Восстание подонков и идиотов. Часть 2.
Начало тут. Трудно сразу решить, что подвигло лондонских поляков на варшавскую авантюру - предательство или глупость. Шляхта в полной мере отмечена и тем и другим пороком. Известный писатель-фантаст Юрий Мухин делает довольно смелое и на первый взгляд логически обоснованное предположение, что польское эмигрантское правительство в 1940 г. совершило предательство союзников, и действовало в интересах немцев, надеясь вернуться на родину после окончательной победы нацизма в Европе. В 1944 г., разумеется, нельзя было сомневаться в поражении Германии, но Гитлер, дескать, шантажировал поляков тем, что сдаст их англичанам, и лондонские шляхтичи стали его заложниками - спасая свою шкуру, они направляли деятельность АК в интересах немцев.
Действительно, с точки зрения умозрительной логики все выглядит именно так:лондонцы максимально «заморозили» боевую активность 300-тысячной Армии Крайовой, обеспечив тем самым надежный тыл Вермахту; увели армию Андерса из СССР в критический момент Сталинградской битвы, когда решался исход всей войны; затем приняли деятельное участие в геббельсовской спецоперации «Катынь» и развязали войну против советских партизан в Белоруссии; они сконцентрировали в Варшаве основные силы АК и позволили немцам уничтожить их безо всякой пользы для антигитлеровской коалиции; наконец, те отряды АК, которые оказались на освобожденной советскими войсками территории, были переориентированы на борьбу с Красной Армией. Союзнички, мать их!
.
Однако еще Франсуа Ларошфуко подметил, что предательства совершаются чаще всего не по обдуманному намерению, а по слабости характера. Если бы эмигрантское правительство Сикорского-Миколайчика согласовало с немцами сценарий варшавского восстания, то последние, мне думается, хотя бы заранее подтянули к городу войска и подавили выступление значительно быстрее и без привлечения танков и авиации, которые гораздо нужнее им были для стабилизации фронта. Немцы от своей агентуры были хорошо осведомлены о намерениях подполья, однако довольно скептически относились к самой возможности масштабного выступления подпольщиков, поскольку всю войну Польша считалась надежно умиротворенной территорией. Слово генералу Штагелю:
«Никто серьезно не думал о восстании поляков, ибо оно казалось бесперспективным. Однако, учитывая темперамент поляков, оно считалось возможным. Но и эта возможность казалась до того маловероятной, что отказались от приведения в боевую готовность частей и вооруженной тяжелым оружием полиции».
Тем более у них не было оснований считать АК серьезной боевой силой, способной захватить Варшаву самостоятельно. Ведь ранее, когда аковцы попытались атаковать Вильно перед приходом Красной Армии, они были быстро разбиты и загнаны в леса. То есть немцы рассуждали с точки зрения здравого смысла, и в этом заключалась их ошибка. Они знали реальное положение на советско-германском фронте, которое было крайне неблагоприятно для восставших, но поляки оценивали его совершенно неверно и приняли решение о начале выступления на основе ошибочных данных (точнее, слухах) о прорыве Красной Армии к Варшаве. Назвать это непрофессионализмом язык не поворачивается. Такое ощущение, что разведки как таковой у АК не было. Как известно, действия дурака предсказать невозможно. Точно так же и немцы не смогли просчитать ходы глупого и безответственного польского эмигрантского руководства и бездарного командования подпольной армии. Именно поэтому первые пару дней повстанцы имели локальные успехи в борьбе со слабым шеститысячным немецким гарнизоном Варшавы благодаря эффекту неожиданности.
Если бы лондонское правительство Польши пошло на сговор с Гитлером, то в их интересах было бы точно назначить время выступления и сообщить дату своим берлинским хозяевам. Однако 25 июля Миколайчик уведомляет членов своего правительства, что отправил директиву правительственному делегату в Варшаве и вице-премьеру Яну Станиславу Яновскому предписывающую «начать восстание в сроки, выбранные Вами». Надо учитывать еще и то, что лондонские поляки почти ничего и никого не контролировали в Польше, несмотря на присутствие своей делегатуры, и вообще очень плохо были осведомлены о том, что там на самом деле происходит. Поэтому вряд ли они могли планировать широкомасштабное предательство, не будучи уверенными в том, что полевое командование АК их поддержит или слепо подчинится. Тем более, что против восстания был и главнокомандующий польской армией генерал Соснковский, но он не проявил достаточной решимости отстаивать свою точку зрения. Когда провал авантюры стал очевиден, он в знак протеста в сентябре 1944 года подал в отставку.
