Камни
Я сидела на берегу давным-давно высохшей реки и смотрела вниз. Русло пестрело камнями: серыми, розовыми, черными. Попадались даже алые и белоснежные. За моей спиной чавкал хаос. На вид он был как кладовка, до отказа заполненная нужными и ненужными вещами. И как понять что где? А над всем этим было небо в густых предгрозовых облаках. А я сидела и смотрела на реку.
Стиг шел по высохшему руслу реки. Если бы он поднял голову, то увидел бы только берега с травой над осыпающейся кромкой, и дальше небо с огромными клубами грозовых облаков. Стиг шел. Ему не надоедало идти вперед. А может быть просто ничего другого он не умел. Казалось, он так и появился на этом свете - пешим путешественником в русле высохшей реки. Идти было не так уж легко. Под ноги то и дело попадались камни: большие и поменьше. Некоторые он не замечал, а некоторые приходилось огибать, настолько громоздкими они оказывались. Но Стига это не смущало. Он шел и шел вперед. Иногда взгляд его падал на куски розового гранита с вкраплениями кварцитов разных оттенков. И эти камни, даже сухие, казались влажными, словно хранили воспоминания о реке, которую никто не помнил. Камни были красивые, но Стигу не было до них никакого дела. Он не смотрел ни на них, ни на облака, ни на траву. Он просто шел вперед, пока его фигура не таяла в дымке, а может это был туман несуществующей реки.
Бекка шла по высохшему руслу реки. Если бы она опустила голову, то увидела бы только берега с травой над осыпающейся кромкой. Бекка то и дело спотыкалась: почти невозможно идти по каменистому руслу и не оступаться, если не сморишь под ноги, а видишь только облака и кончики травы. Смотреть под ноги бывает невообразимо скучно, когда не можешь глаз отвести от горизонта. А под ногами Бекки лежали камни: мелкие и покрупнее. Некоторые были красивыми. Однако Бекка искренне не понимала, зачем нужно смотреть на то, что в таком количестве валяется под ногами. Но иногда попадались такие громоздкие булыжники, что Бекка налетала на них с размаху и разбивала колени, приобретала синяки цвета грозового неба, от которого даже тогда не отрывала взгляда. Но нужно было идти дальше, и она нехотя переводила глаза на препятствие. Каждый такой камень был для Бекки почти непреодолим. Она в ярости лупила его кулаками, пыталась пнуть, кричала на него, срывая голос и лишь получая новые синяки и ссадины. Потом, либо с трудом перелезала через камень, либо обходила его, все еще яростно и обиженно шипя, и шла дальше, до следующего камня, все так же глядя в небо.
Каспар шел по высохшему руслу реки. Если бы он поднял голову и посмотрел наверх, то увидел бы высокие берега с травой над осыпающейся кромкой, и дальше небо в пене предгрозовых облаков. Но Каспар вверх не смотрел. Он смотрел лишь под ноги, не в силах пропустить очередной прекрасный камень. То и дело Каспар наклонялся, чтобы подобрать новый камень - зеленоватый, серый, или молочный… Он шел медленно и уже очень давно. Идти было неимоверно тяжело: Каспар собрал столько камней, что хватило бы на пару витков Вавилонской баши, но ни с единым он не смог бы расстаться. Несколько раз он падал и рассыпал свои камни, а они раскатывались по всему речному дну, смешиваясь с точно такими же. Тогда Каспар в ужасе бросался искать свои сокровища. Пергаментными старческими пальцами выковыривал их из щелей, сдувал с них песок, узнавал их из тысяч. Ему так казалось. И, собрав все, снова брел дальше. Но однажды он нашел огромный булыжник небывалой красоты. Такой огромный, что его не то, что унести, сдвинуть было невозможно. И такой прекрасный, что не возможно было идти дальше. Каспар долго ходил вокруг булыжника, гладил его, разговаривал с ним. А потом просто сел рядом, да так и остался сидеть. Наверное, он и сам скоро превратился в камень - огромный валун с не свойственными ему инклюзиями. От меня это скрыл туман.
Когда очередная фигура превратилась в дымку, я встала, размяла затекшие ноги и начала спускаться. А что остается делать, когда прямо за спиной голодно чавкает хаос? Это было не так уж тяжело. Правда, последние несколько метров я съехала на коленках, ободрав их о песок и мелкую гальку.
Встав между берегами, я оглядела русло когда-то высохшее реки: ни начала, ни конца. Потом стала собирать камни. Обдирая ногти, я загребала руками первые попавшиеся и скидывала их в карманы. Этого мне показалось мало. Я набила камней за пазуху и только тогда перевезла дух. Предстоял путь наверх. На противоположную сторону. Я чуть не зубами вгрызалась в сыпучий берег. Теряла силы и камни. Это было так долго, что мне казалось, я уже умерла, и так теперь всегда будет.
Наконец мои пальцы зацепились за край берега. Я выбралась и попыталась оценить ущерб. Много камней я потеряла, но многие остались при мне. Вот и хорошо. Выбрав самый большой и яркий камень - кусок розового гранита с черными, золотистыми и прозрачными вкраплениями, я вкопала его на самом краю обрыва, так, чтобы его было видно со дна. А дальше. Дальше дело времени. Я медленно пошла к одинокому корявому, как на картинах старых мастеров дереву, стоящему посреди поля. Ровно на полпути к горизонту. За собой я оставляла камни: мелкие и покрупнее, алые и зеленоватые, черные и молочные…
А из предгрозового неба наконец-то пошел дождь.
