Почему у Путина нет имперского проекта
Начало здесь. Вернемся к роли идеологии в тоталитарных режимах… Анатолий Несмиян совершенно ошибочно считает, будто наличие безальтернативной (государственной) идеологии - главный критерий тоталитаризма:
«Для тоталитарной диктатуры режим должен предъявить разделяемую значительной частью населения идеологию. Это критическое условие, без выполнения которого тоталитаризм невозможен».
Или вот еще та же мысль проводится более развернуто:
«В чем отличие тоталитаризма от автократии? В его принципиальной идеологичности. Для тоталитарного режима невозможно создать новую систему отношений без идеологии, которая становится образом мысли и действий какой-то значительной или по крайней мере активной части общества. Задача режима - передать функционал поддержания устойчивости системы самому обществу. Что высвободит значительную часть административного ресурса, а значит - создаст устойчивое положение самого режима. Идеология здесь играет роль мотива, позволяющего на добровольной основе (и это есть ключевое отличие тоталитарного сознания от авторитарного) отказаться от личной свободы в пользу сохранения режима».
Несмиян в данном случае делает классическую ошибку, путая причину со следствием. Идеологизация общественной жизни - не причина (источник) тоталитаризма, а его непременное порождение. И смысл идеологии вовсе не в передаче обществу «функционала поддержания устойчивости системы», эта задача всецело возложена на госаппарат. Описанный Анатолием Евгениевичем подход категорически противоречит самому определению тоталитаризма, стремящемуся к тотальному подавлению и подчинению человека, он не ищет партнерства, взаимопонимания, совпадения интересов и никому ничего не делегирует. Подобное заблуждение мы рассмотрели ранее весьма подробно - тоталитарное государство, наоборот, старается подавить в обществе любую самодеятельность, требуя лишь деятельного участия в своих инициативах и жесткой дисциплины.
Стоит подробнее разобраться в феномене тоталитарных государств. Современная политология классифицирует политические режимы по формальным признакам (а, собственно, как иначе?). Поэтому тоталитарный режим определяется как тот, что берет под контроль все сферы жизни общества - политическую, экономическую, социальную и духовную, в противоположность авторитарному режиму, что удовлетворяется лишь контролем политической сферы.
Это - сугубо формальное определение, а не сущностное, поскольку не дает ответа на вопрос «Зачем?». Зачем государству не просто избыточный, а тотальный контроль над обществом? Ведь сам процесс контроля требует расхода колоссальных ресурсов, для этого необходимо создание монструозного бюрократического аппарата, который постепенно начинает жить собственной жизнью, субъективизируется. Контроль над аппаратом со стороны правящей верхушки становится ключевой задачей, требующей создания все новых и новых бюрократических структур, перемалывающих все больше и больше ресурсов без какого-либо полезного выхлопа. Просто для самосохранения политического режима достаточно поддерживать баланс в свою пользу на политической сцене. Причем если этот баланс можно поддерживать без насилия путем саморегуляции, то насилие становится избыточным. Зачем держать в страхе обывателя и периодически его набутыливать, если он совершенно искренне любит каудильо и партию власти, дисциплинированно голосуя за них на всех выборах?
Ответ легко найти при самом беглом анализе известных тоталитарных режимов - все они пытались реализовать масштабный проект развития (у каждого свой) в качестве ответа на исторический вызов. И к власти партии тоталитарного толка приходили исключительно на волне системного кризиса. Тотальный контроль продиктован вовсе не маниакальными наклонностями вождя и ненасытным властолюбием элиты, прорвавшейся из грязи в князи, а весьма прозаической необходимостью концентрации ресурсов для реализации прорывного проекта. Особенно наглядно это было продемонстрировано Советским Союзом, реализовавшим проект догоняющего развития, ключевой задачей которого являлась форсированная инудстриализация.
Мне всегда было смешно наблюдать потуги тупой либерастни, самоутверждающейся в антисоветизме спустя 30 лет после кончины совка. Послушать недоумков типа Варламова или Каца - так кровавый Коба и фанатики-большевики все делали исключительно для того, чтобы нагадить всем, кому только можно. Коллективизацию они, дескать, проводили для того, чтобы «сломать хребет русскому крестьянству», индустриализацию - дабы наклепать мильён танков и захватить мир. Война для них - счастливая возможность подорвать «генофонд» народа, уничтожить опасных пассионариев, оставив в живых только маргиналов и рабов. Даже систему образования они формировали будто бы для того, чтобы отвратить народ от православия и прочих посконных скреп, прельстив бесовским научным коммунизмом.
