Беспомощность
Общалась на днях с подругой моего отца (с ней и её дочкой я раньше много общалась и дружила).
Она после очередного курса химиотерапии.
Встретила меня такая радостная и энергичная, и даже не верилось, что передо мной человек, который уже давно и тяжело болеет. Она всегда была очень радушная и заботливая, но в эти два часа моего пребывания в гостях столько тепла и доброты излучала, что я чувствовала себя укутанной со всех сторон этой теплотой и даже начинала теряться от того, что даже при всём желании не могла бы столько хорошего отдать.
Поила меня чаем, и рассказывала о том, как происходит химиотерапия. Я задавала кучу вопросов, мне это интересно. Говорили много о донорстве.
Потом она показывала своё удивительное рукоделие, подарила связанную своими руками сумку. Я залюбовалась вещами, которые она сотворила для кукол своей внучки и для самой внучки.
С жаром разговаривали с ней о творчестве.
По какому-то поводу она проронила:
- Да жить-то, наверное, всего ничего осталось.
Таким спокойным, будничным тоном.
От неё вообще исходило удивительное спокойствие и приятие. Кажется, что каждое занятие и простая мелочь приносят ей радость. Нет, не так. Это она каждое своё занятие и привычные вещи наполняет радостью. Мне кажется безмерно важным это умение так проживать моменты жизни. Пока я находилась рядом с ней, то и сама чувствовала такую умиротворённость и спокойствие, что мне даже не было страшно от её слов.
Я уходила окрылённая и согретая.
И только дома накрыло.
«Боже мой! - думала я, выйдя на балкон, за которым уже сгущались спокойные и равнодушные сумерки.
«Боже мой! - сжимая пальцами стучащие горячие виски и задыхаясь от застывшего в груди невыразимого крика, - почему, ну почему так происходит?!! Я не маленькая, я знаю, что на свете существует несправедливость. Но когда к врачам несколько раз приходит человек и настойчиво жалуется на боли, а его каждый раз вежливо посылают на фиг, выдавая какие-то тупые объяснения; и потом вдруг выясняют, что это последняя стадия болезни и только тогда начинают предпринимать какие-то попытки…
Почему эти мудаки потом спокойно живут себе и жрут подаренные конфеты, когда по их вине умирают люди?! Почему это считается обычным рядовым делом, когда на самом деле это бесчеловечно и кошмарно?
Почему только я удивлюсь такому обращению с человеком, а остальные удивляются на меня, считая такие требования и претензии к людям очень наивными, когда это должно быть нормой!»
Мне кажется самым страшным то, что мы привыкаем к такому циничному обращению, к наплевательству, к равнодушию..
И я не понимаю, почему.
В голове - тысячи беспомощных, безответных почему.
В такие моменты очень хочется, чтобы все эти апатичные врачи почувствовали то, что чувствует человек, когда ему сообщают о смертельной болезни.
И ещё хочется поплакать в руках кого-то спокойного и мудрого, кто разрешил бы все эти нестерпимые противоречия и все эти почему.
Она после очередного курса химиотерапии.
Встретила меня такая радостная и энергичная, и даже не верилось, что передо мной человек, который уже давно и тяжело болеет. Она всегда была очень радушная и заботливая, но в эти два часа моего пребывания в гостях столько тепла и доброты излучала, что я чувствовала себя укутанной со всех сторон этой теплотой и даже начинала теряться от того, что даже при всём желании не могла бы столько хорошего отдать.
Поила меня чаем, и рассказывала о том, как происходит химиотерапия. Я задавала кучу вопросов, мне это интересно. Говорили много о донорстве.
Потом она показывала своё удивительное рукоделие, подарила связанную своими руками сумку. Я залюбовалась вещами, которые она сотворила для кукол своей внучки и для самой внучки.
С жаром разговаривали с ней о творчестве.
По какому-то поводу она проронила:
- Да жить-то, наверное, всего ничего осталось.
Таким спокойным, будничным тоном.
От неё вообще исходило удивительное спокойствие и приятие. Кажется, что каждое занятие и простая мелочь приносят ей радость. Нет, не так. Это она каждое своё занятие и привычные вещи наполняет радостью. Мне кажется безмерно важным это умение так проживать моменты жизни. Пока я находилась рядом с ней, то и сама чувствовала такую умиротворённость и спокойствие, что мне даже не было страшно от её слов.
Я уходила окрылённая и согретая.
И только дома накрыло.
«Боже мой! - думала я, выйдя на балкон, за которым уже сгущались спокойные и равнодушные сумерки.
«Боже мой! - сжимая пальцами стучащие горячие виски и задыхаясь от застывшего в груди невыразимого крика, - почему, ну почему так происходит?!! Я не маленькая, я знаю, что на свете существует несправедливость. Но когда к врачам несколько раз приходит человек и настойчиво жалуется на боли, а его каждый раз вежливо посылают на фиг, выдавая какие-то тупые объяснения; и потом вдруг выясняют, что это последняя стадия болезни и только тогда начинают предпринимать какие-то попытки…
Почему эти мудаки потом спокойно живут себе и жрут подаренные конфеты, когда по их вине умирают люди?! Почему это считается обычным рядовым делом, когда на самом деле это бесчеловечно и кошмарно?
Почему только я удивлюсь такому обращению с человеком, а остальные удивляются на меня, считая такие требования и претензии к людям очень наивными, когда это должно быть нормой!»
Мне кажется самым страшным то, что мы привыкаем к такому циничному обращению, к наплевательству, к равнодушию..
И я не понимаю, почему.
В голове - тысячи беспомощных, безответных почему.
В такие моменты очень хочется, чтобы все эти апатичные врачи почувствовали то, что чувствует человек, когда ему сообщают о смертельной болезни.
И ещё хочется поплакать в руках кого-то спокойного и мудрого, кто разрешил бы все эти нестерпимые противоречия и все эти почему.