Впечатления от поэтического вечера 19 апреля 2010 г.
19 апреля автору этих строк довелось присутствовать на вечере поэзии, где выступали четыре автора: Ася Анистратенко, Маша Беркович, Ксюша Букша и Аля Кудряшева (так они сами представились публике). Мероприятие было организовано не просто ради изящной словесности. Не менее важной целью был сбор средств в пользу учебного заведения, в стенах которого пребывают душевнобольные дети. Эти деньги предполагалось израсходовать на организацию летнего отдыха воспитанников. Забегая вперёд, скажу, что отчасти эта цель была достигнута устроителями.
Мероприятие продолжалось чуть более двух часов - в среднем по полчаса на каждую выступающую. Количество исполненных произведений было различно, но обычно не превышало семи-восьми у каждой из участниц.
Ниже мною будут изложены общие впечатления от этого вечера. Отмечу лишь то, что показалось мне наиболее примечательным и значимым в лирике каждой из участниц. Исхожу в своих наблюдениях из предположения, что подобранный авторами репертуар выражает в некотором роде их актуальное творческое кредо. Сосредоточусь тут на поэтической части; воспоминания об импровизированном конкурсе, устроенном в конце вечера Ксенией Букшей, оставляю до другого раза.
Первой выступала Маша Беркович. Характерной чертою её лирики, резко отличающей её от произведений остальных участниц, является «уравновешенность» и своего рода меланхоличная созерцательность. Проявляется это на различных уровнях - и в спокойном ритме строк, и в выборе тем, и в разработке сюжетов. Даже если поэтический пейзаж предстаёт в печальном, казалось бы, окружении (стихотворение «На Богословском»), автору удаётся избежать подчёркнутого трагизма. В некоторых случаях взгляд автора не лишён и иронии - таково стихотворение «Иона и кит», явно несущее на себе отпечаток традиций Ицика Мангера и Овсея Дриза. В целом же знакомство с Машиным творчеством оставляет ощущение внутренней гармонии. Это лирика «без смещённого центра тяжести», в каком-то смысле лирика счастливого человека, живущего в ладу с собою, а отчасти и с окружающим (пусть и несовершенным) миром.
Хотя не в моих правилах отождествлять автора с лирической героиней, но всё же рискну предположить, что в данном случае отмеченная закономерность находит соответствие в Машиной биографии. Ведь если у человека есть желание и душевные силы работать с питомцами вышеупомянутого заведения - значит, он сделал свой выбор и уверен в своём пути.
Затем слово было предоставлено Ксюше Букше, которая вынесла на суд публики некоторые образцы своего поэтического и песенного творчества. В них моё внимание привлекли обилие петербургских мотивов, детская пытливость в игре со словом и склонность к экспериментированию со стихом. Эти черты роднят её произведения с творчеством Олега Григорьева и отчасти Саши Чёрного (не буквально, а по творческому методу) и делают их очень петербургскими по духу. Но игра и ирония не единственная её стихия - Ксении знакома и «чистая» лирика (напр., удачная песня «Поезд оставил дымок»).
Далее был объявлен перерыв на 10-15 минут, во время которого часть публики отправилась пить кофе, часть - дышать на улицу, а часть (самая небольшая) - разошлась по домам.
После перерыва вечер продолжился выступлением Аси Анистратенко. Как только зазвучали первые её строки, стало ясно, что перерыв был вполне оправданным: эту поэзию почти невозможно воспринимать «встык» с произведениями других авторов. В её стихах и песнях поражает необычайная «плотность» лирики, своего рода нервность и страстность её музы. (Среди «сюжетных» стихотворений, прочитанных ею, нелюбовных и вовсе не было). Об отстранённо-меланхоличной созерцательности нет и речи. Стих её, оригинальный, гибкий и разработанный, усиливает это впечатление. Творчество её весьма музыкально, а по образному строю произведения Аси, пожалуй, наиболее зрелые из того, что мне довелось услышать на вечере.
Заключительное стихотворение, «Никогда не кажется, что легко», по-видимому, программное для неё, автор прочла стоя.
