Попаданческое
Я всё ждал, что кто-нибудь напишет этот рассказик (и напишет гораздо лучше меня). Например, Лукьяненко. Или Зорич. Или, наоборот, какой-нибудь малоизвестный автор, пробавляющийся байками про попаданцев. Но кто-нибудь написать был просто обязан, настолько очевиден сюжет.
Однако никто не озаботился, так что пришлось мне.
Для умственных пассионариев: это просто литературная шутка. Извините, написано в промежутке между делами, так что качество текста оставляет желать. Ну тут уж - - -
ОДИН ЧАС ИГОРЯ ИВАНОВИЧА
Командир вытащил из папки очередной лист, быстро пробежался по строчкам. В тысячный раз подумал, что новая орфография его раздражает. За двадцать четыре года жизни в этом мире он привык ко всему, включая йогурты и кондомы, но вот слова без ятей, с голым, не прикрытым ериком тылом, всякий раз вызывали у него чувство брезгливости. Как, впрочем, и всё остальное, связанное с большевистскими новациями.
- Вашбродь, разрешите доложить! - рявкнул от двери Семён. Игорь Иванович поморщился: Семён, даром что прошёл с ним огонь и воду, а также смерть и воскрешение, как был дубина дубиной, так и остался. Даже новое тело, доставшееся от какого-то адвоката, не придало ему ума. В частности, того обстоятельства, что Игорь Иванович происходил из простых, а офицерскую должность занял только в девятнадцатом, когда было не до чинов, он категорические не воспринимал. Для простодушного, хотя и героического крестьянина с Тамбовщины - за бой под Бродами он получил «Георгия» - любой офицер был «благородием». Объяснять что-либо ему было бесполезно. Правда, именно поэтому Семёна удалось быстро разыскать: уж слишком чудно вёл себя бывший адвокат.
- Вашбродь! Фриштыкать накрыто! - надрывался Семён.
- Да погоди ты со своим завтраком, - махнул рукой командир. - Мне сообразить надобно… А, кстати! Ты помнишь, где мы тогда «Максимы» закопали? Ну, под Малиновкой?
- Как не помнить, вашбродь! - вытянулся Семён. - Как есть помню! И место указать могу! Там ещё вас убило, и Ваценюка… Кстати, Ваценюк где? На том свете или здесь?
- Здесь он, - помрачнел Игорь Иванович. - В Правом Секторе.
- Плохо, - искренне огорчился Семён. - Справный боец был. А нельзя его как-то… это… ну, вразумить, что-ли?
- Эт-то вряд ли, - процедил сквозь зубы Игорь Иваныч. - Они там все закляты.
- А если попа к ним подпустить? Крестом животворящим, молитвою? - не отставал Семён.
Игорь Иванович только рукой махнул, не желая пускаться в объяснения. Бабай говорил, что против заклятий хасидов Коломойского помогал только осиновый кол, натёртый слюной Кургиняна. Зелье стоило дорого, а денег у ополченцев вечно не хватало.
В коридоре послышались торопливые шаги нескольких человек. Потом появилась круглая физиономия Олега.
- Игорь Иваныч, к вам двое! - крикнул он с порога. - Один вроде бы из ваших! Ну, в смысле, говорит, что ваш...
- Как обращаешься? - заелся было Семён, но командир снова махнул рукой - отстань, мол, от парня.
Олег был из этого мира, хотя всю жизнь тусовался среди реконструкторов. В компании попаданцев он быстро обжился, но отсутствие армейской выучки сказывалось. Из «Максима» он стрелять научился, трёхлинейку тоже освоил, а вот представления о субординации у него были современные московские хипстерские, то есть никакие.
- Давай сюда того, который наш, - распорядился Игорь Иванович.
Через минуту в комнату вошёл человек, чья принадлежность к благородному сословию не вызывала ни малейших сомнений: выправка и выражение лица прямо-таки кричали о том, что их обладатель - самое настоящее благородие, а может быть даже и высокоблагородие. Семён, с его чуйкой на стать, самопроизвольно вытянулся в струну и попытался сдвинуть каблуки. Кеды похабно закрипели резиной, порученец смутился и попытки соответствовать оставил.
