Босс, но гол
Click to view
Ащ Дущинз, мой приятель с юности, внематочно следит за вращением колеса Фортуны. Подчас и в смысле самом что ни на есть земном и прагматичном - играя в казино. С рулеткой - материализованным воплощением божественного колеса - ему везет как раз не очень, зато в Blackjack может подфартить основательно, я был тому свидетелем.
Как у любого настоящего игрока, у Дущинза только одна проблема - вовремя остановиться. Он погружается в игру так, что почти не реагирует на воздействия окружающего пространства. Спецьяльно приставленный человек небольшим пылесосом убирает с зелёного сукна пепел, облетающий с его сигареты. Демоны игры выглядывают из параллельного мирка, не маскируясь, в своём естественном обличье. Процесс идёт…
За карточным столом, как известно, проводили немало времени и Фёдор Михайлович Достоевский, царствие ему Небесное, и Александр Сергеевич - солнце русской поэзии.
Да вот и «…Некрасов Коля - сын покойного Алёши,
Он и в карты, он и в стих, и сам неплох на вид. Знаете его?..»
А знаете ли вы что-нибудь о пиите Дущинзе? Нет?!
... были врЕМъена, когда даже мне ничего о нём ведомо не было. Ну, болтался в солнечной лагуне клуба «Дерзание» потерпевший крушение начинающий флибустьер с подозрительно интеллигентной внешностью. Уже тогда в костюме, при галстуке, в умного вида очках. Как-то особливо себя не проявлял: девчонок - а ведь это для поэта наиглавнейшее дело - не увлекал посредством стихиков в дебри страстей, а всё больше о звёздах, вселенских мирах и человеческих проблемах галактического масштаба размышлял. Например, не давал ему покоя (да и до сих пор заставляет чесаться) печально закончившийся тандем МОЦАРТА-САЛЬЕРИ. И - неспроста, думается.
Как-то, испив маленький двойной, я покуривал у САЙГОНА обычную пахитосу. И тут откуда-то из-за угла вынырнул Дущинз (в костюмчике, естественно). С авоськой, что придавало поэту несколько комичный вид. Дальше все было почти как у Майка Науменко: «... И у него был рубль, и у меня - четыре. / В связи с этим мы взяли три бутылки вина». Вино мы отправились распивать во внутренние дворы Невской першпективы, где нас после четвёртого пузыря (а мы всё-таки взяли четыре, а не три) портвейна ТРИ ТОПОРА упаковали доблестные работники правоохранительного медвытрезвителя. Помнится - возили нас по городу долго. Трезваки - видимо, в связи с каким-то ВАЖНЫМ праздником - были перегружены. В конце концов нас принял на борт обыкновенный обезьянник, тоже переполненный. Посадочные места оказались наглухо занятыми. Дущинз к тому времени на ногах ещё держался, но уже при помощи верхних конечностей, которые, как и нижние, упирал в довольно нечистый пол. Такая поза вызвала во мне прилив сострадания, и я в сердцах прогнал пару-тройку завсегдатаев этого заведения с насиженных мест. Когда их отвезли в больничку - Дущинз уже мирно храпел, лёжа на лавке.
Обычно из обезьянника через несколько часов списывают на берег. Всех пассажиров к вечеру отпустили, а нас оставили... и всё из-за этих невоспитанных граждан, которых я сперва вежливо попросил подвинуться. Парились бы мы конкретно, если бы поутру с приходом дознавателя помято-просветлённый Дущинз не вывел разговор на звёздные орбиты. Грамотно излагал, читал соответственные стихики и даже станцевал пиратский танец на одной ноге, который впоследствии похитил злодей Гуревич и сейчас лихо выдаёт за свой собственный.
Это проникновенное поэтическое выступление перед людьми в погонах спасло нас - а точнее и честнее, меня - от заслуженных, в общем-то, 15 суток, а то и чего похлеще. Пока меня мутило после выпитого натощак (кофе не в счёт) портвешка - отоспавшийся на жёсткой скамье несломленный Дущинз показал класс. Думаю, что это был один из лучших его поэзоконцертов.
Летят годы. Но я знаю наточняк - повторись такой расклад по новой уже в наши дни - Дущинз бы вновь зажёг теми же проверенными стихиками, и нас бы всем отделением с бурными аплодисментами проводили до ментовской упаковки и развезли по домам. Портвейн, правда, мы не пьём, беззащитных хулиганов не бьём... и пиратский танец Дущинз больше не поёт.
Теперь у него другая пездня.
Бывший поклонник Бахуса Ащ Дущинз, завязав наконец, решил пополнить ряды борцов за трезвость. И написал антиалкольный букварь с двустишьями примерно такого уровня:
"Алкоголизм есть враг здоровья,
Пей лучше молоко коровье!"
"Баран и тот умней живёт,
Поскольку только воду пьёт".
..........................
"Жена непьющая - то ценность,
Ты не бросай в грязь драгоценность!"
..........................
"Щука зубы поломала,
Закусить она желала" и т.д.
Он и нам предложил поучаствовать в этом проекте. Болдуман, всосав на эту тему бутылёк коньячку, предложил накатать алфавитный акростих Дущинзу в ответ. Я - даром, что не пил - охотно согласился:
Огорчим тебя, Саша, но ты не грусти -
А работай над рифмой и словом!
Твой букварь - это полная шняга… прости…
Лакирнём это дело «Столовым»!
АБСТИНЕНТНЫЙ БУКВАРЬ
Алкоголик Саша Дущинз
Был поэтом, и неслабым:
В альманахи был допущен-с,
Гнал свои телеги бабам,
Добиваясь - и успешно -
Ебли с плясками и свистом,
Ёбтыть - пусть и небезгрешно
Жил он - полным похуистом,
Затравив свою печёнку
Иностранной бормотухой,
Йогой и вонючей жжёнкой*,
К бесконечному бочонку
Лихо льнул под вечной мухой -
Мы его считали - братом!
Но решил весенним утром
Он вдруг стать аристократом:
«Пить не буду - «Камасутром»
Развлекаться - тоже - наху…»
Словом, стал отнюдь не лордом -
Третьесортному монаху
Уподобился… И - гордым,
Фанфаронски-гордым шагом
Ходит нынче по отчизне -
Цаплей с абстинентским флагом -
Чвяк-чвяк-чвяк ваще по жизни!
Шняга, Дущинз! Что за шняга?
«Щука зубы поломала»…
Эк ты скурвился, бедняга!..
Юность минула, пропала
Яркость строк… Терпи, бумага!..
*) строчка предложена Зл. Гуревичем и взята нами на вооружение
отсюда