Но, пожалуй, самой большой неожиданностью стала для меня встреча со стихами Али Кудряшевой, чьё творчество не было мне ранее знакомо. В её произведениях меня привлекли как минимум три особенности. Первая из них, прямо-таки бросающаяся в глаза и весьма меня обрадовавшая - высокоразвитая «диалогичность», многоголосие, «драматургичность», театральность в лучшем смысле этого слова. Это характерно не только для вещей, где диалог сознательно использован как основной композиционный приём («Дуэт для скрипки и альта»), но и для иных произведений (например, в стихотворении «Я обрастаю вещами»). Нечастая черта в поэзии вообще, а в современной, почти утратившей интерес и вкус к стихотворной драме, и подавно. Очень заметно, что при чтении вслух автор невольно вживается в образы своих персонажей, что придаёт её исполнительской манере необычайно эмоциональный характер.
Вторая особенность Алиных произведений связана с используемыми ею формальными приёмами. Автору присуща изощрённость формы, профессиональное владение стихотворной техникой. Ей явно нравится экспериментировать со стихом, вводить в него макаронизмы, заставлять разламываться по анжамбманам. Вкупе со сложным и разветвлённым содержанием, развитым сюжетом эта манера производит порою неподражаемый эффект.
Наконец, третий момент, на который хотелось бы обратить внимание - это общее настроение, присутствующее в поэзии Кудряшевой (во всяком случае, в тех пиесах, что были ею исполнены). Это ощущение неуюта. Однако этот неуют особенный: он обусловлен не какими-то бытовыми неурядицами или чьей-то индивидуальной биографией, а носит скорее бытийный характер. Но именно последнее обстоятельство само по себе, как кажется, обещает и некий выход - пусть и не напрямую, а через какое-то четвёртое измерение (как, напр., в стихотворении «Нас написали без черновика»). Такой взгляд на мироздание невольно выводит автора за рамки любовной или «биографически-бытописательской» лирики, порою переводя Алины стихи в «регистр» лирики философской.
Попробую теперь суммировать свои наблюдения. Напрямую сравнивать творчество выступавших едва ли уместно: у них очень разные лиры. Корректное сопоставление было бы возможно разве что в случае поэтического конкурса, на котором предлагаются однотипные задания (например, сочинить сонет на заданную тему). Но если всё же попытаться определить некий общий знаменатель услышанного, то таким знаменателем окажется ПОДЛИННОСТЬ. Подлинно поэтическое дарование участниц. Подлинна и их поэзия. Во избежание голословности сошлюсь на мнение профессионала. В одной из своих статей Ольга Александровна Седакова набрасывает неисчерпывающий перечень критериев настоящей поэзии. К важнейшим из них она относит наличие главного «внепpедметного предмета» и соответственно преломляющей среды между непосредственной «темой» и ее воплощением: то, что называют «поэтическим миром». При этом «магический кристалл» поэта наставлен на предмет не для того, чтобы его «деформировать», «украсить» или вообще что-нибудь с ним сделать. Он хочет не сделать с ним по возможности ничего: то есть уяснить его. Настоящий поэт стремится обнаружить внутреннюю связь толкующих друг друга вещей, ему чуждо отношение к вещи лишь как к поводу для дидактического вывода. Подлинной поэзии свойственны также проблемное отношение к языку и вообще выразительности, реальная включённость в отечественную и европейскую традицию (при этом такая поэзия видит собственную преемственность как задачу, а не как данность), принципиальная неоднозначность смыслового итога. Наконец, необходимым критерием настоящей поэзии является присутствие того, что происходит с человеком наедине, в глубине личности, в её свободе - и в свободе вольного над ней предмета. Того, что происходит если не для себя самого, то с целью, о которой можно только догадываться (см.: Седакова О. Другая поэзия // Новое литературное обозрение. № 22. 1996. С. 233-242).
Думаю, что все перечисленные черты в той или иной мере присущи и тем произведениям, которые звучали на вечере. Впрочем, догадаться об этом можно было и по царившей в зале атмосфере: давно не доводилось мне бывать на мероприятиях, где происходящее на сцене притягивало бы к себе столько заинтересованных и сияющих взглядов и где аплодисменты были бы столь же искренни.
