В поисках мемуарной литературы XX века наткнулась на мемуары поэтессы Ирины Одоевцевой
Участница "Цеха поэтов", любимая ученица Николая Гумилёва, в своих мемуарах «На берегах Невы» Одоевцева писала о тех,с кем ей довелось познакомиться "На берегах Невы". А,надо сказать, что знакома она была знакома со многими деятелями культуры Серебряного века: Николаем Гумилёвым, Георгием Ивановым (ставшим впоследствии её мужем), Осипом Мандельштамом, Андреем Белым, Зинаидой Гиппиус и другими. Все они на страницах книги Ирины Одоевцевой предстают перед нами обычными людьми со своими характерами,привычками,иногда странностями,предстают такими,какими их запомнила поэтесса.
Отличительными чертами Ирины Одоевцевой были картавость и...огромный бант)
"Нет, я не буду знаменита.
Меня не увенчает слава.
Я - как на сан архимандрита
На это не имею права.
Ни Гумилев, ни злая пресса
Не назовут меня талантом.
Я - маленькая поэтесса
С огромным бантом."
1918
И всё-таки она стала знаменита благодаря своим стихам и мемуарам "На берегах Невы" и "На берегах Сены", написанных во время парижской эмиграции.
После прочтения книги мне захотелось ознакомиться ближе со стихами поэтессы!
Он сказал: - Прощайте, дорогая!
Я, должно быть, больше не приду.
По аллее я пошла, не зная,
В Летнем я саду или аду.
Тихо. Пусто. Заперты ворота.
Но зачем идти теперь домой?
По аллее черной белый кто-то
Бродит, спотыкаясь, как слепой.
Вот подходит ближе. Стала рядом
Статуя, сверкая при луне,
На меня взглянула белым взглядом,
Голосом глухим сказала мне:
- Хочешь, поменяемся с тобою?
Мраморное сердце не болит.
Мраморной ты станешь, я - живою,
Стань сюда. Возьми мой лук и щит.
- Хорошо, - покорно я сказала, -
вот мое пальто и башмачки.
Статуя меня поцеловала,
Я взглянула в белые зрачки.
Губы шевелиться перестали,
И в груди я слышу теплый стук.
Я стою на белом пьедестале,
Щит в руках, и за плечами лук.
Кто же я? Диана иль Паллада?
Белая в сиянии луны,
Я теперь - и этому я рада -
Видеть буду мраморные сны.
Утро… С молоком проходят бабы,
От осенних листьев ветер бур.
Звон трамваев. Дождь косой и слабый.
И такой обычный Петербург.
Господи! И вдруг мне стало ясно -
Я его не в силах разлюбить.
Мраморною стала я напрасно -
Мрамор будет дольше сердца жить.
А она уходит, напевая,
В рыжем, клетчатом пальто моем.
Я стою холодная, нагая
Под осенним ветром и дождем.
1922