Как известно, Вермахт в рамках борьбы с повстанцами превратил в горы битого кирпича 80% города. Нужно ли это было немцам? Ведь Варшава представляла собой центральный пункт обороны на вислинском рубеже. С военной точки зрения разрушение города было, по меньшей мере, нецелесообразно, если немцы не собирались отступать осенью 1944 г. Таким образом, методичное разрушение кварталов Варшавы нужно связывать именно с подавлением восстания. В этой связи трудно предположить, что немцы, манипулируя лондонской шляхтой, сами себе создали такие проблемы. Я допускаю, что германское командование, локализовав очаги сопротивления повстанцев, могло специально затягивать их ликвидацию (да и переговоры о капитуляции, начатые 7 сентября, они явно не спешили завершать), дабы, используя оные как приманку, спровоцировать Красную Армию атаковать с крайне уязвимых позиций с целью нанести ей большие потери. Возможно, именно поэтому они не стали удерживать до последнего хорошо укрепленное Пражское предместье - надеялись, что Рокоссовский, сам варшавянин, бросит свои ослабленные дивизии на форсирование Вислы, пытаясь помочь повстанцам. Однако советская сторона предприняла лишь локальную десантную операцию силами Войска Польского и, поняв бесперспективность дальнейшего удержания плацдарма в связи с тем, что восстание было практически разгромлено, эвакуировала эти части на правый берег реки. Советские потери составили более 3000 солдат и офицеров. Но даже в этом случае выходит, что гитлеровцы пытались лишь косвенно использовать АК в своих интересах.
Почему же закордонное польское руководство предприняло совершенно бессмысленную акцию? Я думаю, что здесь была причиной все же знаменитая шляхетская тупость и корыстный авантюризм. Расчет был примерно таким: удастся восстание (то есть успеют поляки вывесить свой флаг перед приходом советских войск) - хорошо. Это даст лондонской шляхте хорошие позиции для торга со Сталиным относительно своей дальнейшей политической карьеры. Разумеется, они не сами собирались торговаться, а рассчитывали, что Черчилль заставит Сталина принять условия Миколайчика. Потопят немцы восстание в крови - тоже хорошо, и чем больше будет жертв, тем лучше: можно будет бить себя пяткой в грудь и кричать о том, что поляки героически сражались за свою свободу и оплатили ее своими неисчислимыми жертвами. То есть Армия Крайова и мирные варшавские обыватели были своего рода разменной монетой в большой политической игре Миколайчика со товарищи, где главным призом была возможность вернуться на родину «победителями» и продолжить паразитировать на шее польского народа. В конце концов лично они ничем не рисковали - умирать за их интересы паны любезно предоставили другим.
Именно поэтому действия польского эмигрантского правительства и выглядят так, будто они были в сговоре с Гитлером, поскольку комбинация подлости и скудоумия приводит к совершенно необъяснимым с позиций здравого смысла комбинациям. Потому, наверное, фюрер хлопал в ладоши и восклицал: - Слава богу - в лице лондонских поляков мы приобрели таких врагов, которые лучше всяких друзей!
Что же касается вождя повстанцев Тадеуша Коморовского, то он как раз мог совершить предательство, и скорее всего его совершил. У него был серьезный мотив так поступить: спасение собственной шкуры для шляхтича - первое дело. Махмуд Гареев в книге «Маршал Жуков» приводит со ссылкой на польские источники запись разговора, состоявшимся накануне восстания между Комаровским и офицером СД Паулем Фухсом:
«Фухс: - Пан генерал, до нас дошли слухи, что вы намерены объявить о начале восстания в Варшаве 28 июля и что в этом направлении с вашей стороны ведутся активные приготовления. Не считаете ли вы, что такое решение повлечет за собой кровопролитие и страдания гражданского населения?
