Первый том Тихого Дона
Прочитан за пару недель.
Для меня это значит запоем. Не помню, чтобы меня так пёрло от художественных произведений, разве что от Шекли, которого я «читал» лет десять назад. В кавычках, потому что читал я его голосом любимого «Диагло 2000» через «Говорилку», делая при этом ремонт в недавно купленной тогда квартире. Дорогую и любимую « Анну Каренину» я мучил полгода-год, наверно.
Интересно очень. Написано классно и всё родное, знакомое: названия городов и станиц, природа, нравы. Теперь всё время теперь хочеться куда-нибудь вставить словечко «кубыть», означающее «стало быть», и «зараз» - «сейчас».
Когда в книге началась революция, я как минимум три ночи во сне планировал, как и куда увезу семью. Последний варинат был через Казахстан.
Ну и кайфушка на закуску:
Пантелей Прокофьевич широко разводил руками, швы на плечах его лейб-казачьего мундира трещали, и пучками поднималась пыль. Мирон Григорьевич, снизив голову, глядел на залитую водкой и огуречным рассолом клеёнку. Прочитал вверху завитую затейливым рисунком надпись: «Самодержцы всероссийские». Повёл глазами пониже: «Его императорское величество государь император Николай…» Дальше легла картофельная кожура.
Всмотрелся в рисунок: лица государя не видно, стоит на нём опорожнённая водочная бутылка. Мирон Григорьевич, благоговейно моргая, пытался разглядеть форму богатого, под белым поясом мундира, но мундир был густо заплёван огуречными скользкими семечками. Из круга бесцветно одинаковых дочерей самодовольно глядела императрица в широкополой шляпе. Стало Мирону Григорьевичу обидно до слёз. Подумал: «Глядишь зараз дюже гордо, как гусыня из кошёлки, а вот придётся дочек выдавать замуж - тогда я по-гляжу-у… небось, тогда запрядаешь!
Для меня это значит запоем. Не помню, чтобы меня так пёрло от художественных произведений, разве что от Шекли, которого я «читал» лет десять назад. В кавычках, потому что читал я его голосом любимого «Диагло 2000» через «Говорилку», делая при этом ремонт в недавно купленной тогда квартире. Дорогую и любимую « Анну Каренину» я мучил полгода-год, наверно.
Интересно очень. Написано классно и всё родное, знакомое: названия городов и станиц, природа, нравы. Теперь всё время теперь хочеться куда-нибудь вставить словечко «кубыть», означающее «стало быть», и «зараз» - «сейчас».
Когда в книге началась революция, я как минимум три ночи во сне планировал, как и куда увезу семью. Последний варинат был через Казахстан.
Ну и кайфушка на закуску:
Пантелей Прокофьевич широко разводил руками, швы на плечах его лейб-казачьего мундира трещали, и пучками поднималась пыль. Мирон Григорьевич, снизив голову, глядел на залитую водкой и огуречным рассолом клеёнку. Прочитал вверху завитую затейливым рисунком надпись: «Самодержцы всероссийские». Повёл глазами пониже: «Его императорское величество государь император Николай…» Дальше легла картофельная кожура.
Всмотрелся в рисунок: лица государя не видно, стоит на нём опорожнённая водочная бутылка. Мирон Григорьевич, благоговейно моргая, пытался разглядеть форму богатого, под белым поясом мундира, но мундир был густо заплёван огуречными скользкими семечками. Из круга бесцветно одинаковых дочерей самодовольно глядела императрица в широкополой шляпе. Стало Мирону Григорьевичу обидно до слёз. Подумал: «Глядишь зараз дюже гордо, как гусыня из кошёлки, а вот придётся дочек выдавать замуж - тогда я по-гляжу-у… небось, тогда запрядаешь!