Стиг шел по высохшему руслу реки. Если бы он поднял голову, то увидел бы только берега с травой над осыпающейся кромкой, и дальше небо с огромными клубами грозовых облаков. Стиг шел. Ему не надоедало идти вперед. А может быть просто ничего другого он не умел. Казалось, он так и появился на этом свете - пешим путешественником в русле высохшей реки. Идти было не так уж легко. Под ноги то и дело попадались камни: большие и поменьше. Некоторые он не замечал, а некоторые приходилось огибать, настолько громоздкими они оказывались. Но Стига это не смущало. Он шел и шел вперед. Иногда взгляд его падал на куски розового гранита с вкраплениями кварцитов разных оттенков. И эти камни, даже сухие, казались влажными, словно хранили воспоминания о реке, которую никто не помнил. Камни были красивые, но Стигу не было до них никакого дела. Он не смотрел ни на них, ни на облака, ни на траву. Он просто шел вперед, пока его фигура не таяла в дымке, а может это был туман несуществующей реки.
Бекка шла по высохшему руслу реки. Если бы она опустила голову, то увидела бы только берега с травой над осыпающейся кромкой. Бекка то и дело спотыкалась: почти невозможно идти по каменистому руслу и не оступаться, если не сморишь под ноги, а видишь только облака и кончики травы. Смотреть под ноги бывает невообразимо скучно, когда не можешь глаз отвести от горизонта. А под ногами Бекки лежали камни: мелкие и покрупнее. Некоторые были красивыми. Однако Бекка искренне не понимала, зачем нужно смотреть на то, что в таком количестве валяется под ногами. Но иногда попадались такие громоздкие булыжники, что Бекка налетала на них с размаху и разбивала колени, приобретала синяки цвета грозового неба, от которого даже тогда не отрывала взгляда. Но нужно было идти дальше, и она нехотя переводила глаза на препятствие. Каждый такой камень был для Бекки почти непреодолим. Она в ярости лупила его кулаками, пыталась пнуть, кричала на него, срывая голос и лишь получая новые синяки и ссадины. Потом, либо с трудом перелезала через камень, либо обходила его, все еще яростно и обиженно шипя, и шла дальше, до следующего камня, все так же глядя в небо.
Каспар шел по высохшему руслу реки. Если бы он поднял голову и посмотрел наверх, то увидел бы высокие берега с травой над осыпающейся кромкой, и дальше небо в пене предгрозовых облаков. Но Каспар вверх не смотрел. Он смотрел лишь под ноги, не в силах пропустить очередной прекрасный камень. То и дело Каспар наклонялся, чтобы подобрать новый камень - зеленоватый, серый, или молочный… Он шел медленно и уже очень давно. Идти было неимоверно тяжело: Каспар собрал столько камней, что хватило бы на пару витков Вавилонской баши, но ни с единым он не смог бы расстаться. Несколько раз он падал и рассыпал свои камни, а они раскатывались по всему речному дну, смешиваясь с точно такими же. Тогда Каспар в ужасе бросался искать свои сокровища. Пергаментными старческими пальцами выковыривал их из щелей, сдувал с них песок, узнавал их из тысяч. Ему так казалось. И, собрав все, снова брел дальше. Но однажды он нашел огромный булыжник небывалой красоты. Такой огромный, что его не то, что унести, сдвинуть было невозможно. И такой прекрасный, что не возможно было идти дальше. Каспар долго ходил вокруг булыжника, гладил его, разговаривал с ним. А потом просто сел рядом, да так и остался сидеть. Наверное, он и сам скоро превратился в камень - огромный валун с не свойственными ему инклюзиями. От меня это скрыл туман.
Когда очередная фигура превратилась в дымку, я встала, размяла затекшие ноги и начала спускаться. А что остается делать, когда прямо за спиной голодно чавкает хаос? Это было не так уж тяжело. Правда, последние несколько метров я съехала на коленках, ободрав их о песок и мелкую гальку.
Встав между берегами, я оглядела русло когда-то высохшее реки: ни начала, ни конца. Потом стала собирать камни. Обдирая ногти, я загребала руками первые попавшиеся и скидывала их в карманы. Этого мне показалось мало. Я набила камней за пазуху и только тогда перевезла дух. Предстоял путь наверх. На противоположную сторону. Я чуть не зубами вгрызалась в сыпучий берег. Теряла силы и камни. Это было так долго, что мне казалось, я уже умерла, и так теперь всегда будет.
Наконец мои пальцы зацепились за край берега. Я выбралась и попыталась оценить ущерб. Много камней я потеряла, но многие остались при мне. Вот и хорошо. Выбрав самый большой и яркий камень - кусок розового гранита с черными, золотистыми и прозрачными вкраплениями, я вкопала его на самом краю обрыва, так, чтобы его было видно со дна. А дальше. Дальше дело времени. Я медленно пошла к одинокому корявому, как на картинах старых мастеров дереву, стоящему посреди поля. Ровно на полпути к горизонту. За собой я оставляла камни: мелкие и покрупнее, алые и зеленоватые, черные и молочные…
А из предгрозового неба наконец-то пошел дождь.