На самом деле все, что предпринимало большевистское руководство, следует оценивать исключительно сквозь призму вопроса концентрации ресурсов в фондах развития. Вполне очевидно, что первым источником становятся фонды потребления. Способ их сокращения - нормированное распределение благ вплоть до введения карточной системы. Коллективизация - эффективный пример изъятия из деревни трудовых ресурсов. Десятки миллионов крестьян перетекли в города не от того, что партия и правительство так повелели, а лишь потому, что благодаря механизации земледелия удалось кардинально поднять производительность аграрного сектора и высвободить из деревни миллионы рабочих рук, необходимых промышленности.
При этом валовые объемы производства сельхозпродукции после сплошной коллективизации на первом этапе выросли не так, чтобы очень радикально (дореволюционные рекорды по валу зерна были побиты только в 1937 г.), а в каких-то сегментах даже упали, например, в мясном животноводстве. Но тут вопрос приоритетов. Приоритетом являлось получение необходимого ресурса рабочих рук, для этого надо было их сделать лишними на селе.
Почему колхозы и совхозы фактически огосударствлялись и встраивались в единую вертикаль управления народным хозяйством? Потому, что таким образом увеличивалась, во-первых, продуктивность производства благодаря специализации агропредприятий на оптимальных культурах (единоличное крестьянское хозяйство было натуральным, потому априори проигрывало по эффективности монокультурному) и централизованному управлению скудным пока машинным парком. Во-вторых, огосударствление агросектора позволяло максимально изымать прибавочный продукт, оставляя крестьянину минимум для выживания.
Впрочем, уровень жизни на селе все равно рос: несмотря на обеднение зажиточной части крестьянства существенно вырос достаток бедняков. Для последних сверхэксплуатация со стороны государства оказалась более гуманной, нежели наемный труд на кулака по «рыночным ценам».
На заводах жизнь тоже была на сахар. Норма эксплуатации повышалась не через снижение оплаты труда, а через системное повышение норм выработки при сохранении зарплат на прежнем уровне (правда, чутка еще отбиралось через принудительные облигации госзаймов). Именно эту задачи решали в том числе гонка по перевыполнению плана, традиция соцсоревнований, система внеэкономического стимулирования труда (почетные грамоты, значки, ордена, доски почета и прочая непонятная современному обывателю мишура). Хотя, конечно, основным фактором повышения производительности труда в промышленности являлась модернизация основных фондов и оптимизация производства на отраслевом и межотраслевом уроне. Смысл был предельно прост - выжать максимум возможного из имеющегося ресурса.
Именно в этом ключе и стоит рассматривать роль тоталитарной идеологии, на которой строится модель социальных взаимоотношений. Основа экономики - труд. Стимулировать к труду можно экономическими (наращивание конечного потребления) и внеэкономическими методами. В условиях, когда создается база индустриальной экономики, то есть разворачивается производство средств производства, наращивание потребления по понятным причинам невозможно. Следовательно, упор будет делаться на внеэкономическое принуждение к труду. Идеология же обосновывает необходимость, сверхусилий, что должны предпринять общество в целом и каждый человек в отдельности сейчас ради неких профитов в будущем. Идеология, формируя образ будущего, комплексно отвечает на вопросы «Зачем?» и «Почему?».
Зачем потребовалась ликвидация кулачества, которое экономически было более успешно, нежели беднота? Исключительно потому, что изъятие ресурса с целью реализации проекта развития у кулачества было принципиально невозможным. А коммунистическая идеология подводила под экономические репрессии против «мироедов» очень убедительную базу: тот, кто отдает приоритет личному обогащению в ущерб общему благу, не имеет права на существование.
Кто-то, наверное, уже готов заподозрить меня в манипуляции: мол, процветание индивида - это залог процветания общества, потому, дескать, нельзя уничтожать богатых, бедных от этого станет только больше. Да, в рамках либеральной идеологии именно так. Но есть нюанс, который тупорылые адепты капитализма и фанаты «невидимой руки рынка» упускают из вида: концепция процветания общества через процветание индивида может быть реализована только в высокопродуктивных экономических системах, в обществах не просто с развитым экономическим базисом, а базисом передовым. Исключения есть, но это будут лишь примеры ситуативного паразитирования на природных ресурсах вроде Кувейта, где нефти много, а населения мало.
