аххха-хааааа...
Оригинал взят у mi3ch в беллетристика
Я солдат. Я знаю, что такое смерть, в прошлой операции бандиты убили двоих моих товарищей. Я должен наверное ненавидеть всех их, потому что почти из каждого окна в нас стреляли. Что поделать, таких соседей послали нам Небеса. Но нужно оставаться человеком, потому что… просто потому что так надо. И я знаю, что семена любви и человечности рано или поздно прорастут. Сегодня я вышел на окраину лагеря на дежурство. По инструкции, любого, кто подойдет к лагерю ближе чем на 30 метров я должен остановить, если необходимо, то выстрелом. Но к лагерю подошла девчонка, чумазая как и все они здесь, в пустыне. На вид ей было лет 10-12. Я никогда не видел таких глаз, огромные, в пол-лица глазища, черные и бездонные. Такие бывают только у детей. Взгляд был диковатый, но какой-то насмешливо-лукавый. Она показала мне рот, потом на мусорный бак. Я понял, она голодна и хочет покопаться в мусорном баке, чтобы забрать наши объедки. Ее грязная ручонка, как ни странно сделала жест, я бы сказал, исполненный грации, совсем не похожий на движения нищих на наших площадях. Нет, в ней было какое-то дикарское благородство, заставившее меня вспомнить прочитанные в детстве книги Фенимора Купера. И мне стало стыдно. Мы взрослые играем в наши взрослые игры, а страдают вот эти невинные детки. Она мотнула головой, ее волосы рассыпались дикими прядями по плечам, она что-то сказала на своем языке, которого я не понимал. Я показал на себя и сказал «Рони». Это моё имя. Она ткнула в себя и сказала «Амина». Вот и познакомились. Я сделал успокаивающий жест, попросил подождать. Она не поняла слов, но, как видно, поняла интонацию. Через минуту я возвращался с едой из своей сторожки. Я вытащил ей свой дневной паёк, а заодно то, что сам беру с собой на дежурства перекусить, колбасу, крекеры, колу. В полдень придут ребята, принесут с собой что-нибудь, с голода не помру. Амина улыбнулась и взяла то, что я ей протянул. Потом наши глаза встретились и я увидел как потеплел ее взгляд, она что-то снова сказала на своем языке. Я не знаю ее язык, но нам не нужен был переводчик, люди всегда могут понять друг друга, если того хотят. Я ответил ей на моем языке «на здоровье, прибегай еще». Я знаю, что нас настраивают друг против друга, но этот ребёнок - такой же ребёнок, как моя младшая сестрёнка, точно так же любит сладкую шипучку и печенья, точно так же хочет жить в мире. И наше сегодняшнее общение западёт ей в голову, она поймет, когда вырастет, что мы с ней никакие не враги, мы просто люди, и не важно, какой мы национальности, расы, религии, какую мы форму надеваем.
****
Я подошла к вражескому лагерю, брат сказал, что меня не тронут, даже если поймают и я прекрасно смогу разузнать, сколько там в сторожке человек дежурит. Ой, я сказала человек? Зверей, конечно. А если и тронут, то пусть, я не боюсь, стать мученицей за свой народ и свою веру - о чем может еще мечтать человек? Он меня поймал, эта сволочь в зеленой униформе. Но он узнает, что наши девочки не слабее наших мальчишек. Я выдержу, я попаду в рай. Я сказала ему, что не боюсь его, и показала на голову и на мусорный бак: твоя голова будет валяться в помоях. Потом этот трус вынес мне еды. Папа часто говорил, что они нас боятся и пытаются задобрить своими подачками. Не нужно бояться, нужно брать, они обязаны нам всем, пусть платят дань, пусть трепещут. Я взяла еду и смело посмотрела ему в глаза. Напоследок я ему сказала: «Когда я вырасту, я тебя убью». Он что-то пролепетал в ответ на своем собачьем языке.
via
Я солдат. Я знаю, что такое смерть, в прошлой операции бандиты убили двоих моих товарищей. Я должен наверное ненавидеть всех их, потому что почти из каждого окна в нас стреляли. Что поделать, таких соседей послали нам Небеса. Но нужно оставаться человеком, потому что… просто потому что так надо. И я знаю, что семена любви и человечности рано или поздно прорастут. Сегодня я вышел на окраину лагеря на дежурство. По инструкции, любого, кто подойдет к лагерю ближе чем на 30 метров я должен остановить, если необходимо, то выстрелом. Но к лагерю подошла девчонка, чумазая как и все они здесь, в пустыне. На вид ей было лет 10-12. Я никогда не видел таких глаз, огромные, в пол-лица глазища, черные и бездонные. Такие бывают только у детей. Взгляд был диковатый, но какой-то насмешливо-лукавый. Она показала мне рот, потом на мусорный бак. Я понял, она голодна и хочет покопаться в мусорном баке, чтобы забрать наши объедки. Ее грязная ручонка, как ни странно сделала жест, я бы сказал, исполненный грации, совсем не похожий на движения нищих на наших площадях. Нет, в ней было какое-то дикарское благородство, заставившее меня вспомнить прочитанные в детстве книги Фенимора Купера. И мне стало стыдно. Мы взрослые играем в наши взрослые игры, а страдают вот эти невинные детки. Она мотнула головой, ее волосы рассыпались дикими прядями по плечам, она что-то сказала на своем языке, которого я не понимал. Я показал на себя и сказал «Рони». Это моё имя. Она ткнула в себя и сказала «Амина». Вот и познакомились. Я сделал успокаивающий жест, попросил подождать. Она не поняла слов, но, как видно, поняла интонацию. Через минуту я возвращался с едой из своей сторожки. Я вытащил ей свой дневной паёк, а заодно то, что сам беру с собой на дежурства перекусить, колбасу, крекеры, колу. В полдень придут ребята, принесут с собой что-нибудь, с голода не помру. Амина улыбнулась и взяла то, что я ей протянул. Потом наши глаза встретились и я увидел как потеплел ее взгляд, она что-то снова сказала на своем языке. Я не знаю ее язык, но нам не нужен был переводчик, люди всегда могут понять друг друга, если того хотят. Я ответил ей на моем языке «на здоровье, прибегай еще». Я знаю, что нас настраивают друг против друга, но этот ребёнок - такой же ребёнок, как моя младшая сестрёнка, точно так же любит сладкую шипучку и печенья, точно так же хочет жить в мире. И наше сегодняшнее общение западёт ей в голову, она поймет, когда вырастет, что мы с ней никакие не враги, мы просто люди, и не важно, какой мы национальности, расы, религии, какую мы форму надеваем.
****
Я подошла к вражескому лагерю, брат сказал, что меня не тронут, даже если поймают и я прекрасно смогу разузнать, сколько там в сторожке человек дежурит. Ой, я сказала человек? Зверей, конечно. А если и тронут, то пусть, я не боюсь, стать мученицей за свой народ и свою веру - о чем может еще мечтать человек? Он меня поймал, эта сволочь в зеленой униформе. Но он узнает, что наши девочки не слабее наших мальчишек. Я выдержу, я попаду в рай. Я сказала ему, что не боюсь его, и показала на голову и на мусорный бак: твоя голова будет валяться в помоях. Потом этот трус вынес мне еды. Папа часто говорил, что они нас боятся и пытаются задобрить своими подачками. Не нужно бояться, нужно брать, они обязаны нам всем, пусть платят дань, пусть трепещут. Я взяла еду и смело посмотрела ему в глаза. Напоследок я ему сказала: «Когда я вырасту, я тебя убью». Он что-то пролепетал в ответ на своем собачьем языке.
via