Пару секунд вошедший потратил на осмотр помещения и присутствующих. Потом чуть ли не строевым шагом промаршировал до стола, отдал честь и заявил:
- Позвольте доложить. Поручик Голицын Александр Владимирович, доброволец. Для дальнейшего несения службы прибыл.
- Владимирович? - заинтересовался командир. - К Владимиру Васильевичу Голицыну имеете ли отношение? И, кстати уж сразу - в каком полку служили?
- Не имею чести быть родственником Владимира Васильевича, - вздохнул пришедший. - Служил у Пепеляева. Убит в бою под станцией Выя, воскрес в дветыщитридандцатом, - снова вздох.
- Тринадцатый… - задумчиво протянул Игорь Иванович. - Это, похоже, уже второй Майдан… Которых Юля вытаскивала, те все до двухтысячных воплотились…
- А, простите, какая связь? - заинтересовался поручик, невольно сбиваясь на современную манеру. - Я, честно говоря, так и не понял, какими образом… - он красноречиво замолчал.
- Как мы сюда попадаем? - закончил за него командир. - Обыкновенно, магическим путём. Вы вообще в курсе здешних дел?
- За год немного разобрался, но… - поручик замялся. - Очень уж непривычно всё. Многого не знаю.
- Неудивительно. Если хотите послушать, присядьте.
- Благодарю, - не стал чиниться Голицын и действительно присел.
- Видите ли, какое дело, - в который уж раз принялся объяснять Игорь Иванович. - У наших украинских небратьев не задалось с государственностью. Ну, независимость они получили, а людей, потребных для руководства державой, как-то не случилось. Вот и решились побеспокоить мёртвых. Нашли сильную армянскую ведьму, пообещали ей то и сё. Провели обряд Низведения Душ прямо на центральной площади Киева. Под видом гражданского протеста, - вспомнил он, - сейчас под протест можно хоть что провернуть… Вот только не учли, что Низведением можно вернуть неупокоённые души, вроде наших. А которые уже в аду - те в аду и останутся. Ну так Петлюра и Бандера там и пребывают, хоть зови их, не зови… Зато Тараса Шевченко зачем-то с того света вытащили. Воскрес в две тысячи шестом.
- Шевченко? - поручик наморщил лоб. - Поэт который? Это же он песню написал… ну, эту… зоренька ясная, выйди коханая… - принялся он вспоминать давно забытое. - У нас ротмистр был, малоросс, очень душевно выводил.
- Нет, не он. У Шевченко был несколько иной репертуар, - недобро усмехнулся командир. - А сейчас совсем распустился. Имечко себе даже взял - Орест Лютый… Ещё Грушевского сумели достать. Это историк такой украинский. Дрянной со всех сторон - сначала украинцем заделался, потом к красным пошёл служить.
- Вот сволота, - Голицын явно хотел сказать что-то покрепче, но воспитание не позволило.
- Но скользкий гад, и на том свете как-то вывернулся и ада избёг, - продолжал Игорь Иванович. - Пробовали вселить его в Ющенко, был у них такой политикан... Да неудачно. У мужика вся рожа рябью пошла.
- У меня тоже… прыщи были первое время, - чуть смутился Голицын.
- Это у всех бывает, но у этого - как черти на лице горох молотили, - объяснил командир. - В общем, не вышло у них толком ничего. Через десять лет ещё раз попробовали, как звёзды сошлись. На этот раз хасиды взялись. Всё по-серьёзному сделали, с кровавыми жертвами… И добились кое-чего. Даже из ада несколько душ, говорят, вывели. Зверствуют, крови хотят… Ну и нас сколько-то захватило. Особенно из тех, кто в здешних местах воевал. Захватило и раскидало по времени. У нас тут дедушка один есть, его в семидесятом выбросило. Столько лет ждал… Такие дела.
