О матерщине
Грязная брань - практически «норма» современной жизни. Что такое мат? Почему он табуирован в обществе, думающем о своем настоящем и будущем? Что означает матерщина из глоток подростков и девушек?..
На вопросы секретаря-координатора Кавказского геополитического клуба Яны Амелиной отвечает редактор сайта Культуролог Андрей Карпов
Уважаемый Андрей Владимирович, все мы с детства знаем, что материться - плохо (чуть позже узнаём, что - грешно). А почему, собственно? Почему мат - это «плохие слова», как говорят в детстве, или сквернословие, как определяют это во взрослой жизни? Почему Церковь так внимательна к этому греху?
Раньше про человека, который матерится, говорили: ругается по-чёрному. Ругаться вообще плохо. Но наш народ матерную ругань поставил отдельно, дав ей определение чёрной (т.е. особо дурной) брани.
Ругань вообще имеет два корня. Один - это словесный поединок: сходясь с врагом, воины сначала пытались поразить противника словом. Отсюда, собственно, и синоним ругани - брань. Если мы бранимся с людьми, которые нас окружают в обыденной жизни, мы присваиваем им образ врага, что, конечно, есть преступление против заповеди любви. Но историческая память (например, в виде фольклора) хранит сцены перебранки с подлинными врагами, возвращая брани исконный смысл, и тогда она воспринимается положительно. Другой корень - ещё более мрачный. Это - языческое магическое мировосприятие. Ругательства часто выглядят как проклятия. В древности человек верил, что слово имеет реальную силу, и, пожелав во всеуслышание другому человеку зла, можно действительно обрушить несчастье на его голову. Но и в древности человек понимал, что подобные действия просто так не проходят. Призывая зло себе на службу, придётся послужить и ему. Нужна жертва. За проклятие придётся расплачиваться.
Дух магизма, выветрившийся из прочих бранных слов, долго сопровождал матерщину. Суть мата в том, что человек ругается запретными словами. В соответствии с логикой чёрной жертвы, чем большее преступление ты совершаешь, тем большую награду тебе дают силы зла. Если ты произносишь то, что произносить запрещено, твои слова получают особую злую силу. Поэтому не случайно, что мат всегда выливался в поругание святынь. Сквернословие стало знаком сознательного служения злу. Именно поэтому в традиционной русской культуре матерщинник считался человеком, бросившим обществу вызов; да он и был таковым. Естественно, что общество относилось к сквернословию негативно, а Церковь вполне заслужено видела в мате обращение к сатане - почти что чёрную «молитву».
Также не менее важно, что семантика матерных слов, как говорится, «ниже пояса». Подобная локализация позволяет низводить на этот уровень всё, на что обращается матерная брань. Она несёт мощный заряд культурной деградации. Сегодня мат не выглядит богоборчеством, но его дьявольская природа проявляется именно в этом: он разрушает культуру, прежде всего, её навершие, то, что задаёт планку и поддерживает духовную высоту.
С чем связано табу на мат в общественных пространствах и особенно «при детях» (так, во всяком случае, было в моем детстве, проходившем в обычном московском спальном рабочем районе)? Почему еще совсем недавно этот запрет строго соблюдали даже опустившиеся члены общества (я узнала наиболее распространенные матерные слова лишь в четвертом-пятом классе, хотя это, наверное, уже отставание в развитии - у нас алкаши при детях не матерились, не говоря уже о том, чтобы услышать это в семье)?
Ребёнок чист. По крайней мере, этот тезис естественен для традиционной культуры. Советская культура была во многом традиционной. Это наследство мы вынесли из СССР, но потом оно быстро утратилось.
Естественное желание - сохранить чистоту. Если ребёнок чист, то его надо оградить от грязи. Даже матерящийся человек понимал это и старался по возможности сдерживать свой язык.
Как объяснить, исходя из этого, столь свободное употребление матерных и бранных слов сейчас? Их можно увидеть в печати, услышать в песне (причем не только специфически-субкультурной - помню, как поразилась, впервые услышав матерно-музыкальные рифмы из обычного ларька с шаурмой на станции метро «Баррикадная»), наконец, родители могут совершенно спокойно, что называется, при всех, «послать» матом ребенка или друг друга при том же ребенке и других детях? Общее снижение культурного уровня - это понятно, но ведь советский пьющий пролетариат не позволял себе ничего подобного. Наверное, нужно делать скидку «на Москву», но, по рассказам, публичное употребление мата никак не было нормой и в провинции. Что же было выпущено на волю в девяностые?
