Jul 13, 2005 06:52
Выйдя рано, увертываюсь по дороге от мыльных луж (в харчевнях Стамбула утро начинается с генеральной уборки, и моется с мылом не только пол внутри, но и мостовая снаружи, очч непривычно в сравнении с израильскими харчевнями). Предполагаю посмотреть Айю-Софию и Топкапы, но по дороге сворачиваю с Диван Йолу к Лалельскому Университету, башни заманчиво смотрятся в утренних лучах. Около ворот - тележка с канцтоварами. Мысленно вспоминаю свои университеты, одобряя идею и умиляясь тележке (она такая же, как у фруктовщиков, и немного странно видеть а ней не черешню с бананами, а тетрадки-ручки-маркеры. Впрочем, тележка с бананами тоже имеется неподалеку, студенты покупают банан, тут же очищают шкурку в коробку и шагают дальше). Отмечаю, что по сравнению с израильскими студентами, турецкие выглядят… беззаботнее, что ли. Наши вечно обвешаны сумками и рюкзаками, а эти зачастую шагают с пустыми руками, кр-расота.
Дойдя до Айи-Софии, невольно морщусь: туристов полно, несмотря на раннее утро. Купив билет, играю с кошками во дворе, пропуская две группы японцев. Интересно, ну отчего им так нравится, чтобы всей толпой, не отходя в сторону?
Зайдя в Айю-Софию, задираю голову и опустить ее вниз долго не получается. Состояние полного офигения, кем надо быть, чтобы спроектировать и построить эту красотищу? Слова «божественная легкость» перестают быть для меня безликим сочетанием.
Даже строительные леса, судя по их виду, болтающиеся там не первый год, не портят впечатления величественности. Мусульманские причиндалы как-то теряются по сравнению с византийскими. Да, там висят огромные кожаные щиты с надписями, там выстроены мимбар (очень красивый) и михраб (молитвенная ниша), но они выглядят чужестранцами, посаженными у края стола.
Туристское многоязычье как всегда заставляет поморщиться, но тут я улавливаю русскую речь. Ведомые бодрой тетенькой блондинистого вида, три забавных мужичка обходят собор. Их прикид еще раз наводит на мысли, что от русских граждан я отвыкла, короче, со вкусом у ребят напряг полнейший. Особливо что касается украшений. Даже мне, человеку, обожающему побрякушки, трудно представить, сколько цепочек, печаток и прочей звякающей хрени можно навесить на себя. Тетка как раз рассказывает парнишкам байку о кувшинах у входа, огромных, вытесанных из цельных кусков мрамора. Вроде бы когда-то их, набитые золотом Бергамота, нашел стамбульский крестьянин и честно передал султану. Хмыкнув, поднимаюсь на галерею. Там я зависаю надолго, не отходя от мозаик. Потом прислоняюсь к мраморному парапету и время для меня деформируется. Акустика галереи превращает разноязычье туристов в невнятный негромкий гул, и на долю секунды мне кажется, что если я обернусь сейчас, то увижу не американочек в коротеньких джинсиках, японцев в панамках и долговязых немцев с камерами, а увижу императрицу с принцессами и фрейлинами, негромко пересмеивающимся или обсуждающими последние придворные сплетни. Но ощущение улетучивается и я спускаюсь обратно по пандусу (раньше по нему проносили паланкин императрицы, неудивительно, что мне удается успешно разминуться с очередной группой японцев). Уходить мне не хочется и я снова и снова обхожу огромный зал с задранной головой и натыкаясь на таких же обалдевших. Потом отправляюсь к следующей исторической байке: дырке в столбе, куда по преданию смылся священник, когда во время захвата ворвались янычары. Дырка оправлена медью, по идее в углубление нужно засунуть большой палец и провернуть ладонь на полный круг. Ну и загадать желание, конечно, а как же без этого. Медь вокруг дырки отполирована миллионами ладоней так, что получился сверкающий круг. Я тут же вспоминаю разговор с Мошиком, когда я ему рассказывала про барельеф святой в Брюсселе и ее отполированные груди и бедра, а он поведал мне о памятнике на могиле непомнюкакого французского поэта или кого-то из пишущей братии на кладбище Пер-Лашез. Памятник изображал погибшего со стоящим хуем, типа реализм по самые помидоры. Впрочем, шут его знает, может в момент смерти эрекция - нормальное явление, не суть. Мошик рассказал, что этот самый стоячий хуй отполирован до блеска, в отличие от других частей тела, желающими не то исполнения самых невысказанных желаний, не то заполучить такой же до ста двадцати.
