Знаковые места Петербурга Серебряного века
Каждый уважающий себя интеллигент начала XX века мог с закрытыми глазами миновать подворотню, двор-колодец и ещё одну подворотню, чтобы затем нырнуть в подвал «Бродячая собака». Был ещё ряд адресов, известных богеме. Имена, явки, пароли - в новом тексте KudaGo.
Фото: citywalls.ru
Салон Гиппиус и Мережковского в доме Мурузи на Литейном, 24
Доходный дом князя Мурузи вошёл в историю русской литературы задолго до того, как там появились «полторы комнаты» Иосифа Бродского. В конце 1870-х годов в одной из квартир поселился Николай Лесков. На стыке XIX и XX веков на Литейном проспекте обосновались супруги Зинаида Гиппиус и Дмитрий Мережковский. В доме Мурузи они прожили почти четверть века.
Чета литераторов держала один из самых знаменитых салонов тех лет. Словно магнит, гостей притягивала хозяйка - рыжеволосая «декадентская мадонна» Гиппиус. Её звали белой дьяволицей, писали, что это женщина «ручной выделки», тогда как прочих создают пачками и сериями.
Фото: journal.learnoff.com
Зинаида отличалась крутым нравом и экстравагантным поведением. Она сама проводила собеседования с поэтами и была абсолютно беспристрастна: выявляла талант даже у тех, с кем была на ножах. Благодаря Гиппиус пропуск в литературу получили Александр Блок, Сергей Есенин, Валерий Брюсов, Андрей Белый и десятки других авторов.
Приёмы у Мережковских проходили обычно по воскресеньям в дневное время. Самые близкие собирались тесным кружком ещё и по средам.
Фото: journal.bookmate.com
«Башня» Вячеслава Иванова на Таврической, 35
Вячеслав Иванов снимал несколько комнат в угловой части дома на углу Таврической и Тверской улиц и тоже с радостью принимал гостей. На «Ивановские среды» приходили поэты, философы, живописцы. Сложно найти хоть одного представителя богемы Серебряного века, который бы не был вхож в «Башню». Правда, не все стремились обсуждать серьёзные вопросы. Были среди посетителей и большие оригиналы.
Михаил Кузмин, поэт: «Ходили курсистки, теософки и психопатки. Последних очень мало, но бывали вроде дамы Бриллиант, которая ходила по великим людям за зародышем. Она хотела иметь солнечного сына от гения».
Странная посетительница делала предложения Андрееву, Брюсову и самому Иванову. Жена последнего, Лидия Зиновьева-Аннибал, устремлений гостьи не оценила и запустила в неё керосиновой лампой.
Хозяйка салона любила наряжаться в тогу и принимать поэтов, возлежа посреди комнаты на подушках. Встречи проходили в полумраке, при неверном мерцании свечей в канделябрах. Ощущение мистификации было постоянным спутником «Ивановских сред».
Фото: arzamas.academy
Умели гости и подурачиться. Молодая Анна Ахматова демонстрировала гибкость, прогнувшись стоя и пытаясь дотянуться носом до спички на полу. Художница Ася Тургенева стояла на голове и одновременно курила. Кто-то рядился библейским патриархом, кто-то - слоном.
Маргарита Бородаевская, участница «Ивановских сред»: «Передние ноги и хобот был Мейерхольд, задние - Юрий Верховский. Всё было покрыто серым одеялом или пледом. Под музыку Кузмина слон двигался в тесноте людей и мебели, и все радовались».
Фото: liveposts.ru
Неуклюжих артистов и скучных ораторов забрасывали апельсиновыми корками.
Салон Фёдора Сологуба на Разъезжей, 31
Собрания у Сологуба носили более чинный характер. По воспоминаниям Игоря Северянина, гости проходили в большой белый зал и рассаживались на стульях вдоль стен. Завязывались разговоры, а хозяин курсировал между группами, вставляя своё веское слово. Наступал момент, когда все одновременно замолкали. Тогда Сологуб предлагал поэтам почитать свои стихотворения. Аплодисменты были неприняты, так что иной раз повисала долгая томительная тишина.
Фото: journal.bookmate.com
Встречи начинались поздно вечером. В час ночи подавали ужин, во время которого иногда прислуживали официанты из модных ресторанов. Выпивали много вина, и беседы становились более непринуждёнными.
После трапезы все возвращались в зал, но уже в другом настроении.
Игорь Северянин, поэт: «Как-то само собою гасло электричество, и зал погружался в темноту, нервно посмеивающуюся, упоённо перешёптывающуюся, истомно вздрагивающую, мягко поцелуйную. Сологуб, любивший неслышную обувь, внезапно повёртывал выключатель, и вспыхнувший свет заставал каждого в позах, могших возникнуть только без света…».
Но за рамки приличий (принятых в артистической среде) никто не переступал, и скандалов в доме у Сологуба не было.
Кабаре «Бродячая собака» на Михайловской площади, 5
Фото: artchive.ru
А вот в «Бродячей собаке», по воспоминаниям того же Северянина, бывали случаи, когда именитые мужья таскали за волосы своих столь же именитых жён. Атмосфера тут сложилась самая фантасмагорическая. Ошарашенный репортёр «Биржевых ведомостей» так описывал подвальчик:
«Пёстрые, как юбка татарки, стены, потолки и занавес действуют на психику, как кумач на быка. Получается какое-то общее раздражённое повышенное настроение, среднее между помешательством и опьянением».
Кабаре открылось в 1911 году и стало приютом для цвета петербургской богемы. Сюда заглядывали Гумилёв и Ахматова, Мандельштам и Бальмонт, актёры и музыканты, режиссёры и художники. Каждую ночь происходило что-то интересное: поэтические чтения и словесные дуэли, танцевальные шоу и драматические постановки, философские диспуты и доклады.
Фото: arzamas.academy
Творческую братию в кабак пускали бесплатно, а вот с «фармацевтов» (так называли обывателей) просили по три рубля за вход. И народ валил. Случалось, что в подвальчик, со скрипом вмещавший 40 зрителей, набивалось больше сотни.
Именно в «Бродячей собаке» для «фармацевтов» Маяковский прочёл стихотворение «Вам!». Скандал был фееричный, слухи о нём дошли даже до императора. Через пару недель кабаре закрыли. Формальным поводом стала продажа алкоголя во времена сухого закона.
Сейчас в исторических стенах работает арт-кафе «Подвалъ бродячей собаки».
#история #интересно #дореволюционнаяроссия #серебряныйвек #ахматова
Ещё больше интересных материалов о прошлом Петербурга ищите в нашем разделе.