Были ли советские люди далеки от Бога? И дальше ли, чем нынешние, причисляющие себя к православным?
А вдруг советские люди в массе своей были не только нравственнее, чем нынешнее население, но ещё и через них действовал Дух Христов - вот тяжёлый вопрос, фундаментальная проблема, которую надо открыто обсуждать и вырабатывать решения, а не культивировать обиженными людьми антисоветизм, сильнее всех разрушающий Россию и нашу государственность.
В этом плане рекомендую глубокую, жесткую по содержанию и предельно тактичную при этом статью Ольги Ивановны Ходаковской в Русской народной линии - ниже перепечатываю эту статью. Показано очень точно, что антисоветчики - это, прежде всего, мещане, находящиеся вне религиозного сознаниния...
Именно об этом было три года назад моё Открытое письмо Святейшему Патриарху "Прекратить антисоветизм, приступить к преображению страны", которое до сих пор, к сожалению, в целом остаётся актуальным. Страна в тяжелейшем положении, деградация продолжается, впереди катастрофический кризис - а предлагаемый мною Святейшему общественно-церковный Совет по развитию страны не создан...
Русская народная линия
информационно-аналитическая служба
Православие Самодержавие НародностьЕдинство на патриотическом поле - судьбоносный вопрос для России
Ольга Ходаковская, Русская народная линия
19.07.2013
Церковь всегда призывала страданий не искать, но приход их встречать мужественно и стойко. И никогда ничего о том, что надо бы обезопасить себя тем или иным путём. Будем верными, а там, будь что будет!
Помимо одного европейского страха смерти, в заклинаниях вокруг церковных репрессий есть еще одна составляющая. Она поворачивает дело в высшей степени серьезно для судеб России. Тяжелый, темный, пахнущий могилой образ церковных гонений доминирует в церковной среде. При этом он напрямую внедрён в образы советского периода, в слово «социализм» и разводит в разные стороны светлые, деятельные, исполненные любви к ближним души сторонников советских ценностей и столь же чистых сердцем людей Церкви. А их единство на патриотическом поле - это вопрос судьбоносный для России. Пока в Церкви, по крайне мере, среди публичных её представителей, имеющих авторитет и влияние среди паствы, они не победят христианское отношение к гонениям за Христа, этого единства не будет. И известный в публичном пространстве московский протоиерей Дмитрий Смирнов будет заигрывать с журналистом Владимиром Познером и уверять, что он, Познер, верит Бога, хотя сам того не знает. (См. передача «Познер» на 1-м канале РТот 20 марта 2012 г.) Казалось бы почему? А только потому, что Познер отрекся от своего советского прошлого и ненавидит его, как и о. Димитрий.
Участь пострадавших за Христа в эпоху гонений прекрасна: когда за открытое исповедание веры христианской расплачиваются свободой и даже жизнью и идут на эти страдания. «Кто хочет идти за Мною, отвергнись себя и возьми Крест свой, и следуй за Мною» (Мр.8,34) ─ это призыв уподобиться крестным мукам Спасителя, уподобиться в конечном итоге Ему! Тем более что для христианина жизнь не кончается физической смертью. Смерть как радость встречи ТАМ с Тем Единственным, кто твои Радость и Свет ─ это ли не упование христианина? Нынешней расхристанной Европе этого не понять: для неё страшнее смерти, физической боли, страдания нет ничего. Но я не к ней обращаюсь, а к православному сообществу России.
Россия пережила церковные гонения и время государственного атеизма со всеми проистекающими последствиями. Я сейчас думаю не о последствиях, о которых много говорят (Бутово, Левашово), а именно о возникшем поле подвига во имя Христово: послужить страждущему за веру, либо самому взойти на Голгофу лагеря, ссылки или казни. Готовя экскурсию «Церковная жизнь Петрограда-Ленинграда 20-годов» мы, несколько человек, не сговариваясь пришли к одному и тому же: вот она, настоящая жизнь Церкви! и как бы хотелось быть там и с теми!
Так называемые «благополучные» периоды существования Церкви ведут к духовным утратам, потери напряженного чувства близости к Христу. Культ святых мучеников для того и возник, чтобы через приобщение к ним, сопереживание, расширение рамок своей жизни, внутренней воображаемой жизнью с ними продлить это благодатное время.
