Дать счастью шанс
Что-то давно я не писала счастливых текстов.
Накатывало волнами «Ну напиши же, с тобой такое хорошее происходит!». И одновременно взбрыкивал какой-то суеверный страх: «Напишешь - и спугнёшь, всё исчезнет и никогда не повторится».
Это были отголоски той усталости и тревоги, с которыми я приехала из Москвы. Мой разогнавшийся разум никак не мог успокоиться и поверить, что многие сложности решены. Поначалу я просыпалась глубокой ночью - беспокойные мысли выталкивали меня из сна: «А как ты решишь вот эту проблему? А вот эту? У тебя есть план? А запасной план? А запасной запасного, на случай, если первый запасной не сработает? Давай придумывай вотпрямщас, тебе нужно подстелить соломку в этом суровом мире, потому что никто тебе не поможет».
Но спустя несколько недель я начала доверяться спокойствию, которое теперь пронизывает мой мир.
Прочувствованность жизни - вот что вышло на первый план и вытеснило внутренние и внешние кризисы, коронавирусы и даже политику.
То, что в Москве меня обычно раздражает и ощущается как досадная трата времени, здесь стало медитацией.
***
Здесь мне нравится
мыть посуду под рукомойником. Железный носик мелодично позвякивает, а нагретая солнцем вода гладит руки. Я поднимаю голову - там летают самолёты - кто эшелоном ниже, кто выше. Мне уютно от их присутствия. Как в детстве, когда я жила недалеко от Шереметьево.
***
Здесь я полюбила ненастье.
Дождь? Прекрасно, можно забуриться в домике с книгой Стивена Кинга.
Холод? Ура, буду топить печь.
Я научилась быстро её растапливать и горжусь этим. Буду сидеть и смотреть на прирученную стихию с благоговением.
***
Здесь я вспомнила, как люблю собирать ягоды.
Это какой-то «Форд Боярд» - прыгать по поваленным деревьям и выискивать лазейки в зарослях крапивы, чтобы добраться до заветных ягод лесной малины.
Зато потом я буду сидеть на скамье у тропы, пить какао из термоса и испытывать подзабытое чувство благодарности к природе, которая так щедра и мудра.
- Ты прям как джайнист, - удивляется мой отец, когда я стремлюсь заботиться о живом, начиная с веток крапивы и заканчивая жучками и улитками, которых важно не повредить.
А я и сама удивляюсь, насколько здесь крепнет ощущение связанности с живым миром вокруг. И под этим нет никакой идеологии, и мне не нужны никакие надписи типа «Не разводить костры» или «Не мусорить», потому что я будто становлюсь сообщающимся сосудом с этим миром.
Никогда такого не испытывала.
***
Кстати - смешно, но я перестала бояться пауков - тех самых уродцев с крошечным телом и длиннющими ногами, которые всюду снуют на даче. Сейчас они вызывают умиление - я вижу ленивого паука на столе и легонько толкаю одну из его восьми ног: «Эй, чувак, прости, но я хочу пообедать. Подвинься немного, ладно?».
А сегодня со смехом наблюдала, как один паук гладил другого по ноге. Надеюсь, у них всё сложится.
***
Здесь в моей жизни опять появились коты!!!
Господи, как вкусно они пахнут, до головокружения - чем-то сладким, как будто пыльцой и травами. И нет большей радости, чем утыкаться в шерсть и шептать сотни странных прозвищ: «Ты мой кукушонок, мой хрюня, хрюнделёчек ненаглядный, любимая моя клюковка».
Честное слово, без них меня телесно ломает, даже если я уезжаю в Москву всего на день.
***
Здесь можно внезапно, собирая малину, выйти к конюшне.
И, вместо того, чтобы испугаться, лошади доверчиво зарысят навстречу, к покосившимся воротам, надеясь на угощения. Простите, дружочки, в следующий раз обязательно захвачу!
Я с сожалением возвращаюсь домой, но мои ладони долго помнят прикосновение к мягким лбам и горячее лошадиное дыхание, обдающее пальцы.
***
Здесь я вновь научилась читать книги и даже запоминать сюжет (а я ведь думала, что у меня серьёзные проблемы с памятью).
А потом пересказываю прочитанное панибратски, будто речь идёт о моих друганах: «Короче, Стивен писал с детства, они со старшим братом выпускали газету, за которую Стивену однажды сильно прилетело от учителей. Кстати, он сам какое-то время был учителем в школе, представляете?
А ещё меня поразило, что брат Стивена, Дэйв - был приёмным сыном, и мама растила их одна. И при том, что она много и тяжело работала, она находила в себе силы и время поддерживать своих детей.