Наличие передового для текущего индустриального уклада промышленного комплекса позволяет контролировать производственные цепочки (часто глобальные) и концентрировать в своих руках сверхприбыль. А уже вот эту сверхприбыль можно распределять через инвестиционные механизмы, налогообложение, фонд оплаты труда, благотворительность таким образом, что и верхи будут в шоколаде, и средний класс доволен (бедных при таком раскладе вообще нет). Это, подчеркиваю, решает проблему неравенства лишь локально, в странах капиталистического центра, чаще всего за счет нещадной эксплуатации периферии.
Однако в условиях отсталой аграрной экономики, а это как раз случай СССР 20-х годов прошлого века, процветание «предприимчивого» индивида могло базироваться исключительно за счет обнищания окружающих. Запад проходил кровавый этап первоначального накопления капитала в XVI-XVX веках, и только к началу-середине прошлого столетия капитализм стал относительно гуманным, социально ответственным и гламурным. Но, повторюсь, только в центре, в колониях и на периферии творилась все та же жесть, например, «цивилизованные» бельгийские колонизаторы в Конго в качестве наказания за проступки рубили пальцы работягам на рудниках еще в 20-х годах. Абстрагируясь от моральной стороны вопроса, можно сказать, что сверхэксплуатация кулачеством крестьянской голытьбы была допустимой, если бы это самое кулачество концентрировало ресурсы (накапливало капитал) для развития. В этом случае от процветания индивида в будущем выигрывало бы все общество.
В реальности же кулак был заинтересован не в развитии, не в наращивании сельхозпроизводства, а в его СОКРАЩЕНИИ. Абсурд? Да нисколько - законы рынка в отсталой низкопродуктивной экономике работают именно так! Кулачество, как экономический и социальный феномен, могло существовать только в условиях доминирования ручного труда в аграрном секторе. Поэтому в широкой механизации, то есть переходе на индустриальные методы хозяйствования, кулачество было категорически не заинтересовано. Кулак не в состоянии конкурировать с крупным товарным хозяйством, что мы видим на примере дореволюционного агросектора, в котором основную товарную массу зерна (выгодный экспортный товар) давали крупные, технологически передовые помещичьи хозяйства. Ну, помещичьи - не совсем точный термин, наверное. Это были монополистические хозяйства, построенные на капиталистических принципах.
Революция уничтожила крупное землевладение и тем самым породила кулачество, как класс, как самодостаточный экономический субъект. И этот субъект был заинтересован не в развитии, а в консервации существующих архаичных экономических отношений на селе, когда находящийся в долговой кабале батрак вынужден вкалывать за еду. Поскольку наращивание производства с использованием ручного труда принципиально невозможно, оно уже достигло своего пика, кулачество стремилось не к увеличению выработки, руководствуясь принципом «больше произвел - больше заработал», а к ее уменьшению, ибо если хлеб в дефиците, то за тот же объем продукции можно получить на свободном рынке больше выручки. Хлеб - продукт первой необходимости, его потребитель купит в любо случае, сокращая расходы на все остальное. При этом конкуренции на рынке у кулака не было ни со стороны крупных хозяйств, уничтоженных революцией в ходе черного передела (еще до прихода к власти большевиков, кстати), ни с стороны бедноты, которая не в состоянии производить товарное зерно. Бедняки часто были не способны прокормить себя, что и вынуждало наниматься батраками к кулакам.
Ну, чистый рынок же! В результате НЭП, породивший кулачество, очень быстро, уже к 1926 -1927 гг. себя исчерпал и стал генерировать непрерывный кризис и упадок сельхозпроизводства. Да, кулачество благодаря нарастающему дефициту хлеба и возможности торговать на свободном рынке, богатело. Но это обогащение индивидов не приводило к РАЗВИТИЮ! Наоборот, после бурного восстановительного роста в период 1921-1925 гг. деревня начала деградировать экономически.
