Про воспитание
Мне кажется, я выросла такая офигенная не только потому, что родители нас с братом любили и (что даже важнее) уважали, но в первую очередь потому, что у них не было на нас времени.
Они оба работали редакторами газет (мама потом, правда, ушла на радио), и оба были в Петрозаводске понаехавшими - то есть, бабушек-дедушек, которые могли бы снами нянчиться, в шаговой доступности не было. Иногда у них даже не было возможности вовремя забрать нас из садика (не говоря уже о том, чтоб привести домой, где никого не было). Брата уже могли оставлять на подросшую меня, а вот я росла в редакционных коридорах. За мной в садик приезжал мамин водитель, привозил в редакцию, и я там болталась по кабинетам в ожидании, пока мама сдаст номер (особенно охотно ошивалась в кабинете у редакционного художника, который рисовал мне всякие картинки, жалко, не сохранилось). Мне больше нравилось, когда меня забирал к себе папа, потому что это случалось реже, а я любила его заместительшу тетю Любу, а еще мы с ним вместе ходили в типографию, где он просматривал гранки и дарил мне потом пластмассовые красные карточки, с которых раньше отпечатывали фотоснимки - особенно мне (как левше!) нравилось, что там изображение отзеркаленное.
Нам читали книжки (то есть, мне читали, потом научили меня саму читать, и брату читала уже по большей части я). Еще с нами гуляли и отвечали на вопросы. А больше никак нашим воспитанием не занимались, и позволяли нам самостоятельно решить, что и как мы думаем о мире. Мама, когда ее вызывали в школу к директору, отвечала моей классной рук-це: "Маша взрослый человек (ага, в 7-м-то классе), сама разберется со своими проблемами"; а основные принципы воспитания она формулировала так: "детям надо все разрешать, тогда они сами поймут, что им это нафиг не нужно" и "все, что ты (в смысле, я) считаешь нужным, ты делаешь правильно".
Возможно, если бы мама была домохозяйкой или секретаршей с рабочим днем с 9 до 5, а папа - ну, не знаю, тоже каким-нибудь офисным рабом, сбегающим с работы после сигнала "восемнадцать-ноль-ноль", нами бы занимались более плотно. Учили бы уму-разуму, проверяли дневник и карманы, учили, какую музыку слушать и какие книжки читать, и все такое.
Но они, слава Богу, были слишком заняты интересной работой, и у них было время только на то, чтоб любить нас, а на то, чтоб воспитывать - не было.
С другой стороны, они тем самым не давали мне никаких поводов для конфликтов, поэтому подростковый бунт угас, не начавшись, и я не могу сейчас похвастаться бурной юностью - со сбеганиями из дома, блужданиями хрен знает где/хрен знает с кем и т.д. и т.п.
Но, очевидно, когда я завидую тем, кого плохие отношения с родителями побудили на все эти приключения - я не ведаю, что творю.
Они оба работали редакторами газет (мама потом, правда, ушла на радио), и оба были в Петрозаводске понаехавшими - то есть, бабушек-дедушек, которые могли бы снами нянчиться, в шаговой доступности не было. Иногда у них даже не было возможности вовремя забрать нас из садика (не говоря уже о том, чтоб привести домой, где никого не было). Брата уже могли оставлять на подросшую меня, а вот я росла в редакционных коридорах. За мной в садик приезжал мамин водитель, привозил в редакцию, и я там болталась по кабинетам в ожидании, пока мама сдаст номер (особенно охотно ошивалась в кабинете у редакционного художника, который рисовал мне всякие картинки, жалко, не сохранилось). Мне больше нравилось, когда меня забирал к себе папа, потому что это случалось реже, а я любила его заместительшу тетю Любу, а еще мы с ним вместе ходили в типографию, где он просматривал гранки и дарил мне потом пластмассовые красные карточки, с которых раньше отпечатывали фотоснимки - особенно мне (как левше!) нравилось, что там изображение отзеркаленное.
Нам читали книжки (то есть, мне читали, потом научили меня саму читать, и брату читала уже по большей части я). Еще с нами гуляли и отвечали на вопросы. А больше никак нашим воспитанием не занимались, и позволяли нам самостоятельно решить, что и как мы думаем о мире. Мама, когда ее вызывали в школу к директору, отвечала моей классной рук-це: "Маша взрослый человек (ага, в 7-м-то классе), сама разберется со своими проблемами"; а основные принципы воспитания она формулировала так: "детям надо все разрешать, тогда они сами поймут, что им это нафиг не нужно" и "все, что ты (в смысле, я) считаешь нужным, ты делаешь правильно".
Возможно, если бы мама была домохозяйкой или секретаршей с рабочим днем с 9 до 5, а папа - ну, не знаю, тоже каким-нибудь офисным рабом, сбегающим с работы после сигнала "восемнадцать-ноль-ноль", нами бы занимались более плотно. Учили бы уму-разуму, проверяли дневник и карманы, учили, какую музыку слушать и какие книжки читать, и все такое.
Но они, слава Богу, были слишком заняты интересной работой, и у них было время только на то, чтоб любить нас, а на то, чтоб воспитывать - не было.
С другой стороны, они тем самым не давали мне никаких поводов для конфликтов, поэтому подростковый бунт угас, не начавшись, и я не могу сейчас похвастаться бурной юностью - со сбеганиями из дома, блужданиями хрен знает где/хрен знает с кем и т.д. и т.п.
Но, очевидно, когда я завидую тем, кого плохие отношения с родителями побудили на все эти приключения - я не ведаю, что творю.