Представляете? Я восхищаюсь ею».
***
Здесь я погружаюсь в историю моей семьи, подолгу расспрашивая отца.
Поначалу он не понимал моих вопросов и отвечал односложно:
- Родился, отучился там-сям, женился. Что ещё рассказать-то? У меня ничем не примечательная жизнь.
- Пап, да мне не важна никакая примечательность. Мне интересно, чем ты жил, что любил, о чём мечтал.
Постепенно мы начали рассказывать друг другу живые истории - те самые непримечательные моменты детства, которые врезались болью или радостью.
Мне нелегко даются эти разговоры - ощущение, что подо мной ходят ходуном тектонические плиты - пласты истории, пласты жизни моей семьи.
В этих историях я считываю под обычными словами столько пережитой боли и разочарований - и плачу, прикасаясь к этим рубцам.
И да - ради этих разговоров я поехала бы на край земли.
***
Здесь я погружаюсь в детство и одновременно взрослею.
Я чувствую себя той, шестилетней, которая обожает Винни-Пуха, мечтает о путешествиях, закапывает кладики в саду и ужасно боится темноты. Я так легко вспоминаю себя, маленькую, которая смотрит на ночное небо, а сердце раскачивается на качелях ужаса и восхищения: «Аааа, это и есть вселенная? А где Млечный путь? А давай найдём Большую Медведицу, мама?».
И чувствую себя взрослеющей на глазах.
Я была птицей, которую жернова большого города стирали в порошок, но она возрождалась вновь и вновь.
Только теперь я-взрослеющая начала видеть чуть шире и ощущает гораздо больше бережности и уважения к себе.
Я-взрослеющая обещает, что с ней больше не будут так обращаться. Неважно, кто или что - город, люди, обстоятельства.
С тобой, птица-Феникс, так больше нельзя.
Даже близким. Даже из лучших побуждений.
Даже из сильных чувств.
Даже во имя мира во всём мире и блестящих перспектив.
***
Наверное, когда я вернусь обратно, мир ничуть не изменится.
Но у меня будут другие двери и другие ключи.
В здешней жизни так много простоты и прозрачности - но они не заслоняет тех глубин, которые мне нужны.
Через которые я прорастаю.
P.S. За фотографию огромное спасибо Юле Панкратовой.
Накатывало волнами «Ну напиши же, с тобой такое хорошее происходит!». И одновременно взбрыкивал какой-то суеверный страх: «Напишешь - и спугнёшь, всё исчезнет и никогда не повторится».
Это были отголоски той усталости и тревоги, с которыми я приехала из Москвы. Мой разогнавшийся разум никак не мог успокоиться и поверить, что многие сложности решены. Поначалу я просыпалась глубокой ночью - беспокойные мысли выталкивали меня из сна: «А как ты решишь вот эту проблему? А вот эту? У тебя есть план? А запасной план? А запасной запасного, на случай, если первый запасной не сработает? Давай придумывай вотпрямщас, тебе нужно подстелить соломку в этом суровом мире, потому что никто тебе не поможет».
Но спустя несколько недель я начала доверяться спокойствию, которое теперь пронизывает мой мир.
Прочувствованность жизни - вот что вышло на первый план и вытеснило внутренние и внешние кризисы, коронавирусы и даже политику.
То, что в Москве меня обычно раздражает и ощущается как досадная трата времени, здесь стало медитацией.
***
Здесь мне нравится
мыть посуду под рукомойником. Железный носик мелодично позвякивает, а нагретая солнцем вода гладит руки. Я поднимаю голову - там летают самолёты - кто эшелоном ниже, кто выше. Мне уютно от их присутствия. Как в детстве, когда я жила недалеко от Шереметьево.
***
Здесь я полюбила ненастье.
Дождь? Прекрасно, можно забуриться в домике с книгой Стивена Кинга.
Холод? Ура, буду топить печь.
Я научилась быстро её растапливать и горжусь этим. Буду сидеть и смотреть на прирученную стихию с благоговением.
***
Здесь я вспомнила, как люблю собирать ягоды.
Это какой-то «Форд Боярд» - прыгать по поваленным деревьям и выискивать лазейки в зарослях крапивы, чтобы добраться до заветных ягод лесной малины.
Зато потом я буду сидеть на скамье у тропы, пить какао из термоса и испытывать подзабытое чувство благодарности к природе, которая так щедра и мудра.
- Ты прям как джайнист, - удивляется мой отец, когда я стремлюсь заботиться о живом, начиная с веток крапивы и заканчивая жучками и улитками, которых важно не повредить.