Ситуация в основе своей схожа с экономическими реалиями современной РФ, когда стремительное обогащение кучки олигархов и криминально-силовой госноменклатуры, завладевших природной рентой, не приводит к накоплению капитала и инновационному развитию экономики, а имеет следствием тотальную деградацию и прожигание ресурсов в потребительском угаре. Новые господа точно так же заинтересована в деградации, как и кулачество 100 лет назад, ибо всякое развитие приводит к исчезновению кучки хозяев жизни, чье могущество базируется на контроле над рентным ресурсом. Вне всякого сомнения, уничтожение паразитической россиянской элитки (не обязательно физически, но как экономического и политического субъекта) станет большим благом для общества, ибо откроет саму возможность развития. Будет она успешно реализована или нет - другой вопрос.
Однако кулачество было решительно уничтожено как класс, социальное явление и экономический феномен, а нынешние паразиты такой перспективы для себя не видят. Почему общество реагирует на схожую болезнь совершенно иначе? Главная причина в том, что большевистский правящий режим имел ПРОЕКТ РАЗВИТИЯ, я бы даже сказал, проект выживания. Именно под этот проект и была подверстана коммунистическая идеология, которая стала ключевым мобилизующим фактором для масс и регулятором социальных отношений.
Сегодня проект развития отсутствует, следовательно нет нужды в мобилизации общества, и потому не возникает потребности в госидеологии, с помощью которой осуществляется контроль над духовной сферой жизни общества. Нет необходимости концентрировать ресурсы для очередного рывка - не нужен абсолютный контроль над экономикой и социальной сферой. У нынешней элитки есть всего лишь стремление паразитировать, для чего необходимо максимально возможное время удерживать власть. Причем чекистско-бандитская аристократия вполне осознает, что вечно разворовывать страну не получится, и рано или поздно придется делать ноги. Следовательно, стимулы для реализации каких-либо проектов развития разворовываемой территории них отсутствуют по определению.
Именно это - полное отсутствие проекта развития делает НЕНУЖНЫМ трансформацию правящего режима в тоталитарный. Я не утверждаю, что это невозможно. Но совершенно точно - излишне. Какой смысл тратить ресурсы на создание институтов развития страны, если цель - разворовать и вывезти эти ресурсы за рубеж? Смешна сама мысль, что Пыня свои указом введет мораторий на воровство в период форсированного развития. Точно так же абсолютно ненужной в этих раскладах становится и идеология. Нет той задачи, на решение которой нужно мобилизовать массы. Нет задачи - нет потребности и в инструменте.
С помощью коммунистической идеологии правящий режим весьма убедительно обосновал, почему уничтожение кулачества, как паразитической сущности, необходимо для блага всего общества. Любая идеология развития вынуждена будет обосновать необходимость уничтожения нынешней паразитической элитки Скрепостана. Правящий режим в этом точно не заинтересован. Ему не нужна и «охранительная» идеология, поскольку даже проект консервации (противоположность развитию) имеет какие-то критерии успеха. Предъявить успехи этот режим решительно не способен, так зачем создавать себе головняки с необходимостью объяснять собственные провалы? Гораздо практичнее для путинской банды вообще не предъявлять обществу никакого образа будущего и не декларировать даже среднесрочных целей. Если ты ничего никому не обещал, то никто и не обвинит в том, что результат твоих усилий не соответствует провозглашенной цели.
Еще раз констатирую, что государственная идеология - это не условие создания тоталитарного общества, а инструмент реализации проекта развития. Первичен именно проект, насаждение соответствующей тоталитарной идеологии - следствие. Причем, как показывает практика, менять идеологию при смене проекта совершенно не обязательно. Раньше Китай под красным знаменем и руководством компартии строил утопический социализм и воевал с империалистами в Корее. Потом под тем же красным стягом и водительством все той же КПК принялся строить капитализм и дружить с империалистами, бывшими еще вчера смертельными врагами. Зачем ломать привычный для масс и неплохо работающий инструмент мобилизации общества? Вьетнам пошел по тому же пути смены курса без смены власти и идеологического антуража. Но это во многом специфика азиатской культуры, где послушание является высшей добродетелью, а воля начальства священна, чего бы оно не возжелало.
Когда выше я заявил, что для путинистов нет ни малейшей нужды в переходе к тоталитарному режиму управления, я сделал оговорку, что саму возможность внедрения тоталитарных практик это не исключает. В данном контексте интересно будет рассмотреть примеры Туркменистана и Ирана. (Продолжение следует).