Статья Г.Барвенавай + К.Турская.
"Южное и восточное влияние(летник, торлоп, шуба польская и шуба литовская)"
" Бесспорно установлено присутствие литвинов, русинов, венгров а также чехов, валахов в Польше, их участие в военных и политических делах, в жизни двора, что давало без сомнения некоторое смешение стилей в интересующей нас области. Что не было, впрочем чем-то особенным. При венгерском дворе во времена Анжуйской династии оставались в употреблении длинные местные одеяния, вместе с короткими французскими, что реалистично изображено на средневековых миниатюрах «Chronicon Pictum» 14 века. На направления развития моды имело однако влияние не столько сосуществование множества разнородных форм одежды, сколько сила влияния, связанная с высшей ступенью цивилизации. Во времена правления Владислава Ягайло князья литовские, бояре, дворяне и служилые литовско-русские были одеты в платья соответствующие на тот момент принятой при дворе моде. Для князя Витовта в вавельской мастерской шились якки и йопулы. Брат короля, князь Андрей, после освобождения из плена в Checinach получил сукно и много платьев, в том числе две йопулы - бархатную и атласную, сукно черное и алое на туники, из которых одна была длинной, плащ, наконец подкладка под тунику из беличьих животов, похожую на королевскую. Один из королевских постельничих, среди которых хватало литвинов, получил в 1394 году ядвабную (сорт бархата) йопулу, а Пашко Русин, тоже постельничий- «strictam iopulam» с обозначением «sicut ceteris cubiculariis». В счетах двора к регулярным относятся выплаты за одежду для сокольничих, псарей и скарбников, закупленной в Кракове. Треть записанных в этой группе имен,- это русские имена или литовские. Примеры можно приводить и далее, особенно относительно лучших и роскошных платьев, а также относительно рыцарского снаряжения. Ивану из Витебска послано пара обуви цветной остроносой, модной во 2 половине XIV века по всей Европе.
Во время после смерти Владислава Ягайлы и выезда королевичей из страны, роль восточных платьев в Польше еще больше уменьшилась. Избрание королевича Казимира Ягелончика на великокняжеский стол в Вильне затормозило приток литовско-русских шуб в Польшу. Ориентация политики Збигнева Олесницкого оживило контакты с Ватиканом, Италией и Венгрией, откуда поступали в Краков первые новинки итальянской моды. Нельзя говорить также о южно-восточном влиянии. По письменным источникам торговля с Молдавией и более удаленными регионами в контексте одежных товаров обратное направление. Польские убранства, вывозимые на Восток, были популярны в Молдавии,- в Сучаве; а также в других странах. Придворная мода в Буде (столица Венгрии) развивалась под устойчивым влиянием французской моды, а потом,- во времена Матеуша Корвина- под влиянием реннесансной итальянской моды. Конфликты с Турцией доставляли без сомнения трофеи, среди которых хватало одежды, однако о влиянии турецкой моды относительно польского двора нельзя говорить.
Возвращение Казимира Ягеллончика в Вавель изменило ситуацию в Польше. Можно сказать, молодой король достигший зрелого возраста в Литве, принял обычаи и моду края своих предков. Письменные источники, например королевские счета за 1471-1472гг. и 1476-1478гг., дают малую цифру подтверждений по терминологии. Обращает на себя внимание платье называвшееся «летник»(лат.estivale). В советской литературе летник описывается как женское платье, характерно выраженной чертой которого были оригинальные рукава, сшитыми только от плеча до локтя, длинной по край подола. Русские летники относились к парадным уборам, украшались вышивками из жемчугов, золота и драгоценностей, охватывающими края рукавов, подола и ворота. В Польше они были скорее домашними женскими и детскими платьями, иногда мужскими. Шились они из легких тканей- adamaszku, атласа и сиенского «harrasu», употребима была тафта. Встречается в письменных источниках 2 пол.XV века, однако в списках свадебных одежд Казимира Ягеллончика летника не встречается. Не встречается его также в инвентарях королевских счетов королевича Владислава Ягеллончика (с 1471г.)
Другим примером терминологических заимствований служит «торлоп». Согласно польского описания к латинско- немецкому словарю 1490 г. торлоп означает небольшой русский кожух. В тексте статутов земских(1460-1470гг.), касающихся дела об объявлении судебного решения, торлоп горностаевый назывался в Польше «lvpyeszem»: «ktho nagany abo othzowye skazanye pana krakowskiego(…) lvpysze gronostayowe? To gest take kosvchi(pelles hermrelines) ma gemu dacz». Торлоп там описывается как кожух без покрытия тканью в виде компенсации за судебное решение. Использование кожуха-торлопа в польском законодательстве свидетельствует, что он был местным а не импортным изделием, используемым издавна всем обществом. Торлопы королевича Владислава Ягеллончика, из соболей, куницы и два беличьих, были стрижеными, шестой отличался широкими рукавами. Шесть торлопов относительно двадцати других меховых одежд может говорить о меньшей популярности либо об использовании в определенных условиях, например в дороге. В этом случае торлоп был бы просторнее привычного кожуха. Утверждение, что торлоп был литовским или русским кожухом, а не польским, основано на информации словарей, и требует подтверждений по изобразительным источникам. Искусство готики, к сожалению, не дает нам примеров такого рода. Использование аналогий из следующего периода истории костюма принесет, быть может, положительные результаты.
Оживленная торговля мехами с Востоком дал относительно высокий наплыв шуб в Польшу. Некоторое количество этих дорогих платьев двор получал из Литвы. Ян Длугош упоминает о дарах присланных Ягайле от литовских князей. В 1415 году Витовт одарил короля «сорока шубами, подбитыми соболями», а Свидригайло прислал в 1430 году «много дорогих мехов и шуб». Часть шуб князья литовские получили как откуп с Новгорода Великого и других мест Руси. В 1427 году новгородцы прислали Витовту драгоценные дары. Согласно Длугоша князь получил «50 шуб соболиных». Могло ли значительное количество шуб литовско-русских, оставшееся без сомнения в Польше, повлиять на изменение формы польской шубы? Основываясь на изобразительных источниках, невозможно этого утверждать. В нашей (польской) иконографии касательно данного вопроса отсутствуют характерные признаки восточной моды на них,- застежка на петлице или завязки на всем протяжении запаха, висячих рукавов равных длине одежды, отворотов на рукавах выше локтя, или швов позволяющих вынимать руки наружу, использование украшений жемчугами и золотым шитьем, которыми обшивались полы и рукава. Вспоминая эти украшения Ян Длугош писал, что Казимир Ягеллончик выслал через послов турецкому султану «шубы из драгоценнейших соболей, которые по краям и воротнику шиты были жемчугами и драгоценными камнями». Этих украшений, во многом несомненно восточными, не встречается в описях шуб, принадлежащих польской шляхте. Разница заключается также в крое. В отличии от конструкции из простокроеных частей ткани русских шуб, польский крой отличается от них отформованным покроем пройм и пришитым к ним рукавами нормальной длинны. Объем польских шуб достигается не клиньями а лишь конусным кроем, который осуществляется закладками возле шеи. Далее разница заключается в форме воротника и в застежках,- у нас (шуба застегивается) на одну пуговицу возле шеи, на пуговицы и маленькие петли, а ближе к концу XV века исчезает застежка. "