А я и сама удивляюсь, насколько здесь крепнет ощущение связанности с живым миром вокруг. И под этим нет никакой идеологии, и мне не нужны никакие надписи типа «Не разводить костры» или «Не мусорить», потому что я будто становлюсь сообщающимся сосудом с этим миром.
Никогда такого не испытывала.
***
Кстати - смешно, но я перестала бояться пауков - тех самых уродцев с крошечным телом и длиннющими ногами, которые всюду снуют на даче. Сейчас они вызывают умиление - я вижу ленивого паука на столе и легонько толкаю одну из его восьми ног: «Эй, чувак, прости, но я хочу пообедать. Подвинься немного, ладно?».
А сегодня со смехом наблюдала, как один паук гладил другого по ноге. Надеюсь, у них всё сложится.
***
Здесь в моей жизни опять появились коты!!!
Господи, как вкусно они пахнут, до головокружения - чем-то сладким, как будто пыльцой и травами. И нет большей радости, чем утыкаться в шерсть и шептать сотни странных прозвищ: «Ты мой кукушонок, мой хрюня, хрюнделёчек ненаглядный, любимая моя клюковка».
Честное слово, без них меня телесно ломает, даже если я уезжаю в Москву всего на день.
***
Здесь можно внезапно, собирая малину, выйти к конюшне.
И, вместо того, чтобы испугаться, лошади доверчиво зарысят навстречу, к покосившимся воротам, надеясь на угощения. Простите, дружочки, в следующий раз обязательно захвачу!
Я с сожалением возвращаюсь домой, но мои ладони долго помнят прикосновение к мягким лбам и горячее лошадиное дыхание, обдающее пальцы.
***
Здесь я вновь научилась читать книги и даже запоминать сюжет (а я ведь думала, что у меня серьёзные проблемы с памятью).
А потом пересказываю прочитанное панибратски, будто речь идёт о моих друганах: «Короче, Стивен писал с детства, они со старшим братом выпускали газету, за которую Стивену однажды сильно прилетело от учителей. Кстати, он сам какое-то время был учителем в школе, представляете?
А ещё меня поразило, что брат Стивена, Дэйв - был приёмным сыном, и мама растила их одна. И при том, что она много и тяжело работала, она находила в себе силы и время поддерживать своих детей.
Представляете? Я восхищаюсь ею».
***
Здесь я погружаюсь в историю моей семьи, подолгу расспрашивая отца.
Поначалу он не понимал моих вопросов и отвечал односложно:
- Родился, отучился там-сям, женился. Что ещё рассказать-то? У меня ничем не примечательная жизнь.
- Пап, да мне не важна никакая примечательность. Мне интересно, чем ты жил, что любил, о чём мечтал.
Постепенно мы начали рассказывать друг другу живые истории - те самые непримечательные моменты детства, которые врезались болью или радостью.
Мне нелегко даются эти разговоры - ощущение, что подо мной ходят ходуном тектонические плиты - пласты истории, пласты жизни моей семьи.
В этих историях я считываю под обычными словами столько пережитой боли и разочарований - и плачу, прикасаясь к этим рубцам.
И да - ради этих разговоров я поехала бы на край земли.
***
Здесь я погружаюсь в детство и одновременно взрослею.
Я чувствую себя той, шестилетней, которая обожает Винни-Пуха, мечтает о путешествиях, закапывает кладики в саду и ужасно боится темноты. Я так легко вспоминаю себя, маленькую, которая смотрит на ночное небо, а сердце раскачивается на качелях ужаса и восхищения: «Аааа, это и есть вселенная? А где Млечный путь? А давай найдём Большую Медведицу, мама?».
И чувствую себя взрослеющей на глазах.
Я была птицей, которую жернова большого города стирали в порошок, но она возрождалась вновь и вновь.
Только теперь я-взрослеющая начала видеть чуть шире и ощущает гораздо больше бережности и уважения к себе.
Я-взрослеющая обещает, что с ней больше не будут так обращаться. Неважно, кто или что - город, люди, обстоятельства.
С тобой, птица-Феникс, так больше нельзя.
Даже близким. Даже из лучших побуждений.
Даже из сильных чувств.
Даже во имя мира во всём мире и блестящих перспектив.
***
Наверное, когда я вернусь обратно, мир ничуть не изменится.
Но у меня будут другие двери и другие ключи.
В здешней жизни так много простоты и прозрачности - но они не заслоняет тех глубин, которые мне нужны.
Через которые я прорастаю.
P.S. За фотографию огромное спасибо Юле Панкратовой.