Большая беда - мы утратили ценность чистоты. Мы разучились её беречь. Дихотомия чистое/нечистое больше не работает. Посмотрите, какие фильмы порою маркируются как семейные: они полны пошлости и грязи. Хорошо, в них нет откровенных постельных сцен, но это не означает, что они свободны от скабрезностей.
Визуальная грязь требует адекватного словесного выражения, которое и есть мат. Если раньше мат был языком пьяного состояния - человек мог материться, выпив, но не позволял этого себе в трезвом виде (а не позволял потому, что хотел сохранить для себя какие-то ценности, какой-то объём чистоты), то теперь мат оторвался от опьянения. То и дело можно услышать, что все ценности - относительные. Что человек может формировать себя, как хочет, что надо дать себе как можно больше свободы. Вот и получается, что уже нет того, что следовало бы хранить.
Этот процесс начался не вчера. И не с развалом СССР. Уровень пошлости потихоньку рос уже в советском кинематографе. Но крах Советского Союза стал единовременным обнулением многих смыслов. Русский народ словно окунулся в дурную свободу. Это затронуло и языковую среду.
Среди деловых людей советской эпохи (партийных работников, директоров и т.д.) было принято по случаю подпускать «матерок». В узком кругу матерились очень многие. Поэтому, когда объявили свободу, все начали материться открыто. Право высказаться матом стало одним из её проявлений. Про детей как-то забыли. Дети вообще мешают наслаждаться свободой. А потом оказалось, что дети - уже не чисты. Атмосфера, созданная ранее вокруг детства, представляющая мир детства чем-то особенным, рассеялась. Теперь мира детства больше нет. Дети погружены в тот же мир, что и взрослые, приобщены к общей культурной грязи.
Мат - новая норма современной молодежи. Неудивительно, ведь матерные демотиваторы составляют огромную долю контента социальной сети вКонтакте, их в обязательном порядке, ежедневно и многократно видят подписчики практически любого крупного «развлекательного» паблика. Это сознательная политика или, наоборот, создатели подобного контента следуют за молодежной модой?
Я бы не назвал мат «новой» нормой. Молодёжь всегда была в зоне языкового риска. Очень многие «пробовали» мат в детстве или отрочестве, хотя в результате не приняли его, и во взрослой жизни не матерятся. Процесс взросления состоит в том, что ты должен перейти от следования заповедям в силу внешнего (родительского) принуждения к следованию им в силу личной внутренней мотивации. При этом подросток всегда пробует запреты «на прочность»: что будет, если я поступлю не так, как мне говорят взрослые? Действительно ли это приведёт к пагубным последствиям? Языковые запреты в некотором отношении сломать проще всего: последствия не так очевидны; если не материться при родителях, то они так и будут оставаться в неведении. При этом в подростковой среде ты будешь «крут». «Крутость» вообще, как правило, измерялась способностью нарушать установления взрослых.
Этот налёт «крутизны» на мате остался и сегодня, несмотря на то, что абсолютный запрет на матерщину в обществе снят. Взрослые и дети часто находятся в едином матерном словесном пространстве. Но матерщина как бы прибавляет брутальности. Ребёнок наивен, слаб. Подросток хочет быть жёстким и сильным, такими он видит взрослых. И он матерится, чувствуя, что это прибавляет ему жёсткости. Тем более, что взрослые открыто матерятся. При этом чем «круче» взрослый, тем более вероятно, что он матерится.
Наиболее востребованный подростками контент социальных сетей создают сами подростки или молодые люди, которые ими недавно были. Конечно, в определённой степени молодёжь легче поддаётся манипуляциям, поэтому её пытаются использовать и люди постарше; однако для того, чтобы вести подростков, куда тебе нужно, им надо давать то, что они готовы брать. В плохую сторону всегда идти легче, потому как тут возникает консенсус греха с грехом: неблагая цель лучше усваивается, потому как следовать ей можно, потакая собственным слабостям.
Полный текст интервью на сайте: http://culturolog.ru/content/view/3081/93/