На этой неделе со мной приключилось множество забавных событий. Я лазил по искусственным скалам (Bouldern - в русском языке есть навание для этого вида спорта?), выступал на научном семинаре на тему "Куда - с экономкибернетикой?", ел свиной (прости, Господи!) шницель размером с раскрытый лептоп и закусывал его картошкой фри, заработал одну евру в покере, заняв почётное третье место из 13, на работе с горем пополам сдал прототип, над которым корпел последние полгода, закончил первый семестр курсов итальянского с уровнем прогресса "ноль целых, ноль десятых". В перерыве между всеми этими занятиями я прочитал речь Солженицына в Гарварде, которая, как мне сказали, считается эталоном красноречия среди учёных-риториков, и позволил себе детскую попытку написать рецензию.
Солженицын - символ советского нонконформизма, самый известный диссидент, антисемит православный русский, невинно осуждённый и прошедший через советские лагеря человек с очень трудной судьбой. В 1970 году - лауреат Нобелевской премии по литературе, в 1974 году был лишён советского гражданства и выслан из страны. Жил в Германии и Швейцарии. В 1978 году был приглашён в Гарвардский университет прочитать речь. В Америке Солженицын был известной личностью. Ему поневоле досталась роль поп-иконы, которую он категорически не хотел играть. Перед студентами Гарвардского университета Солженицын говорил о недостатках демократии, об угрозе материализма и общества потребления, указал на моральное разложение западной цивилизации, засилье порнографии, наркотиков и поп-культуры. Со временем Солженицын уединился в загородном доме в штате Вермонт, окружил свой участок колючей проволокой и не принимал гостей. В 1994 году Солженицын вернулся в Россию. Умер в 2008 году. Речь, которую Солженицын прочитал перед студентами Гарвардского университета, вошла в учебники по риторике и была опубликована в Интернете:
Alexander Solzhenitsyn at Harvard Class Day Afternoon Exercises.
Я не просто не разделяю точку зрения Солженицына, высказанную им в выступлении перед студентами Гарвардского университета, я кардинально с ним не согласен. Практически по всем пунктам. Его речь напоминает пропагандистское выступление перед рабочими завода «Арсенал» начала ХХ века. «Запад зашёл в тупик», «кризис личности», «общество без цели». Он утверждает, что американское общество падает в пропасть, моральные устои рушатся, на первый план выходит насыщение, бесконечное потребление, поп-культура и стремление к спокойному, эгоистичному существованию перед телевизором. В своём выступлении Солженицын упустил из виду три важных фактора.
Первый заключается в динамизме западного общества. О гибели Европы и Америки философы пишут с начала XIX века, но до сих пор, как мы видим, этих два континента представляют собой самую передовую цивилизацию в мире. Она динамична. Каждое следующее поколение, как нигде в мире, не похоже на предыдущее. Домохозяйки, освободившиеся от домашних хлопот и научившиеся во время войны собирать танки, после войны выступили за эмансипацию. Молодое поколение 60-х боролось за свободную любовь и пацифизм. После смерти Джими Хендрикса, Дженис Джоплин и Джима Моррисона в один год (1970) общество внезапно резко переменилось, вместе с этим поменялось и отношение к забавам и наркотикам. В 1930-х выйти на улицы Нью-Йорка было страшно: всюду орудовала мафия. Где она сейчас? Она, наверное, есть, но в подполье. На улицах нынче не стреляют. В 1950-х на юге США господствовала сегрегация. Через 10 лет убили Мартина Лютера Кинга Младшего - вся страна вышла на траур, не только чёрные, но и белые. В 2008 темнокожий стал президентом США. В течение одного поколения люди кардинально изменили своё отношение к межрасовому конфликту. Разве есть на свете другой народ, который способен так скоро изменить свой образ жизни? Недостатки одного поколения исправляют преимущества следующего, а новые недостатки компенсируются в новом, третьем поколении. И так до бесконечности. Разве можно после этого утверждать о «падении» цивилизации? Американское общество, как показала практика, склонно к фантастическим переменам, именно в этом скрывается секрет живучести капитализма.
Во-вторых, Солженицын настолько убеждён в своей правоте, что использует все возможные способы подтвердить свою точку зрения. Его взгляд на историю, откровенно говоря, наивен. Фраза о том, что ренессанс стал логичным продолжением феодализма, поскольку людям надоела междоусобная вражда, показывает его невладение материалом. Ренессанс возник вследствие стечения большого числа факторов, в первую очередь, за счёт возросшего благосостояния итальянских городов-государств в условиях жесточайшей политической конкуренции между собой. Феодализм мог не прекратиться, а в некоторых частях Европы он успешно продержался до конца 19 века (например, в России).
Автор этой речи утверждает, что западная модель теряет привлекательность в мире. Мне очень жаль, но насколько я не люблю телевидение и презираю «айпеды», американская модель по-прежнему наиболее привлекательная в мире. От Китая до Венесуэлы, молодёжь мечтает об «айфоне», джинсах и кока-коле, а не о соломенной шляпе или тарелке риса.