Я наблюдаю за туристами из разных стран, сующими пальцы в дырку и пытающимися провернуть ладонь. Получается мало у кого. Вдруг я понимаю, что есть у меня желание, и я хочу, чтобы оно осуществилось. Поэтому я очч благодарна тем самым русским туристам. Смекалку всеж-таки не пропьешь, что ни говори. Быстро провернув ладони на полный круг, вставив пальцы не так, как неудачливые итальянцы до них, они снисходительно оглядев дожидавшихся своей очереди мелкокалиберных французов, зашагали прочь. Я, запомнив патент, дождалась, пока французы, поцокав разочарованно и поржав над самими собой, ушли, и провернула ладонь. Кто знает, может оно и сбудется, мое заветное желание, высказанное под сводами Айи-Софии.
Выйдя из собора, отправляюсь в Топкапы, но там закрыто. После недолгих размышлений, куда кинуть кости, решаю отправиться на Галату. Разобравшись с трамваем (на автобусах я решила не ездить), отправляюсь на Каракёй. Мне страшно нравится женский голос, объявляющий остановки в стамбульском трамвае (они звучат так привлекательно, Лалели, Чембарлиташ, Сиркечё, Финдиклы). Доехав до Каракёя, понимаю, что выходить мне из трамвая не хочется и решаю доехать до конечной, а там посмотреть, что из этого выйдет. Доехав, достаю карту и решаю, куда дальше. Тэк-с, я в Бешикташе. В принципе, можно вернуться чуть-чуть назад и подняться в Бейоглу и Таксим, но я уже знаю, что это модерновые районы с современными магазинами, кафе и пабами, это мне не очень интересно, потому как одинаково во всем мире. Зато недалеко идти до Долмабахче, туда я и отправляюсь по набережной с веселящимися детишками, чинно прогуливающимися дяденьками и обнимающимися парочками. Дворец пышный, три пирожных сразу, ну, барокко плюс османские амбиции, ет вам не хухры-мухры.
Заплатив за вход и получив стопку разноцветных билетиков и разрешение фотографировать, отправляюсь внутрь. Вокруг дворца парк, фонтаны, клумбы, плезир, короче. Клумбы, кстати, забавные: в виде полумесяца и звезды (причем, встречаются во многих парках). Прикинув, как смотрелись бы клумбы из магендавидов на каждом шагу, жду экскурсии. К моему сожалению, просто пошляться по залам Долмабахче нельзя, надо ждать гида. Наконец гид выскакивает откуда-то сбоку и тащит нас за собой. Слушаю я вполуха, по-английски исторические байки звучат скучновато, а обязанность шагать толпой напрягает. Неожиданно вижу блондинку с братками из Айи Софии, так что, ухватывая кончик рассказа по-аглийски, дослушиваю его по-русски. Дворец мне нравится больше, чем Версальский, несмотря на пышность, хрустальные перила и кучу пресловутых жутких розочек на потолках, позолоты немного и выглядят украшения некричаще, но впечатляюще. А вот в Виндзорском дворце больше вкуса в цветовой гамме. Стулья как всегда умиляют, заставляя вспомнить Папанова со зверским видом раскурочивающего обивку в поисках брульянтов. После обхода павильонов с часами и закрученно-бронзовых с хрусталем люстрами, ноги намекают мне, что наглеть не стоит, так что приземляюсь в кафе на набережной, заказав «донёр» (шварму). Официант, судя по всему, понимает только немецкий (кроме родного). Тут я ему ничем помочь не могу, так что парнишке приходится побегать. Граждане, какой кайф сидеть на набережной, не спеша жевать и любоваться Городом…
Отдохнув, возвращаюсь на трамвае в Каракёй и поднимаюсь к Галате. Мама дорогая, я теперь понимаю, почему удивлялась отсутствию жиртрестов обоего пола. Если побегать изо дня в день по улице, которая и не улица вовсе, а лестница, да не простая, а с переподвывертами, толстым стать затруднительно. К моему облегчению, на башню пешком взбираться не приходится. Турецкая Эйфелева башня мне нравится и ассоциируется с вавилонской: около меня две полячки, приехавшие на конференцию, за ними испанцы, жестикулирующие с воодушевлением, впереди меня англичане, почтительно внимающие пожилой холеной тетке, делящейся воспоминаниями о прожитом, ну и турки, насмешливо косящиеся на нас, щелкающих вспышками направо и налево и отказывающиеся