Как я дружил с бандеровцем.
В советское застойное время, был у меня друг из западноукраинского села. Собственно, знакомство было недолгим. Я закончил школу на Западной Украине, не поступил на дальнейшую учёбу, до призывного возраста был ещё год, потому пошёл работать на завод. Тогда на Галичине были заводы, построенные клятыми москалями после оккупации. На станках в основном работали вчерашние селяне. Специалисты повыше квалификацией, начиная от наладчиков, часто направлялись из России. Для становления нового производства в этом была необходимость. Постепенно появлялись местные кадры, но кто-то из пришлых так и прирастал на новом месте. Хотя определённые проблемы во взаимоотношениях с местными были уже тогда. Не так заметно, не открыто демонстрируемая неприязнь, но было. Особенно ощущали те, кто повзрослее, вырос в России, и не сталкивался с особыми тёрками по национальному признаку. Я то, в силу возраста и советской действительности, когда все в огромной стране - единая историческая общность "советский народ", особо не задумывался над такими сложностями. Да и на личном опыте не было случаев явно негативного отношения. Так, в общем контексте, обобщённо о кацапах, из истории что-нибудь, об инородцах-царях и эфиопе-поэте у нэздалых москалей. Ну, само собой, что "москалi українське сало з'їли", слышать приходилось. Неприятно было конечно, что кто-то полагает, как ты его тут объел, и ему из-за тебя, москаля, сала не хватает. Но это воспринималось, как странность не совсем разумного, а скорее недалёкого собеседника.
Среди одноклассников по-моему, большинству не так важно было, кто какой национальности. Я и не задумывался, кто из них какой нации. Когда я появился в новом классе, то через несколько дней побил одноклассника не из-за трений на национальной почве. А потому, что показался ему безобидным новичком, над кем можно покуражиться и подшутить. Это могло быть в любом классе в любой местности. Кто-то отшутится в ответ, кто-то стерпит. Я по молодости в драку бросался, не раздумывая. Обычно поводов не было. Особой общительностью не отличался, меня не трогают, да и я сам по себе.
На заводе ровесников было не так много, меня вместо обучения на курсах, сразу поставили на станок-полуавтомат. Где особого обучения и не требовалось. Показали, что к чему - и вперёд. Поэтому, когда ровесники сидели за партой, я только числился в группе, а вместо этого делал план в цеху. Часто в ночную смену, семейные уклонялись, а мне без разницы, за выработкой не гнался - в ночную смену работы было меньше. Сделаешь минимум, и кемаришь до утра. То, что несовершеннолетним не положено работать в ночную смену, администрацию почему-то не заботило, меня тем более.
В цеху работал парень после ПТУ, чуть постарше меня. С ним мы сошлись, можно сказать - сдружились. Это был настоящий идейный бандеровец. Трудно сказать, что нас свело. Общее конечно было - одинаковый возраст, одно отношение к работе на заводе, как к временному недоразумению. Хотя он в "бурсе" профессию получил, вроде собирался работать по специальности. Но отлынивал похлеще меня. Бывало подойдет, когда я у станка, позовёт на перекур, так "курим" час: в курилке посидим, по цеху болтаемся. В обеденный перерыв прихватим лишний часок. От него довелось услышать много интересного. Во время "перекуров" он мне излагал что-то вроде "бандеровской пропаганды".
О чем бы ни зашла речь, в конечном итоге разговор переходил на одну тему. О том, какая неправильная и плохая страна СССР, какая удивительная и передовая США. Когда он понял, что мне можно доверять, что не побегу стучать в КГБ или бюро ВЛКСМ, охватил спектр пошире. Рассказывал про боротьбу ОУН, не стеснялся говорить, что ненавидит москалей и Россию. Я относился к нему снисходительно, спорил не с пеной у рта, а с иронией. Больше слушал его истории: о войне - с чужих слов конечно, про передачи на "Голосе Америки" и "Свободе", о том, как безбедно живут простые работяги и безработные в Канаде.
Многое из того, что потом стало официальной пропагандой, взглядом на историю в самостийной Украине, он говорил в те советские еще годы. Голодомор, естественно не обошёл. С подробностями, разве что Ющенко потом озвученными. Говорил, что это специально народ украинский гнобили. Я отвечал, что в Поволжье тоже был голод, даже поговорка есть "с голодающего Поволжья", но голодающие москали его не трогали, оскорбленно помолчав, уходил на другую тему.
Он утверждал, что войну выиграл не отсталый СССР, который только трупами заваливал противника, а США. Рассказывал, что его дед, угнанный в Германию на работы, лично видел сражения, где советские войска терпели поражения, только вовремя подоспевшие американские чудо-танки спасали их от полного уничтожения. Как-то плюнул на пропагандистский плакат СА, когда я его подзуживал: да это такие бойцы до Берлина дошли, факт. Никогда спор не доходил до ссоры. Я тогда конечно, хотя и не верил в какой-то мифический коммунизм, считал советское общественное устройство вполне справедливым, а "американский империализм" враждебным строем "эксплуатации человека человеком". Тем не менее, непримиримыми противниками в споре мы не были. Даже когда касалось москалей и борьбы оуновцев, а его лицо искажалось откровенной ненавистью.
Сдружились мы настолько, что проводили время и вне работы. Ходили в парк прогуляться. Заходили в гости к его сестре в общагу. Дивчина наливала нам борща, никаких разговоров "о политике", при ней никто не заводил. Втроём ходили в кинотеатр, с сестрёнкой. Закончилась дружба, когда его призвали в армию. Провожал я у военкомата друга-бандеровца в Советскую Армию, вдвоём с его сестрой. Больше у него друзей и родни в мисти не было, из села никто не приехал.