- Гм… да уж, дела, - вздохнул поручик. - А, простите… не сочтите только за недоверие…
- Откуда всё знаю? Я тут давно, искал знающих людей, - Стрелков задумчиво пожевал губами. - Про Бабая, небось, слыхал? Непростой человек, очень непростой. Знающий. Однажды при мне вертолёт сбил. Пошептал что-то - он и упал. Правда, теперь хасиды просекли фишку и на свою технику заклятья накладывают… Вот такие непростые дела.
- Да уж, дела, - вздохнул поручик. - Ну а для меня какое задание будет?
- Будет, - улыбнулся Игорь Иванович. - Есть и отсыпаться. Завтра выдвигамся в Славянск. Задачу командования узнаете на месте. Ещё вопросы?
- Да в общем-то нет вопросов… - пришедший замялся. - Хотя нет… хотел спросить, конечно… Вы сами давно здесь?
- Двадцать четыре года, - Стрелков дёрнул краешком рта. - Воскрес ещё в восемьдесят девятом. Вообразите себе, в теле какого-то Гиркина. Ну что за фамилия - Гиркин? А уж времечко… кругом измена, трусость и обман. Воевал, конечно, да только не за своё. Хотя в Приднестровье могло получиться. Ну да ладно, мне ещё работать надо. Бывай здоров, поручик. Служи, как тогда служил.
- Служу Росси… э-э, Донбассу, - пробормотал Голицын.
- России, - строго сказал командир. - Вот тут она у нас и будет, ежели Бог даст… Ступай.
Поручик развернулся и вышел, уже не пытаясь печатать шаг - скорее даже, как-то вразвалочку. Чувствовалось, что он загружен и обдумывает услышанное.
- Вашбродь, так ферштыкать изволите? - снова завёл своё Семён. - Остыло, поди, уже…
- Раз остыло, то не буду, - решил Стрелков.
Снова высунулся Олег.
- Команди-ир! А второго приглашать? Который местный?
- Да не надо. Отведи его к ребятам, познакомь. Наплети ему что-нибудь, - распорядился Игорь Иванович и снова склонился над бумагами.
)(
Однако никто не озаботился, так что пришлось мне.
Для умственных пассионариев: это просто литературная шутка. Извините, написано в промежутке между делами, так что качество текста оставляет желать. Ну тут уж - - -
ОДИН ЧАС ИГОРЯ ИВАНОВИЧА
Командир вытащил из папки очередной лист, быстро пробежался по строчкам. В тысячный раз подумал, что новая орфография его раздражает. За двадцать четыре года жизни в этом мире он привык ко всему, включая йогурты и кондомы, но вот слова без ятей, с голым, не прикрытым ериком тылом, всякий раз вызывали у него чувство брезгливости. Как, впрочем, и всё остальное, связанное с большевистскими новациями.
- Вашбродь, разрешите доложить! - рявкнул от двери Семён. Игорь Иванович поморщился: Семён, даром что прошёл с ним огонь и воду, а также смерть и воскрешение, как был дубина дубиной, так и остался. Даже новое тело, доставшееся от какого-то адвоката, не придало ему ума. В частности, того обстоятельства, что Игорь Иванович происходил из простых, а офицерскую должность занял только в девятнадцатом, когда было не до чинов, он категорические не воспринимал. Для простодушного, хотя и героического крестьянина с Тамбовщины - за бой под Бродами он получил «Георгия» - любой офицер был «благородием». Объяснять что-либо ему было бесполезно. Правда, именно поэтому Семёна удалось быстро разыскать: уж слишком чудно вёл себя бывший адвокат.
- Вашбродь! Фриштыкать накрыто! - надрывался Семён.
- Да погоди ты со своим завтраком, - махнул рукой командир. - Мне сообразить надобно… А, кстати! Ты помнишь, где мы тогда «Максимы» закопали? Ну, под Малиновкой?