сфоткать меня, пока не покажу все свои пломбы на коренных зубах. Солнце уже садится, так что классика туризма - минареты на закате с чайками предстает передо мной во всей красе. А прямо под нами - крыши Галаты, сгрудившиеся в полной неразберихе. Вспоминаются персонажи Булгакова и Аверченко, и впервые в жизни я в состоянии их понять, ну хотя бы отчасти. Выйдя из башни, поднимаюсь на Перу, сегодня она улица Истиклаль. Преодолев лабиринты из трехсот как минимум ступенек, переулочков с нависшими над головой эркерами, выхожу на Истиклаль. Чего тут скажешь, Дизенгоф есть в любом городе мира, даже в Роттердаме. Но приятно, чистенько, девочки с мальчиками гуляют. Симпатичные. Одеты красиво, глаз отдыхает. Правду, через пару метров в глаз попадает соринка. При виде кислотно-сиреневой юбки-лохмотьев, стрижки под ноль на женской головке, матерчатой потрепанной сумки через плечо, раздолбаных сандалий и матерчатых штанов, держащихся на яйцах. Или честном слове. Ужаснувшись про себя, тут же облегченно вздыхаю: чем ближе парочка, тем слышнее иврит. Ух-х, это всего лишь «наши», а я было собралась разочароваться… В магазины заходить неинтересно, все то же самое я могу найти в Израиле и… аха, скока это будет, ну да, за ту же цену… Поэтому пройдясь по улице, оседаю в харчевне: на этот раз решаю заказать «кёфтэ», турецкие котлетки. Мнм-м-м, как вкусно. Потом спускаюсь к Каракёю по узким улочкам, извивающимся под углом. Зауважала пацанов, ухитряющихся пинать друг другу мячик. На таком-то изгибе…
Иду пешком через Галатский мост, назад, к Эминёню. Естесстно, не могу удержаться и снова вхожу в Египетский базар. На этот раз понимаю, что бордовая масса в мисках, тазах и прочих емкостях, влажная на вид, не что иное, как паприка. Она напоминает пластиллин, интересно, вкус зависит от консистенции? Только я призадумалась над проблемой, как получила поддых. Фигурально, ясен пень, но иначе это не назовешь. Ноги наотрез отказались двигаться дальше, мысленно высказав все, что думают о своей трехнутой хозяйке. Повинуясь приказу, сажусь на трамвай и еду в гостиницу. Черт, всего восемь вечера, попыталась я договориться с ними, на что мне резонно было замечено, что двенадцать часов шатания по городу и так уже было явной любезностью после вчерашних 14-ти, так что нефиг. Поняв, что увещевания пропадут втуне, решаю отправиться в хаммам. В Чембарлиташе есть самый навороченный хамам, который посещают всякие «селебрити», но я не болею болячкой благоговения пред... Так что отправляюсь в хаммам в собственной гостинице. Как там, «райское наслаждение»? Ну скажите на милость, как задрипанная шоколадка, да еще и с кокосовой начинкой (буэ-э) может откликаться на это словосочетание? Не, не по массе…
Во-первых, я там была одна. Растянувшись на мраморной плите, облитая горячей водичкой, я тащилась как удав по колючей проволоке, послушно переворачиваясь. Банщик, поинтересовавшись степенью моей целомудренности (господа гусары, спокойнЕе:-)), всего лишь предложил снять накидку, чтобы помыть меня целиком, а не частями, торчащими из-под накидки, не секс:-)), сначала растер меня соломенной мочалкой, пояснив, что это типа пилинга, потом намылил душистым, сильно пенящимся мылом, а потом потихоньку облил прохладной водичкой. Граждане, кайф - это всего лишь четыре буквы, они явно не в состоянии передать всю блаженную негу моих ощущений. Ноги умиротворенно уложили себя одну на другую и, довольно хмыкнув, просигналили, что на достигнутом останавливаться грех. Поэтому, выдернув парнишку из-за стола с пивом и орешками, я заказала массаж. Правда, на этом этапе страсть к турецкой банной экзотике была удовлетворена, поэтому массаж я попросила классический, а не какой нибудь там «сэрт». Ребят, массажисты в израильских гостиницах в подметки не годятся этому довольно тщедушненькому на вид мальчику. Массажист он отменный. После сорока пяти минут классного массажа мы с ногами поднялись самостоятельно на третий этаж и уложили себя спать.
Стамбул,
про меня