Комаровский: - Я только солдат и подчиняюсь приказам руководства, как, впрочем, и вы. Моё личное мнение не имеет здесь значения, я подчиняюсь правительству в Лондоне, что, несомненно, вам известно.
Фухс: - Пан генерал, Лондон далеко, они не учитывают складывающейся здесь обстановки, речь идет о политических склоках. Вы лучше знаете ситуацию здесь, на месте, и можете всю информацию о ней передать в Лондон.
Комаровский: - Это дело престижа. Поляки при помощи Армии Крайовой хотели бы освободить Варшаву и назначить здесь польскую администрацию до момента вхождения советских войск... Я знаю, что вам известны места, где я скрываюсь, что каждую минуту меня могут схватить. Но это не изменит ситуации. На мое место придут другие, если Лондон так решил, восстание, несомненно, начнется».
На переговорах присутствовал немецкий офицер-переводчик, впоследствии завербованный польской службой безопасности и представивший детальный отчет об их ходе. Допустим, это фальшивка, состряпанная «агентами Кремля», дабы опорочить «славных польских патриотов». Но как тогда объяснить ту трогательную заботу о Коморовском, которую проявляли немцы во время подавления восстания: несмотря на то что местонахождение его штаба было известно оккупантам, его не бомбили штурмовики и не обстреливала артиллерия врага? Как объяснить ту задушевную атмосферу, царившую на совместных банкетах, которые устраивались эсэсовцами и аковским руководством во время длительных переговоров о капитуляции? Причем взаимные лобзания происходили не только на интимных шляхетско-эсэсовских междусобойчиках, но и, как говорится, на глазах общественности. Даже пан Куронь, антикоммунист, один из архитекторов новой Польши в своих мемуарах отзывается об этом «борце за свободу» несколько брезгливо:
«…мои друзья - участники Варшавского восстания, офицеры АК - рассказывали мне, как тяжело переживали тот факт, что руководитель восстания Бур-Коморовский при капитуляции пожал руку гитлеровскому генералу фон ден Баху, прошел рядом с ним перед строем почетного караула, а затем они вместе уехали в открытом автомобиле. Повстанцы были возмущены до глубины души». ( Яцек Куронь, Яцек Жаковский «Семилетка, или Кто украл Польшу»).
В разговоре между Коморовским и Фухсом прозвучала дата 28 июля. Что же произошло в тот день? Официальная хроника восстания повествует об этом дне следующим образом: 27 июля в 17:00 немецкие оккупационные власти в лице губернатора доктора Фишера приказали ста тысячам жителей столицы выйти на сооружение земляных укреплений. Сбор на работы должен был начаться 28 июля в 6 утра.
В ответ на это комендант Варшавского округа АК, полковник Антони Хрусцель якобы без согласования с главным штабом АК издал приказ всем отрядам в городе занять исходные позиции в ожидании часа W, что означало время восстания. Связные разошлись по городу с приказами для командиров 8 варшавских округов и 33 регионов. С утра 28 июля население, якобы, не вышло на земляные работы. Вместо этого весь город наполнился спешащими на исходные позиции солдатами АК. Это была так называемая «первая мобилизация». Она, дескать, показала хорошую организацию и дисциплину подпольщиков. До 90% численого состава варшавского округа АК вышло в места сбора. В этот же день на сборных пунктах рабочей силы немцы сумели собрать всего 200 человек готовых копать окопы. Так, по мнению исследователей польского Сопротивления, Варшава показала свое отношение к требованиям немецких властей.
Все это кажется совершенно неправдоподобным. Допустим, Хрусцель действительно самовольно издал приказ о саботаже, но как он мог быть доведен не только до 90% бойцов АК, но и до 100 тысяч жителей города за несколько часов до начала комендантского часа? Это совершенно нереально! Если население и не вышло на работы, то причину следует искать в том, что в ночь с 27 на 28 советская авиация бомбила Виленский вокзал и Грохов в правобережной (пражской) части Варшавы, а в самой Варшаве в тот день наблюдалось нечто похожее на панику. По крайней мере немцы спешно осуществляли эвакуацию гражданских учреждений из столицы генерал-губернаторства с 25 июля, и тем было уже совершенно не до рытья окопов.