Но какое отношение к такому почитанию новомучеников и страданиям во имя Христа имеют настроения и оценки, которые идут от представителей Церкви в последнее время? Они ужасаются временем гонений, страшатся как огня его повтора и главное, проклинают, на чем свет стоит, эпоху ─ виновницу этих гонений. Они люто ненавидят советский период, не видят в нём ничего исторически позитивного только потому, что эти гонения имели место быть. Ладно, упоминать о лучших сторонах социализма - это уже область политики. Не будем выходить за пределы христианского кругозора. Да, мы пережили не первый в истории христианства разгром и вот вкладываем в антиминсы частицы уже новых мучеников, но уже одно то, что без такого антиминса литургия не совершается, не говорит ли о том, что христианское мученичество было, есть и будет, пока есть Церковь. Оно результат принципиального несовпадения того, чем насыщена душа христианина с теми провалами, к которым неизменно тяготеет поврежденная природа человека, по тем или иным мотивам восстающая на Бога. Церковь по природе своей находится в пограничной ситуации.
Мученики для Церкви ─ не скорбный список, а ее славный багаж. И этим она принципиально отличается от других когда-либо пострадавших сообществ. Есть страдальцы за Христа, значит, состоялось нечто атрибутивное для Церкви, что-то непреложное. Всё идет как надо! Совершился цикл внутренней жизни Церкви. Почтим мучеников, возрадуемся за них, помолимся им. Только стоит ли факт страданий Церкви выносить на большую дорогу политики, превращать ее в аргумент политической борьбы? В III веке эдесский епископ св. Раввула написал гимн мученикам:
«О, благословенные мученики! О славные
и божественные светы, которые с радостью
противостали всяким мукам, и своею доблестью
победили и посрамили безбожных тиранов.
Честь той Силе, которая укрепила вас на ваши подвиги»![1]
Своей смертью верные Христу страдальцы молчаливо посрамили тиранов, но гоже ли живым деятелям церкви теперь посылать громкие проклятья в адрес их, давно представших на суд Божий? Думается, что мы имеем здесь дело не с одной только издержкой любви к новомученикам - жертвам церковных репрессий. Возможно, это доходящий до кошмара страх оказаться на их месте. Слишком благополучно их нынешнее земное существование. И настроения, идущие из передовой Европы, которые приучают мерить жизнь благополучием и довольством, играют тоже не последнюю роль.
Патриотическому единству препятствует ещё одна прочно засевшая в сознании людей Церкви мысль. Советский период русской истории был временем тотального государственного атеизма, люди стали поголовно неверующими по причине повсеместной атеистической пропаганды; это было время религиозной обездоленности, а, значит, однозначно нравственной деградации. Последнее утверждают публицисты, наиболее одержимые ненавистью к советскому прошлому. Честное же большинство тут... теряется: атеизм был, но деградации не было и даже наоборот. Нет, всё же, ─ раздаются уже тихие голоса, ─ нам так не хватало пасхальной радости, всего строя жизни с таинствами и богослужениями, наставлениями старцев, крестными ходами. Что же ответить? Без православной среды, без утерянного мощного ежедневного сопровождения жизни церковным началом жилось внутренне труднее, тема смерти становилась мучительной, вообще, закрывался целый пласт традиционного русского мира, но нравственные начала, принятые всеми мировыми религиями укреплялись и береглись государством. Наконец, это было утро новой эпохи, которая искала свои формы, защищалась от мнимых и реальных опасностей, но дня мы дождаться не захотели, и теперь отвергаем недостаточно светлое и солнечное утро.
Одна из заповедей Христа гласит: «Будьте мудры как змеи и чисты как голуби» (Мф, 10,16). Вот к этой мудрости, этому «дару рассуждения» хотелось бы воззвать. Возможно, он позволит сохранить историческое достоинство России и послужит нашему патриотическому единству.
