Шпаковский А. И. «Записки старого казака»
Шпаковский Аполлон Игнатьевич
«Записки старого казака»
1874 год
* * *
Живой призрак
(отрывок)
Между станицами Баталпашинской и Суворовской (Хоперские казаки первоначально заняли земли в окрестностях Ставропольской крепости - ныне губернский город - но часть их генералом Суворовым, впоследствии знаменитым Фельдмаршалом, князем Италийским, переселены по правой стороне реки Кубани, и станица Суворовская (5-й хоперской бригады), названа по имени своего знаменитого основателя), на покатой местности высится одинокий курган, как сторожевой часовой, над привольной, роскошной долиной, стелющейся богатым ковром кругом на десятки верст.
На дальнем горизонте, на восток, в безоблачном небе, синеют Бешту и Машук (Бешту, или Бештау «пять голов», и Машука - самые большие горы из пяти гор, окружающих кавказские минеральные воды, Пятигорск, Железноводск, Ессентуки и Кисловодск.) дымясь густым туманом, вестником непогоды, тогда так заходившее солнце золотит вершины юго-западного склона снежного хребта, идущего от Эльбруса к Черному Морю.
В это время дивная панорама поражает невольно взор каждого со «сторожевого кургана» долины, и все видимые предметы принимают гигантские размеры, обманывая зрение; будто что-то таинственное звучит в воздухе, поражая ухо. Но не любуется запоздалый путник дивной картиной...
Суеверный страх невольно западает в душу при взгляде на таинственного стража долины: будь то горец, или казак, он невольно сдерживает коня, чутко насторожившего ухо, и с каждым шагом близясь к нему по пролегающей у подошвы его дороге, вьющейся змеей, между кустов шиповника и дикой розы, бросает взор тревожно кругом, как бы готовясь пустить лететь лихого скакуна от неведомой страшной напасти. Еще тревожнее забьется сердце непривычным страхом, поравнявшись с курганом: рука невольно хватает оружие, а конь, как бы чуя недоброе, рвется на поводах, ускоряя торопливый неровный шаг…
Предание о грозном всаднике «сторожевого кургана», перешедшее от горцев к казакам, гласит, что здесь было совершено страшное убийство, и что тень убитого изменой аталыка (У азиатцев, вообще, есть древний обычай, детей почти со дня рождения отдавать на воспитание другу, жена которого делается, таким образом, кормилицей и воспитательницей ребенка, то есть аталычкой. Аталык же, по возврате своего питомца, дает ему уже окончательное воспитание, учит наездничеству, плутовству на все руки, как высший курс образования - и это родство, молочное, уважается как святыня, нередко считается если не выше, то равно кровному) с закатом солнца появляется на вершине кургана, в белой одежде, на белом коне, и съезжая на встречу путника, равняется с ним и скачет, дуя страшным вихрем в лицо и в уши коня, до тех пор, пока оба, обезумев, изнеможенные падают без чувств или умирают со страха.
Едва же первые лучи востока золотили вершину кургана, страшный всадник бросал свою жертву, и опять появлялся на вершине его, и, вперив огненный взор к Карачаевским горам, исчезал, уходя в недра земли.
Пользуясь этим преданием и суеверным страхом горцев, передающих из рода в род все чудное и таинственное о местностях, как обычный завет, урядник Суворовской станицы, Переверзев, лет около пятидесяти назад, не только спас свою жизнь, но и разогнал партию хищников, явившись живым призраком «сторожевого кургана».
Служебная надобность призывала Переверзева в Баталпашинск. Дорогой он наехал на стаю диких коз - и страстный охотник, забыв все, увлекся преследованием их... Охота была удачна. Утомясь сам и загоняв до изнеможения коня, он остановился отдохнуть и покормить боевого товарища в кустах на кургане, рассчитывая еще далеко до заката быть в станице. Пустив стреноженного коня, он прилег, не думая уснуть; но предатель-сон овладел утомленным охотником, и он проснулся, когда уже перегорала заря позади синеющего леса за Кубанью. Невольный страх овладел душой старого казака при воспоминании о всаднике-мертвеце...
