниться после впечатления от танца Крео, как Таня добила меня окончательно, признавшись в своих расистских чувствах абсолютно спокойным голосом:
- Да, за четыре года, которые я здесь, я становлюсь «расистом». Я надеюсь, вы поняли, что я это не серьезно? Я просто живу на этаже, где много африканцев и китайцев. Они часто готовят свою национальную еду, запах по всему коридору… Представьте, например, что жарят селёдку… Ну, я и иду и открываю форточки. Африканцы меня часто раздражают тем, что придуриваются, делают вид, что не понимают по-русски. Мне бывает очень неприятна их навязчивость - наши мальчики так себя не ведут. Конечно, у меня есть друзья из Африки. В седьмом классе я даже думала, что выйду замуж за африканца, и у меня будет красивый ребенок. Но теперь я точно знаю, что даже парня-африканца у меня не будет - мы слишком разные.
Когда они сильно меня достают, я так им и говорю: я расист. Все смеются и напряжение сбрасывается. На самом деле, я, как и любой человек, могу иногда ненавидеть кого-то, быть расисткой… но это только глубоко внутри. Я никогда этого не покажу.
- А как же толерантность?
- А, по-моему, это и есть толерантность. Ведь это слово - производное от «терпеть», а не «любить». Ты можешь думать о другом все, что угодно, но вести себя прилично: не драться, никого не обижать, решать конфликты мирным путем. Я сама пропагандирую толерантность, снимаю фильмы об этом, делаю доклады. Но чтобы все друг друга любили и было реально по фигу, кто какой национальности - я считаю, это утопия.
ОБЩЕЖИТИЕ
Алексей Иванович Чухно занимается расселением студентов в шестом блоке РУДНовского общежития. Это очень важная должность - место в общаге получить едва ли не сложнее, чем место в университете, и от того, каким оно будет, во многом зависит, как студент будет учиться и как вообще сложится его жизнь. Локальный вершитель судеб, Анатолий Иванович напоминает какого-то гротескного старичка-алхимика из новелл Гофмана. Седые волосы, собранные в хвост, строгий взгляд поверх огромных очков, заваленный бумагами стол.
- Вот, попробуйте меня тут найти - кивает он на групповую черно-белую фотографию, которая валяется среди бланков договоров и квитанций.
Это юбилей РУДН 1975 года, в Кремле, человек 300 студентов и совершенно неузнаваемый Анатолий Иванович - аккуратно подстриженный функционер в костюме. Наш разговор все время прерывается визитами студентов, которые заходят заполнить какие-то бумажки.
- Я сначала работал на физфаке МГУ, но ко мне пришли и предложили перейти сюда, - вспоминает вершитель судеб. - Они в основном набирали взрослых людей, партийных, идеологически подкованных, часто после службы в армии. Я сам до этого четыре года служил во флоте. Тебе интернет провести? Давай паспорт…
Анатолий Иванович заполняет договор в двух экземплярах через копирку.
- А почему у вас так много бумажек? Неужели нельзя поставить компьютер?
- Да какой же компьютер сможет работать лучше, чем я? Вот видите, тут надо мной посмеиваются, у меня тут есть такой талмудик, куда я записываю всех, кто прошел через мои ручки. Если собрать такие книжечки за всю жизнь, то 25 000 человек-то наберется. И каждого я помню, каждого! До девяностого года я работал старшим преподавателем, сейчас это называется модным иностранным словом «тьютор». Встречал студентов, расселял их после карантина по комнатам, занимался воспитательной работой. Что это такое? «Знакомство с советской действительностью». Музеи, экскурсии, посещения предприятий, школ, на каникулах - трудовые лагеря, сбор винограда в Молдавии. Пришел нетрезвый - сразу попадаешь ко мне, а как же. Сейчас и об отчислении вопрос могут поставить. Что ж ты миленький мне ксерокопию не принес, я же тебя еще три дня назад просил, - обращается Анатолий Иванович к новенькому китайскому студенту. И вдруг повторяет то же самое на хорошем английском.
- Это вы здесь так хорошо научились?
- Я четыре года проработал школьным учителем в Сомали. Вы бы, наверное, не согласились работать на таких условиях. Электричество было только вечером и только до двенадцати. В холодильнике ничего хранить нельзя. Воду нам привозили один раз в день, грязную. Кубометр на дом. Дома были каменные, оставшиеся от англичан. Нас было около 50 советских преподавателей. Но потом началась война с Эфиопией и мы разорвали дипломатические отношения. Вот, Патрик, попробуй меня тут найти…
- Это мой отец! - Африканец, сияя белозубой улыбкой, показывает на фотографию Чухно. Вообще-то это такая типичная африканская шутка (я сталкивалась с ней в Америке) - показать на белого, сказать «это мой отец» или «мой брат» - и смотреть на реакцию собеседника. Но для Чухно это больше, чем юмор:
- Вот! Я же вам говорю, спросите студентов! Патрик сломал руку на спортивных соревнованиях, она плохо срасталась, потребовалась дорогая операция. И я настоял на том, чтобы ему разрешили отсрочить платежи. Он ведь не в уличной драке получил перелом, а у нас.
- А как вы понимаете, кого с кем лучше поселить?
- О, это сложная наука и отчасти интуиция. Смотришь на людей и по опыту понимаешь, эти уживутся, эти - не уживутся.
- А вы можете поселить армянина с турком?
- Все зависит от ситуации и от людей. Иногда даже хочется поэкспериментировать. Я как-то раз предложил поселить эфиопа с эритрейцем, когда у них была война. Но эфиоп сказал: я не могу, в моем посольстве этого не поймут. Поселил рядышком.
- И что, поругались?
Старший преподаватель Анатолий Иванович строго смотрит на меня и вдруг с хулиганской гримасой показывает язык.
- Подружились. Так-то.
- А куда бы вы меня поселили?
- Вас - никуда, потому что у меня мест нет.
В общаге пахнет стиркой и миллионом экзотических специй. Студенты из Азии жалуются на то, что пожарная безопасность запрещает использовать рисоварку, бородатые мусульмане с Кавказа - что не дают помещения под мечеть. Все двери приоткрыты, из-за одной доносится развеселый хип-хоп, за другой слышно, как кто-то совершает намаз. В комнате у индусов висит британский флаг, по соседству китаец и таджик играют в китайские шахматы. Человек восемь африканцев смотрят телевизор: «Спартак» играет с какой-то немецкой командой. За кого болеете? - За «Спартак».
Как это все-таки странно. Колониальная Африка, Патрис Лумумба, холодная война, Эфиопия, Эритрея, Сомали. Какая-то непонятная идея дружбы народов, ни жива, ни мертва. Страны, которых мы никогда не видели и с которыми почему-то так тесно связаны. «Раньше был интернационализм, теперь - толерантность», - с грустью сказал мне пожилой профессор из Эфиопии. Когда все боролись с одним общим врагом и строили коммунизм, национальные различия действительно были не важны. А теперь вообще непонятно, с кем и за что воевать в этой большой общаге. Приходится, как говорит Анатолий Иванович, «экспериментировать»: привыкать к чужим запахам, смотреть друг на друга, понимать себя. И терпеть, терпеть.
Смотреть еще фотогорафии