Обратимся к тексту подзабытого богослова Бориса Савича Бакулина (1905-1992), кстати, побывавшего в лагере и ссылке:
«Дух Святой раздаёт Свои дары не спрашивая нас, ибо «Дух дышит где хочет» (Ио. 3,8), и мы не можем запереть Его в ограду институционной Церкви или предписывать Ему, где Он должен раздавать Свои дары, а где, по нашему человеческому разумению, Он не должен этого делать. В средние века каждая христианская Церковь объявляла свою монополию на дары Духа Св., и это было бессознательным кощунством. Факты наличия изумительных подвижников любви среди верующих нехристианских религий, и даже среди неверующих, свидетельствуют, что Промысел Божий действует в мире даже через неверующих, но творящих волю Его, особенно когда христиане изменяют Ему. Например, в борьбе за отмену рабства, крепостного права, за установление первых фабричных законов, ограничивающих жестокую эксплуатацию рабочих, которые работали по 12 часов в сутки, вместе с подростками в ужасных условиях и т. д; когда вся эта борьба за человеческие права обездоленных, страдающих и несчастных, все эти дела бескорыстной и самоотверженной любви к человеку шли помимо институционной Церкви, иерархия которой не хотела терять своё привилегированное положение, то есть боялась пострадать хотя бы в малейшей степени за людей, за ближних. Что ж удивительного в том, что если воля Божия, неисполняемая христианами, осуществлялась через неверующих? Разве не сказано, что «Бог может из камней сих воздвигнуть детей Аврааму» (Мф. 3.9) взамен иудеев, изменяющих Ему». Вл. Соловьев писал: «Те, которые ужаснуться мысли, что дух Христов действует через неверующих в него, будут неправы даже с догматической точки зрения. Когда неверующий священник правильно совершает обедню, то Христос присутствует в таинстве ради людей, в нём нуждающихся, несмотря на неверие и недостоинство совершителя. Если дух Христов может действовать через неверующего священнослужителя в церковном таинстве, почему же он не может действовать в истории человечества через неверующего деятеля?»[2].
Не стоит искать здесь умаления Церкви, а, напротив, лучше возрадоваться за Неё. У Нее много друзей, и не будем пренебрегать ими и называть их чужими. Вместе совестью, молитвами и делами послужим делам сострадания и любви, а, значит ─ социальной справедливости и крепкой России.
Ольга Ивановна Ходаковская, зав. архивом СПб епархии, кандидат философских наук
В этом плане рекомендую глубокую, жесткую по содержанию и предельно тактичную при этом статью Ольги Ивановны Ходаковской в Русской народной линии - ниже перепечатываю эту статью. Показано очень точно, что антисоветчики - это, прежде всего, мещане, находящиеся вне религиозного сознаниния...
Именно об этом было три года назад моё Открытое письмо Святейшему Патриарху "Прекратить антисоветизм, приступить к преображению страны", которое до сих пор, к сожалению, в целом остаётся актуальным. Страна в тяжелейшем положении, деградация продолжается, впереди катастрофический кризис - а предлагаемый мною Святейшему общественно-церковный Совет по развитию страны не создан...
Русская народная линия
информационно-аналитическая служба
Православие Самодержавие НародностьЕдинство на патриотическом поле - судьбоносный вопрос для России
Ольга Ходаковская, Русская народная линия
19.07.2013
Церковь всегда призывала страданий не искать, но приход их встречать мужественно и стойко. И никогда ничего о том, что надо бы обезопасить себя тем или иным путём. Будем верными, а там, будь что будет!
Помимо одного европейского страха смерти, в заклинаниях вокруг церковных репрессий есть еще одна составляющая. Она поворачивает дело в высшей степени серьезно для судеб России. Тяжелый, темный, пахнущий могилой образ церковных гонений доминирует в церковной среде. При этом он напрямую внедрён в образы советского периода, в слово «социализм» и разводит в разные стороны светлые, деятельные, исполненные любви к ближним души сторонников советских ценностей и столь же чистых сердцем людей Церкви. А их единство на патриотическом поле - это вопрос судьбоносный для России. Пока в Церкви, по крайне мере, среди публичных её представителей, имеющих авторитет и влияние среди паствы, они не победят христианское отношение к гонениям за Христа, этого единства не будет. И известный в публичном пространстве московский протоиерей Дмитрий Смирнов будет заигрывать с журналистом Владимиром Познером и уверять, что он, Познер, верит Бога, хотя сам того не знает. (См. передача «Познер» на 1-м канале РТот 20 марта 2012 г.) Казалось бы почему? А только потому, что Познер отрекся от своего советского прошлого и ненавидит его, как и о. Димитрий.