Остаётся поблагодарить устроителей концерта за благое дело - встречу публики с подлинной поэзией, а участницам - пожелать новых интересных творческих открытий, которые (в этом я не сомневаюсь) ещё не раз будут удивлять читателей и слушателей.
Мероприятие продолжалось чуть более двух часов - в среднем по полчаса на каждую выступающую. Количество исполненных произведений было различно, но обычно не превышало семи-восьми у каждой из участниц.
Ниже мною будут изложены общие впечатления от этого вечера. Отмечу лишь то, что показалось мне наиболее примечательным и значимым в лирике каждой из участниц. Исхожу в своих наблюдениях из предположения, что подобранный авторами репертуар выражает в некотором роде их актуальное творческое кредо. Сосредоточусь тут на поэтической части; воспоминания об импровизированном конкурсе, устроенном в конце вечера Ксенией Букшей, оставляю до другого раза.
Первой выступала Маша Беркович. Характерной чертою её лирики, резко отличающей её от произведений остальных участниц, является «уравновешенность» и своего рода меланхоличная созерцательность. Проявляется это на различных уровнях - и в спокойном ритме строк, и в выборе тем, и в разработке сюжетов. Даже если поэтический пейзаж предстаёт в печальном, казалось бы, окружении (стихотворение «На Богословском»), автору удаётся избежать подчёркнутого трагизма. В некоторых случаях взгляд автора не лишён и иронии - таково стихотворение «Иона и кит», явно несущее на себе отпечаток традиций Ицика Мангера и Овсея Дриза. В целом же знакомство с Машиным творчеством оставляет ощущение внутренней гармонии. Это лирика «без смещённого центра тяжести», в каком-то смысле лирика счастливого человека, живущего в ладу с собою, а отчасти и с окружающим (пусть и несовершенным) миром.
Хотя не в моих правилах отождествлять автора с лирической героиней, но всё же рискну предположить, что в данном случае отмеченная закономерность находит соответствие в Машиной биографии. Ведь если у человека есть желание и душевные силы работать с питомцами вышеупомянутого заведения - значит, он сделал свой выбор и уверен в своём пути.
Затем слово было предоставлено Ксюше Букше, которая вынесла на суд публики некоторые образцы своего поэтического и песенного творчества. В них моё внимание привлекли обилие петербургских мотивов, детская пытливость в игре со словом и склонность к экспериментированию со стихом. Эти черты роднят её произведения с творчеством Олега Григорьева и отчасти Саши Чёрного (не буквально, а по творческому методу) и делают их очень петербургскими по духу. Но игра и ирония не единственная её стихия - Ксении знакома и «чистая» лирика (напр., удачная песня «Поезд оставил дымок»).
Далее был объявлен перерыв на 10-15 минут, во время которого часть публики отправилась пить кофе, часть - дышать на улицу, а часть (самая небольшая) - разошлась по домам.
После перерыва вечер продолжился выступлением Аси Анистратенко. Как только зазвучали первые её строки, стало ясно, что перерыв был вполне оправданным: эту поэзию почти невозможно воспринимать «встык» с произведениями других авторов. В её стихах и песнях поражает необычайная «плотность» лирики, своего рода нервность и страстность её музы. (Среди «сюжетных» стихотворений, прочитанных ею, нелюбовных и вовсе не было). Об отстранённо-меланхоличной созерцательности нет и речи. Стих её, оригинальный, гибкий и разработанный, усиливает это впечатление. Творчество её весьма музыкально, а по образному строю произведения Аси, пожалуй, наиболее зрелые из того, что мне довелось услышать на вечере.
Заключительное стихотворение, «Никогда не кажется, что легко», по-видимому, программное для неё, автор прочла стоя.
