20.09.1991г.
Утром объявили о возможности газовой атаки и раздали противогазы. Противогазы были двух размеров - очень большие и очень маленькие. У меня были длинные густые волосы, поэтому я взяла себе большой противогаз, но его у меня отобрали. Взрослые мне объяснили, что противогаз должен плотно прилегать к лицу, иначе надышусь всякой дрянью. Маленький противогаз было ужасно неудобно натягивать, а в процессе стягивания он стягивался вместе с волосами, было больно и жалко волос. Но мне было сказано, что волосы отрастут, а отравиться можно конкретно, они - взрослые, а я - молодая, мне здоровье нужнее, да и вдруг, я еще одного ребенка задумаю. Периодически давали учебную тревогу, нужно было очень быстро натянуть противогаз, какое-то время в нем проходить. Реальной газовой атаки, к счастью, не было.
Днем мне сделали пропуск, чтобы можно было вернуться к 23-ему подъезду, и в сопровождении двух бодигардов отправили звонить маме. Вокруг Белого дома телефоны-автоматы не работали, и мы рванули на Калининский проспект. А там…. там были люди, которых совершенно не интересовало происходящее в километре от них. На Калининском люди гуляли, в магазинах стояли очереди за продуктами, а когда мы пытались рассказать что происходит, от нас просто отмахивались. Маме я звонить не стала, позвонила подруге, чтоб та позвонила ей сама, потому что мама б наверняка потребовала, чтоб я вернулась домой. Когда мы вернулись, я с обидой начала рассказывать об увиденном на Калининском. в результате весь оставшийся день у нас была дискуссия о ценности свободы, тогда же мне впервые процитировали Довлатова про четыре миллиона доносов и рассказали про Моисея, с его 40-летним Исходом.
Вечером 20-го мне и двум совсем молодым анархистам дали записки, попросив отвезти их определенным людям, сказав, что это очень важно. Я испугалась, что записку могут отобрать по дороге (кто ж знает, что в городе делается) и решила выучить ее наизусть. А в записке была просьба задержать меня любой ценой (вплоть до применения силы) в квартире, чтоб я не возвращалась к Белому дому. Я сказала мальчикам, что забыла что-то и вернулась обратно, но пошла не к 23-ему подъезду, а к медпункту, где и протусовалась до начала комендантского часа. Когда я вернулась к 23-ему подъезду, мне обрадовались, потому что человек, к которому я ехала, сам приехал к Белому дому, отправив семью в деревню. Мне скормили банку сгущенки с пачкой печенья и приткнули в угол под крышу. Периодически проходила информация разной степени достоверности о движении колонны танков и о том, на чьей стороне та или иная армейская часть. От подъезда к подъезду ходили священники РПЦ - они благословляли, исповедовали, знаю принявших Крещение в эти дни у Белого дома. Уже потом я узнала, что где-то в самом низу на площади ходил отец Бернар, настоятель Римско-Католического храма св. Людовика, раздавал четки.
Днем мне сделали пропуск, чтобы можно было вернуться к 23-ему подъезду, и в сопровождении двух бодигардов отправили звонить маме. Вокруг Белого дома телефоны-автоматы не работали, и мы рванули на Калининский проспект. А там…. там были люди, которых совершенно не интересовало происходящее в километре от них. На Калининском люди гуляли, в магазинах стояли очереди за продуктами, а когда мы пытались рассказать что происходит, от нас просто отмахивались. Маме я звонить не стала, позвонила подруге, чтоб та позвонила ей сама, потому что мама б наверняка потребовала, чтоб я вернулась домой. Когда мы вернулись, я с обидой начала рассказывать об увиденном на Калининском. в результате весь оставшийся день у нас была дискуссия о ценности свободы, тогда же мне впервые процитировали Довлатова про четыре миллиона доносов и рассказали про Моисея, с его 40-летним Исходом.
Вечером 20-го мне и двум совсем молодым анархистам дали записки, попросив отвезти их определенным людям, сказав, что это очень важно. Я испугалась, что записку могут отобрать по дороге (кто ж знает, что в городе делается) и решила выучить ее наизусть. А в записке была просьба задержать меня любой ценой (вплоть до применения силы) в квартире, чтоб я не возвращалась к Белому дому. Я сказала мальчикам, что забыла что-то и вернулась обратно, но пошла не к 23-ему подъезду, а к медпункту, где и протусовалась до начала комендантского часа. Когда я вернулась к 23-ему подъезду, мне обрадовались, потому что человек, к которому я ехала, сам приехал к Белому дому, отправив семью в деревню. Мне скормили банку сгущенки с пачкой печенья и приткнули в угол под крышу. Периодически проходила информация разной степени достоверности о движении колонны танков и о том, на чьей стороне та или иная армейская часть. От подъезда к подъезду ходили священники РПЦ - они благословляли, исповедовали, знаю принявших Крещение в эти дни у Белого дома. Уже потом я узнала, что где-то в самом низу на площади ходил отец Бернар, настоятель Римско-Католического храма св. Людовика, раздавал четки.