Участь пострадавших за Христа в эпоху гонений прекрасна: когда за открытое исповедание веры христианской расплачиваются свободой и даже жизнью и идут на эти страдания. «Кто хочет идти за Мною, отвергнись себя и возьми Крест свой, и следуй за Мною» (Мр.8,34) ─ это призыв уподобиться крестным мукам Спасителя, уподобиться в конечном итоге Ему! Тем более что для христианина жизнь не кончается физической смертью. Смерть как радость встречи ТАМ с Тем Единственным, кто твои Радость и Свет ─ это ли не упование христианина? Нынешней расхристанной Европе этого не понять: для неё страшнее смерти, физической боли, страдания нет ничего. Но я не к ней обращаюсь, а к православному сообществу России.
Россия пережила церковные гонения и время государственного атеизма со всеми проистекающими последствиями. Я сейчас думаю не о последствиях, о которых много говорят (Бутово, Левашово), а именно о возникшем поле подвига во имя Христово: послужить страждущему за веру, либо самому взойти на Голгофу лагеря, ссылки или казни. Готовя экскурсию «Церковная жизнь Петрограда-Ленинграда 20-годов» мы, несколько человек, не сговариваясь пришли к одному и тому же: вот она, настоящая жизнь Церкви! и как бы хотелось быть там и с теми!
Так называемые «благополучные» периоды существования Церкви ведут к духовным утратам, потери напряженного чувства близости к Христу. Культ святых мучеников для того и возник, чтобы через приобщение к ним, сопереживание, расширение рамок своей жизни, внутренней воображаемой жизнью с ними продлить это благодатное время.
Но какое отношение к такому почитанию новомучеников и страданиям во имя Христа имеют настроения и оценки, которые идут от представителей Церкви в последнее время? Они ужасаются временем гонений, страшатся как огня его повтора и главное, проклинают, на чем свет стоит, эпоху ─ виновницу этих гонений. Они люто ненавидят советский период, не видят в нём ничего исторически позитивного только потому, что эти гонения имели место быть. Ладно, упоминать о лучших сторонах социализма - это уже область политики. Не будем выходить за пределы христианского кругозора. Да, мы пережили не первый в истории христианства разгром и вот вкладываем в антиминсы частицы уже новых мучеников, но уже одно то, что без такого антиминса литургия не совершается, не говорит ли о том, что христианское мученичество было, есть и будет, пока есть Церковь. Оно результат принципиального несовпадения того, чем насыщена душа христианина с теми провалами, к которым неизменно тяготеет поврежденная природа человека, по тем или иным мотивам восстающая на Бога. Церковь по природе своей находится в пограничной ситуации.
Мученики для Церкви ─ не скорбный список, а ее славный багаж. И этим она принципиально отличается от других когда-либо пострадавших сообществ. Есть страдальцы за Христа, значит, состоялось нечто атрибутивное для Церкви, что-то непреложное. Всё идет как надо! Совершился цикл внутренней жизни Церкви. Почтим мучеников, возрадуемся за них, помолимся им. Только стоит ли факт страданий Церкви выносить на большую дорогу политики, превращать ее в аргумент политической борьбы? В III веке эдесский епископ св. Раввула написал гимн мученикам:
«О, благословенные мученики! О славные
и божественные светы, которые с радостью
противостали всяким мукам, и своею доблестью
победили и посрамили безбожных тиранов.
Честь той Силе, которая укрепила вас на ваши подвиги»![1]
Своей смертью верные Христу страдальцы молчаливо посрамили тиранов, но гоже ли живым деятелям церкви теперь посылать громкие проклятья в адрес их, давно представших на суд Божий? Думается, что мы имеем здесь дело не с одной только издержкой любви к новомученикам - жертвам церковных репрессий. Возможно, это доходящий до кошмара страх оказаться на их месте. Слишком благополучно их нынешнее земное существование. И настроения, идущие из передовой Европы, которые приучают мерить жизнь благополучием и довольством, играют тоже не последнюю роль.