- Как не помнить, вашбродь! - вытянулся Семён. - Как есть помню! И место указать могу! Там ещё вас убило, и Ваценюка… Кстати, Ваценюк где? На том свете или здесь?
- Здесь он, - помрачнел Игорь Иванович. - В Правом Секторе.
- Плохо, - искренне огорчился Семён. - Справный боец был. А нельзя его как-то… это… ну, вразумить, что-ли?
- Эт-то вряд ли, - процедил сквозь зубы Игорь Иваныч. - Они там все закляты.
- А если попа к ним подпустить? Крестом животворящим, молитвою? - не отставал Семён.
Игорь Иванович только рукой махнул, не желая пускаться в объяснения. Бабай говорил, что против заклятий хасидов Коломойского помогал только осиновый кол, натёртый слюной Кургиняна. Зелье стоило дорого, а денег у ополченцев вечно не хватало.
В коридоре послышались торопливые шаги нескольких человек. Потом появилась круглая физиономия Олега.
- Игорь Иваныч, к вам двое! - крикнул он с порога. - Один вроде бы из ваших! Ну, в смысле, говорит, что ваш...
- Как обращаешься? - заелся было Семён, но командир снова махнул рукой - отстань, мол, от парня.
Олег был из этого мира, хотя всю жизнь тусовался среди реконструкторов. В компании попаданцев он быстро обжился, но отсутствие армейской выучки сказывалось. Из «Максима» он стрелять научился, трёхлинейку тоже освоил, а вот представления о субординации у него были современные московские хипстерские, то есть никакие.
- Давай сюда того, который наш, - распорядился Игорь Иванович.
Через минуту в комнату вошёл человек, чья принадлежность к благородному сословию не вызывала ни малейших сомнений: выправка и выражение лица прямо-таки кричали о том, что их обладатель - самое настоящее благородие, а может быть даже и высокоблагородие. Семён, с его чуйкой на стать, самопроизвольно вытянулся в струну и попытался сдвинуть каблуки. Кеды похабно закрипели резиной, порученец смутился и попытки соответствовать оставил.
Пару секунд вошедший потратил на осмотр помещения и присутствующих. Потом чуть ли не строевым шагом промаршировал до стола, отдал честь и заявил:
- Позвольте доложить. Поручик Голицын Александр Владимирович, доброволец. Для дальнейшего несения службы прибыл.
- Владимирович? - заинтересовался командир. - К Владимиру Васильевичу Голицыну имеете ли отношение? И, кстати уж сразу - в каком полку служили?
- Не имею чести быть родственником Владимира Васильевича, - вздохнул пришедший. - Служил у Пепеляева. Убит в бою под станцией Выя, воскрес в дветыщитридандцатом, - снова вздох.
- Тринадцатый… - задумчиво протянул Игорь Иванович. - Это, похоже, уже второй Майдан… Которых Юля вытаскивала, те все до двухтысячных воплотились…
- А, простите, какая связь? - заинтересовался поручик, невольно сбиваясь на современную манеру. - Я, честно говоря, так и не понял, какими образом… - он красноречиво замолчал.
- Как мы сюда попадаем? - закончил за него командир. - Обыкновенно, магическим путём. Вы вообще в курсе здешних дел?
- За год немного разобрался, но… - поручик замялся. - Очень уж непривычно всё. Многого не знаю.
- Неудивительно. Если хотите послушать, присядьте.
- Благодарю, - не стал чиниться Голицын и действительно присел.
- Видите ли, какое дело, - в который уж раз принялся объяснять Игорь Иванович. - У наших украинских небратьев не задалось с государственностью. Ну, независимость они получили, а людей, потребных для руководства державой, как-то не случилось. Вот и решились побеспокоить мёртвых. Нашли сильную армянскую ведьму, пообещали ей то и сё. Провели обряд Низведения Душ прямо на центральной площади Киева. Под видом гражданского протеста, - вспомнил он, - сейчас под протест можно хоть что провернуть… Вот только не учли, что Низведением можно вернуть неупокоённые души, вроде наших. А которые уже в аду - те в аду и останутся. Ну так Петлюра и Бандера там и пребывают, хоть зови их, не зови… Зато Тараса Шевченко зачем-то с того света вытащили. Воскрес в две тысячи шестом.