Далее, как повествует официальная легенда, в 16:00 28 июля Хрусцель по приказу главного штаба отменил общий сбор и приказал подпольщикам расходиться по домам, сохраняя связь со штабом. Солдаты возвращались по домам в полной уверенности, что это была ложная тревога, объявленная специально с целью увидеть степень готовности отрядов. Не правда ли, это очень похоже на бред? Как можно провести мобилизацию подпольной армии в оккупированном прифронтовом городе, чтобы враг это не заметил, особенно если он был заранее осведомлен о дате мероприятия? И зачем вообще надо было проводить мобилизацию, если начинать атаку не планировалось? Почему оккупационные власти не предприняли никаких мер против АК после «первой мобилизации»? Почему Хрусцеля, если он объявил мобилизацию самовольно, не расстреляли за самоуправство, ибо его деятельность грозила полным срывом предприятия? Рациональный ответ на все вопросы может быть только одним - варшавское восстание было совместной акцией АК и СД.
Коморовский, вне всякого сомнения, был конченым подонком, но вряд ли настолько тупым, чтобы верить в успех восстания. Он отлично понимал: либо Красная Армия освободит Варшаву своими силами, либо немцы быстро разгромят Армию Крайову. В первом случае не важно, как будут действовать несколько тысяч его боевиков, поскольку никакого влияния на исход сражения, в котором участвует миллион солдат с обеих сторон, это не окажет. Не важно даже то, знают немцы заранее о выступлении, или нет. Вообще-то, учитывая продажность поляков, трудно быть уверенным в том, что абвер, СД и гестапо не завербуют достаточно осведомителей или не внедрят в АК своих агентов, а потому конспирацию соблюсти не удастся. Ранее гестапо вполне успешно разоблачало диверсионные группы АК путем внедрения в них своих агентов. Например, 6 июня 1943 г. немцы с помощью провокатора Станислава Ястера разом арестовали 56 участников диверсионного подразделения ОСА (Отдел специальных операций), а после тот же Ястер выдал начальника штаба ОСА поручика Кудельского. Таким образом из всех членов активной боевой группы на свободе осталось 9 человек, а диверсионная активность АК на несколько месяцев была сведена на нет.
Но в случае поражения восстания то, как действовали повстанцы, будет иметь значение лично для него, Коморовского. Например, он может не атаковать те объекты, которые имеют для немцев стратегическое значение. Так и произошло в дальнейшем: мосты через Вислу, охраняемые тремястами саперами и зенитчиками вообще не были атакованы, несмотря на то что именно это следовало сделать в первую очередь, если расчет делался на помощь Красной Армии. По этой же причине следовало уделить большое внимание захвату Праги, где восставшие лишь обозначили свое присутствие, но были разогнаны уже к 3 августа. При этом многократным кровавым атакам подверглось здание «Пруденциала» - самого высокого в довоенной Варшаве. Зачем? Видимо только для того, чтобы водрузить на нем флаг. Бессмысленным с тактической точки зрения было наступление вдоль улицы Яна Собесского в изолированных от основного района восстания южных кварталах Верхний и Нижний Мокотув.
То есть с одной стороны Коморовский проводил «показуху», которая полностью устраивала лондонскую клику и позволяла упрекать русских, что они не помогают героической Варшаве, а с другой - эти военные акции не наносили особого ущерба гитлеровцам. Если принимать во внимание доктрину двух врагов, то это даже как бы немного оправдывает действия повстанческого руководства: оно щадило меньшего врага - немцев, чтобы те уничтожали более сильного противника - русских. Кстати, лондонцы получали от Коморовского очень бодрые депеши, на основании которых и делали свои оптимистичные выводы. Например, 21 июля он докладывал следующее:
«Последнее покушение на Гитлера, а также военное положение Германии могут в любую минуту привести к ее краху, что заставляет нас быть в постоянной готовности к восстанию. В связи с этим я отдал приказ о состоянии готовности к восстанию с часу ночи 25 июля».
Во как: крах Германии ожидался с минуты на минуту. Видимо в это очень хотелось верить лондонской шляхте и она боялась опоздать к дележу пирога на пиру победителей. Итогом этих игр стала гибель четверти миллиона (!) поляков, 700 тысяч варшавян были изгнаны из города, а сама польская столица превращена в руины. ( продолжение).