Патриотическому единству препятствует ещё одна прочно засевшая в сознании людей Церкви мысль. Советский период русской истории был временем тотального государственного атеизма, люди стали поголовно неверующими по причине повсеместной атеистической пропаганды; это было время религиозной обездоленности, а, значит, однозначно нравственной деградации. Последнее утверждают публицисты, наиболее одержимые ненавистью к советскому прошлому. Честное же большинство тут... теряется: атеизм был, но деградации не было и даже наоборот. Нет, всё же, ─ раздаются уже тихие голоса, ─ нам так не хватало пасхальной радости, всего строя жизни с таинствами и богослужениями, наставлениями старцев, крестными ходами. Что же ответить? Без православной среды, без утерянного мощного ежедневного сопровождения жизни церковным началом жилось внутренне труднее, тема смерти становилась мучительной, вообще, закрывался целый пласт традиционного русского мира, но нравственные начала, принятые всеми мировыми религиями укреплялись и береглись государством. Наконец, это было утро новой эпохи, которая искала свои формы, защищалась от мнимых и реальных опасностей, но дня мы дождаться не захотели, и теперь отвергаем недостаточно светлое и солнечное утро.
Одна из заповедей Христа гласит: «Будьте мудры как змеи и чисты как голуби» (Мф, 10,16). Вот к этой мудрости, этому «дару рассуждения» хотелось бы воззвать. Возможно, он позволит сохранить историческое достоинство России и послужит нашему патриотическому единству.
Обратимся к тексту подзабытого богослова Бориса Савича Бакулина (1905-1992), кстати, побывавшего в лагере и ссылке:
«Дух Святой раздаёт Свои дары не спрашивая нас, ибо «Дух дышит где хочет» (Ио. 3,8), и мы не можем запереть Его в ограду институционной Церкви или предписывать Ему, где Он должен раздавать Свои дары, а где, по нашему человеческому разумению, Он не должен этого делать. В средние века каждая христианская Церковь объявляла свою монополию на дары Духа Св., и это было бессознательным кощунством. Факты наличия изумительных подвижников любви среди верующих нехристианских религий, и даже среди неверующих, свидетельствуют, что Промысел Божий действует в мире даже через неверующих, но творящих волю Его, особенно когда христиане изменяют Ему. Например, в борьбе за отмену рабства, крепостного права, за установление первых фабричных законов, ограничивающих жестокую эксплуатацию рабочих, которые работали по 12 часов в сутки, вместе с подростками в ужасных условиях и т. д; когда вся эта борьба за человеческие права обездоленных, страдающих и несчастных, все эти дела бескорыстной и самоотверженной любви к человеку шли помимо институционной Церкви, иерархия которой не хотела терять своё привилегированное положение, то есть боялась пострадать хотя бы в малейшей степени за людей, за ближних. Что ж удивительного в том, что если воля Божия, неисполняемая христианами, осуществлялась через неверующих? Разве не сказано, что «Бог может из камней сих воздвигнуть детей Аврааму» (Мф. 3.9) взамен иудеев, изменяющих Ему». Вл. Соловьев писал: «Те, которые ужаснуться мысли, что дух Христов действует через неверующих в него, будут неправы даже с догматической точки зрения. Когда неверующий священник правильно совершает обедню, то Христос присутствует в таинстве ради людей, в нём нуждающихся, несмотря на неверие и недостоинство совершителя. Если дух Христов может действовать через неверующего священнослужителя в церковном таинстве, почему же он не может действовать в истории человечества через неверующего деятеля?»[2].
Не стоит искать здесь умаления Церкви, а, напротив, лучше возрадоваться за Неё. У Нее много друзей, и не будем пренебрегать ими и называть их чужими. Вместе совестью, молитвами и делами послужим делам сострадания и любви, а, значит ─ социальной справедливости и крепкой России.
Ольга Ивановна Ходаковская, зав. архивом СПб епархии, кандидат философских наук