- Шевченко? - поручик наморщил лоб. - Поэт который? Это же он песню написал… ну, эту… зоренька ясная, выйди коханая… - принялся он вспоминать давно забытое. - У нас ротмистр был, малоросс, очень душевно выводил.
- Нет, не он. У Шевченко был несколько иной репертуар, - недобро усмехнулся командир. - А сейчас совсем распустился. Имечко себе даже взял - Орест Лютый… Ещё Грушевского сумели достать. Это историк такой украинский. Дрянной со всех сторон - сначала украинцем заделался, потом к красным пошёл служить.
- Вот сволота, - Голицын явно хотел сказать что-то покрепче, но воспитание не позволило.
- Но скользкий гад, и на том свете как-то вывернулся и ада избёг, - продолжал Игорь Иванович. - Пробовали вселить его в Ющенко, был у них такой политикан... Да неудачно. У мужика вся рожа рябью пошла.
- У меня тоже… прыщи были первое время, - чуть смутился Голицын.
- Это у всех бывает, но у этого - как черти на лице горох молотили, - объяснил командир. - В общем, не вышло у них толком ничего. Через десять лет ещё раз попробовали, как звёзды сошлись. На этот раз хасиды взялись. Всё по-серьёзному сделали, с кровавыми жертвами… И добились кое-чего. Даже из ада несколько душ, говорят, вывели. Зверствуют, крови хотят… Ну и нас сколько-то захватило. Особенно из тех, кто в здешних местах воевал. Захватило и раскидало по времени. У нас тут дедушка один есть, его в семидесятом выбросило. Столько лет ждал… Такие дела.
- Гм… да уж, дела, - вздохнул поручик. - А, простите… не сочтите только за недоверие…
- Откуда всё знаю? Я тут давно, искал знающих людей, - Стрелков задумчиво пожевал губами. - Про Бабая, небось, слыхал? Непростой человек, очень непростой. Знающий. Однажды при мне вертолёт сбил. Пошептал что-то - он и упал. Правда, теперь хасиды просекли фишку и на свою технику заклятья накладывают… Вот такие непростые дела.
- Да уж, дела, - вздохнул поручик. - Ну а для меня какое задание будет?
- Будет, - улыбнулся Игорь Иванович. - Есть и отсыпаться. Завтра выдвигамся в Славянск. Задачу командования узнаете на месте. Ещё вопросы?
- Да в общем-то нет вопросов… - пришедший замялся. - Хотя нет… хотел спросить, конечно… Вы сами давно здесь?
- Двадцать четыре года, - Стрелков дёрнул краешком рта. - Воскрес ещё в восемьдесят девятом. Вообразите себе, в теле какого-то Гиркина. Ну что за фамилия - Гиркин? А уж времечко… кругом измена, трусость и обман. Воевал, конечно, да только не за своё. Хотя в Приднестровье могло получиться. Ну да ладно, мне ещё работать надо. Бывай здоров, поручик. Служи, как тогда служил.
- Служу Росси… э-э, Донбассу, - пробормотал Голицын.
- России, - строго сказал командир. - Вот тут она у нас и будет, ежели Бог даст… Ступай.
Поручик развернулся и вышел, уже не пытаясь печатать шаг - скорее даже, как-то вразвалочку. Чувствовалось, что он загружен и обдумывает услышанное.
- Вашбродь, так ферштыкать изволите? - снова завёл своё Семён. - Остыло, поди, уже…
- Раз остыло, то не буду, - решил Стрелков.
Снова высунулся Олег.
- Команди-ир! А второго приглашать? Который местный?
- Да не надо. Отведи его к ребятам, познакомь. Наплети ему что-нибудь, - распорядился Игорь Иванович и снова склонился над бумагами.
)(