Мне показалось, что Солженицын утрирует. То, что он говорит в первой половине своей речи, я называю «синдромом иммигранта». Поначалу новоприбывшему всё непонятно, его всё раздражает. Налоги высокие, люди неискренние, еда невкусная, зима нехолодная, а лето нежаркое, одеваются плохо, женщины некрасивые и так далее. Эти песни я выслушиваю регулярно от тех, кто только недавно переехал в Германию. Спустя год-полтора отношение к новой родине меняется. Человек привыкает к новому порядку, и с тех пор его начинает раздражать жизнь там, где его больше нет. Пластинка переворачивается обратной стороной: почему ТАМ не чистят тротуары, почему ТАМ люди не улыбаются, откуда ТАМ очереди и толпа в метро, пробки, высокие цены и так далее. Эмигрант испытывает к своей исторической родине привязанность, хоть и фиктивную. Эту часть я знаю по себе.
Те феномены Америки, о которых говорит в своём выступлении Солженицын, свойственны и Германии. Он утверждает о лени и незаинтересованности американцев в мировой политике, «усталости от жизни» и стремлении к уровню достатка, при котором человек становится максимально независимым от окружающего его мира. Такая тенденция действительно присутствует в современном западном обществе. В конце концов, более развитый уступает место менее развитому, и самый яркий тому пример - падение Рима. В Европе много десятилетий подряд наблюдается отрицательная рождаемость, а в менее развитых частях света люди плодятся и заполоняют планету. Богатый и умный, часто, одновременно оказывается и более ленивым. Ему не нужно бороться за рулон туалетной бумаги, как это делали в Советском Союзе - он может купить её в магазине в любое время. Отпадает необходимость скандалить по телефону; все справки оформляются в удалённом режиме, платить за услуги можно задним числом банковским переводом. Не нужно толкаться и занимать очередь. Конечно, после этого человек расслабляется и на фоне русской женщины, которая тащит на себе целое хозяйство во главе с мужем-алкоголиком, американский народ (и немецкий, и английский) более расслабленные. Является ли это признаком упадка? На мой взгляд, вряд ли. Количество старт-апов, новых идей, кино и фотографии, музыки, 90%-поток которых исходит из Америки и Англии, говорит об обратном.
Солженицын, как пожилой человек, прошедший через ГУЛАГ (а что может быть ужаснее!), привык рассматривать жизнь сквозь призму другой системы. Дело не в коммунизме, а в России самой. В России права человека никогда ничего не стоили. Поэтому он и утверждает (внимание! - став жертвой несправедливой политической системы), что права человека должны отойти на второй план и уступить место интересам общества. Чем не ирония? В своём обращении к студентам Солженицын показывает, что происходит, если судить систему с позиций другого мировоззрения, и сам попадает в ловушку, в которой извечно обвиняют американцев с их навязыванием демократии где надо и где не надо.
Я считаю, что в мире существуют разные политические и социальные системы. Есть арабская модель, в которой женщина не имеет прав, зато имеет букет железных гарантий. Есть германская система, в которой во главу угла ставятся интересы общества. Есть российская система, цель которой - создать буфер между властью и народом и построить максимально высокую иерархию, взобраться на вершину и сбросить всех остальных. И есть американская система с её порнографией, наркотиками, мелким бизнесом и плюрализмом. Каждая из этих систем в отдельности жизнеустойчива, сравнивать их между собой глупо. Это как сравнивать между собой бывших любовниц. То, что мы называем «падением» (очень опасное слово, само его употребление обычно указывает на ошибку в нашем собственном мышлении), является всего лишь особенностью системы, понять которую мы на определённом этапе, неспособны. Солженицын, воспитанный в сильной православной традиции, не оценил преимущества свободной любви и, не будучи фанатом лёгких наркотиков, Америку недопонял.
Солженицын разочаровался в Америке, поскольку возлагал на неё слишком большие надежды. Точно о том же пишет своей автобиографии Довлатов. Все верили, что, уехав из СССР в США, в их жизни наступит рай. Это не так. В Америке нужно было работать, а в первую очередь - адаптироваться. Удалось это единицам, большинство стали либо таксистами, либо бездельниками. Приехав в Америку, Солженицын нашёл не кисельные берега, а многостороннюю жизнь, с её позитивами и негативами. Он ожидал глянцевую обложку, а получил настоящую свободу. И в этом он подметил единственно верную вещь за весь вечер: свобода одинакова как для добра, так и для зла. Как говорит по этому поводу Довлатов: «Луна светит как добрым, так и злым помыслам».
В Америке исчезал вечный враг советского диссидента - система. Здесь не было агентства по цензуре, которое не позволяло писателю печататься, тем самым делая его героем подполья. Не было жилищной очереди, на вину которую всегда можно было смахнуть плохое жильё. Каждый устраивался, как мог, сам искал работу, сам ходил на собеседования и сам принимал решения. Любой товар можно было купить в любое время дня и ночи. Если у иммигранта в Америке не было машины, то виноватым было не пятое управление, не ЦК и не КГБ, а он сам. Исчезновение вечного врага внезапно делало человека ответственным за свою жизнь, а это трудная ноша, которая сильно разочаровывала тех новоприбывших, которые не смогли адаптироваться к новому порядку.
Возможно, я ошибаюсь, и Солженицын в своём выступлении в Гарварде попал точно в цель. Не исключено, что Запад, так называемый «золотой миллиард», переживает закат своей цивилизации. Чем меня впечатлило это выступление, так это совпадением с моими собственными «переживаниями». Речь Солженицына прозвучала 35 лет тому назад, а меня до сих пор волнуют те же вопросы. Меня пугают новые сетевые технологии, зависимость от компьютера и монополярность мировой политики. Падение, которое предсказывал Солженицын, длится уже, по меньшей мере, 35 лет. Цитируя одного из героев рассказов Довлатова, «хорошо, что есть куда падать!».