Но, пожалуй, самой большой неожиданностью стала для меня встреча со стихами Али Кудряшевой, чьё творчество не было мне ранее знакомо. В её произведениях меня привлекли как минимум три особенности. Первая из них, прямо-таки бросающаяся в глаза и весьма меня обрадовавшая - высокоразвитая «диалогичность», многоголосие, «драматургичность», театральность в лучшем смысле этого слова. Это характерно не только для вещей, где диалог сознательно использован как основной композиционный приём («Дуэт для скрипки и альта»), но и для иных произведений (например, в стихотворении «Я обрастаю вещами»). Нечастая черта в поэзии вообще, а в современной, почти утратившей интерес и вкус к стихотворной драме, и подавно. Очень заметно, что при чтении вслух автор невольно вживается в образы своих персонажей, что придаёт её исполнительской манере необычайно эмоциональный характер.
Вторая особенность Алиных произведений связана с используемыми ею формальными приёмами. Автору присуща изощрённость формы, профессиональное владение стихотворной техникой. Ей явно нравится экспериментировать со стихом, вводить в него макаронизмы, заставлять разламываться по анжамбманам. Вкупе со сложным и разветвлённым содержанием, развитым сюжетом эта манера производит порою неподражаемый эффект.
Наконец, третий момент, на который хотелось бы обратить внимание - это общее настроение, присутствующее в поэзии Кудряшевой (во всяком случае, в тех пиесах, что были ею исполнены). Это ощущение неуюта. Однако этот неуют особенный: он обусловлен не какими-то бытовыми неурядицами или чьей-то индивидуальной биографией, а носит скорее бытийный характер. Но именно последнее обстоятельство само по себе, как кажется, обещает и некий выход - пусть и не напрямую, а через какое-то четвёртое измерение (как, напр., в стихотворении «Нас написали без черновика»). Такой взгляд на мироздание невольно выводит автора за рамки любовной или «биографически-бытописательской» лирики, порою переводя Алины стихи в «регистр» лирики философской.
Попробую теперь суммировать свои наблюдения. Напрямую сравнивать творчество выступавших едва ли уместно: у них очень разные лиры. Корректное сопоставление было бы возможно разве что в случае поэтического конкурса, на котором предлагаются однотипные задания (например, сочинить сонет на заданную тему). Но если всё же попытаться определить некий общий знаменатель услышанного, то таким знаменателем окажется ПОДЛИННОСТЬ. Подлинно поэтическое дарование участниц. Подлинна и их поэзия. Во избежание голословности сошлюсь на мнение профессионала. В одной из своих статей Ольга Александровна Седакова набрасывает неисчерпывающий перечень критериев настоящей поэзии. К важнейшим из них она относит наличие главного «внепpедметного предмета» и соответственно преломляющей среды между непосредственной «темой» и ее воплощением: то, что называют «поэтическим миром». При этом «магический кристалл» поэта наставлен на предмет не для того, чтобы его «деформировать», «украсить» или вообще что-нибудь с ним сделать. Он хочет не сделать с ним по возможности ничего: то есть уяснить его. Настоящий поэт стремится обнаружить внутреннюю связь толкующих друг друга вещей, ему чуждо отношение к вещи лишь как к поводу для дидактического вывода. Подлинной поэзии свойственны также проблемное отношение к языку и вообще выразительности, реальная включённость в отечественную и европейскую традицию (при этом такая поэзия видит собственную преемственность как задачу, а не как данность), принципиальная неоднозначность смыслового итога. Наконец, необходимым критерием настоящей поэзии является присутствие того, что происходит с человеком наедине, в глубине личности, в её свободе - и в свободе вольного над ней предмета. Того, что происходит если не для себя самого, то с целью, о которой можно только догадываться (см.: Седакова О. Другая поэзия // Новое литературное обозрение. № 22. 1996. С. 233-242).
Думаю, что все перечисленные черты в той или иной мере присущи и тем произведениям, которые звучали на вечере. Впрочем, догадаться об этом можно было и по царившей в зале атмосфере: давно не доводилось мне бывать на мероприятиях, где происходящее на сцене притягивало бы к себе столько заинтересованных и сияющих взглядов и где аплодисменты были бы столь же искренни.
Остаётся поблагодарить устроителей концерта за благое дело - встречу публики с подлинной поэзией, а участницам - пожелать новых интересных творческих открытий, которые (в этом я не сомневаюсь) ещё не раз будут удивлять читателей и слушателей.