Торопливо взнуздав коня, он повел его с кургана, осматривая тревожно окрестность, и уже спустился до половины как неожиданно появившиеся на горизонте высокого берега Кубани движущиеся точки, быстро приближавшиеся, то соединялись в кучу, то рассыпались, а между тем росли, освещаемые последним проблеском закатившегося солнца. Вот уже и простым глазом казак различает всадников, едущих крупной рысью...
Казакам в это время и по этому направлению ехать незачем... Опытный хоперец, замаскированный кустами, поднялся на самое почти темя кургана, зорко следя за приближающимся врагом. Партия горцев, человек пятнадцать, не доезжая с версту до кургана, поехала шагом, громко перебрасываясь словами. Думал было хлопец отсидеться невидимкой в кустах, да, завидев татарву, казачья кровь заговорила, закипела ключом, а тут недавно испытанный самим страх при одном воспоминании о мертвеце, да старая услужливая память о предании поджигали попытать счастья продебютировать в роли живого призрака сторожевого кургана.
Случай же, как нарочно, ухитрился прислужить. Переверзев был в белой черкеске, в белой папахе и на белом коне. Едва успела мелькнуть эта блаженная мысль, она уже была в ходу...
Быстро вскочив на коня, он медленно поднялся на самую вершину, и, озаренный последним проблеском зари, казался исполином. Горцы, занятые жарким спором, казалось, забыли о страшном месте; но у одного из них споткнулся конь и, спохватясь, шарахнулся в сторону с дороги. Глаза всех невольно обратились на курган, с его колоссальным всадником.
Предание ожило в памяти; страх сковал рассудок горцев, и они, поворотив коней, пустились обратно вскачь от грозного видения. Переверзев, видя такой удачный успех своей проделки, с оглушительным гиком, как ураган, слетел с кургана и погнался за оторопевшими джигитами, с шашкой над головой и винтовкой на погоне левой руки...
Нагнав первого горца, он на скаку хватил его с плеча шашкой; отчаянный предсмертный вопль несчастного суевера слился с гиком живого мертвеца и окончательно поразил паническим ужасом ошеломленных хищников: они без оглядка неслись к Кубани...
Еще восьмерых изрубил удалой урядник, а горцы, видя обгонявших их испуганных коней убитых, пуще гнали своих, пока бросились с кручи в Кубань... На плаву ранив из винтовки горца, Переверзев снял шапку, набожно осенил себя крестом и шагом поехал на ближайший пост. Рассказав там свою «оказию», он и несколько товарищей переловили лошадей убитых и на утро притащили в станицу их тела.
Подвиг Переверзева был доведен до сведения командующего войсками,генерала-от-кавалерии Эмануеля, и храбрый урядник награжден знаком отличия военного ордена Св. Георгия.
Горцы, спасшиеся благодаря силе и крепости своих коней, в ужасе рассказывали по аулам о страшной гибели своих товарищей, пораженных рукою мертвеца сторожевого кургана. Страх окрылил воображение и создал действительность: старое предание ожило, украшенное вдобавок азиатским хвастливым рассказом, со всеми прикрасами чудесного и сверхъестественного, и никто, и ничто не могло переуверить и одолеть суеверие горцев.
Прошло с тех пор около полувека; но запоздалый горец, а, пожалуй, и иной казак, близясь к кургану, невольно робеет и гонит коня, озираясь кругом, пока скроется за горизонт страшный свидетель легендарного преступления - сторожевой курган.
Несколько раз приходилось и мне делать поездки днем и ночью мимо кургана. В одну из таких, случайно был моим попутчиком старик, как лунь седой, отставной урядник Переверзев: он-то мне рассказал все подробности здесь переданные, в подтверждение которых есть в архиве хоперской бригады подробное донесение об этом происшествии.
* * *
Ссылка на источник