Императорская дача
Про закрывающиеся двери, королевские привычки
и право человека быть оставленным в покое
В местечко под названием Гёдёллё, где находится Королевский дворец, хорошо, наверное,
приезжать сразу после визита в Петергоф. Познавательно.
И то, и другое - императорские летние резиденции, но как видны различия эпох!
Там - размах и имперская мощь, тут - уединение и уют. Там - феерия фонтанов и золотые
статуи, сияющие так, что глазам больно. Здесь - часы под главным куполом, черепичная
крыша да пара каменных львов. Без позолоты.
Неплохо бы выстроить цепочку Версаль - Петергоф - Гёдёллё. От семнадцатого века
к девятнадцатому. От «Короля-Солнца» к «старшему чиновнику империи». Солнце, вставая над
Францией, освещало обращенные к нему окна версальской спальни короля, и в спальне
вставал Его Величество Король - истинное Солнце государства. В Российской империи
церемониала «lever du Roi», пробуждения монарха, не сложилось, но знаменитые фейерверки,
петергофские иллюминации, в деле устройства которых, по замечанию английского
путешественника, « русские перещеголяли все европейские народы», тоже могли произвести
впечатление на кого угодно.
Гёдёллё на этом фоне - образец скромности. Дворец, преподнесенный Францу Иосифу
и Елизавете в качестве коронационного подарка в 1867 году, не был даже специально для них
построен. Он был возведен еще в середине XVIII века для Антала Грашшалковича, советника
императрицы Марии Терезии, и к моменту дарения пребывал в том неудобном для архитектуры
столетнем возрасте, когда любое здание уже кажется «старым», но не обязательно «старинным».
Бытовые условия, инфраструктура, сама эстетика дворца соответствовала временам пудреных
париков и французской «Энциклопедии», а никак не железных дорог и телеграфа.
«Вторичная недвижимость», как сказали бы сейчас.
Речь не о размерах: дворцовый комплекс Гёдёллё считается вторым по величине после
Версаля. Но дух… но стиль… Всё - иное.
Двухэтажное здание под черепичной крышей имеет все полагающиеся опознавательные знаки
стиля барокко, так хорошо соответствующего дворцово-имперской тематике: восьмигранный
купол высок и строен, хитрых очертаний фронтон украшен гербом, четыре пары колонн при входе.
Войдем? И сразу за дверью прислушаемся к своим чувствам. Испытывает ли посетитель
Королевского дворца в Гёдёллё благоговение? Не очень… Восторг? Вряд ли…
Державинская строчка про «великолепные чертоги» не подходит к этим интерьерам, хотя
и картины в золоченых рамах висят по стенам, и сияющие люстры спускаются с потолка.
Дело, как видно, не в наборе предметов, а в том, как эти предметы, и залы, где они
расположены, и комнаты, эти залы окружающие, использовались их хозяевами. Стоит
оглядеться по сторонам, войдя в очередное дворцовое помещения с бледно-лиловыми стенами
и фиолетовыми занавесями, и станостся ясна разница между Версалем и Петергофом с одной
стороны, и Гёдёллё - с другой, между «старым порядком» и девятнадцатым веком.
Те резиденции, целиком, сверху донизу - напоказ. На публику. Жить в них сложно.
Они и строились не столько для жизни, сколько для репрезентации абсолютной власти
и абсолютного - на равных с Солнцем - могущества. В тех дворцах не было туалетов,
и помещений, где августейшие особы могли бы остаться в одиночестве.
Замечательны жалобы Екатерина II, которая не может в собственном дворце навестить
собственного же фаворите князя Григория Потемкина без того, чтобы этот визит не остался
незамеченным десятком слуг: «Я искала к тебе проход, но столько гайдуков и лакей нашла на
пути, что покинула таковое предприятие». Более того, судя по ее письмам, придворные дамы
не отказывали себе в удовольствии полюбоваться украшениями государыни и в ее отсутствие
посещали «бриллиантовую комнату», что, казалось бы, противоречит всем нормам и порядкам.
Чтобы оценить сдвиг, произошедший в европейской культуре между временами Петергофа
и Гёдёллё, смотреть надо не на картины в золоченых рамах и не на обитые бархатом кресла.
А, например, на двери.
В больших императорских резиденциях, в том же Петергофе, в Царском Селе, в Зимнем дворце,
двери - еще одна декоративная деталь. Они торжественны, нарядны, украшены золотыми
орнаментами и - главное! - вечно распахнуты настежь. Они не столько отгораживают друг
от друга разные помещения, сколько связывают их между собой, делая всё здание проницаемым,
всё - обозреваемым, всё, до спальни монарха, до «бриллиантовой комнаты»
императрицы - выставленным напоказ.
Может быть, как раз поэтому такие дворцы так легко и непринужденно превращаются
в туристические объекты, что перед экскурсионными группами дворец продолжает играть ту
самую роль, ради которой и был создан: показывает себя, блистает, ослепляет, ошеломляет
и принимает знаки восхищения. Раньше лицезрели его придворные да иностранные послы,
а теперь местные да иностранные туристы - не велика и разница.
Двери Гёдёллё созданы для того, чтобы быть закрытыми. Они ниже, скромнее, спокойнее.
Двери тех больших императорских резиденций, как, впрочем, и окна, и зеркала, и лестницы,
пропорциональны и сомасштабны всему дворцу, и даже более того - империи.
А двери Гёдёллё - отдельному человеку, самое большее - семье.
В распоряжение императорской четы были, конечно, и «традиционные», унаследованные
от прежних монархов дворцы - парадный венский Ховбург с его двумя тысячами шестьюстами залами
и комнатами, очаровательный Шенбрунн.
Но и Гёдёллё - тоже было, причем для императрицы Елизаветы как раз этот неофициальный,
не очень торжественный и не слишком помпезный дворец и был самым любимым. Супруг ее
о своих чувствах предпочитал помалкивать, да подданные и не спрашивали.
Переходя из комнаты в комнату, посетитель чувствует даже некоторую неловкость, как будто
явился в дом без приглашения, воспользовавшись тем, что хозяева на минуту вышли.
Вот четыре креста с розовой обивкой вокруг небольшого столика. Хозяева с гостями пили тут
кофе или играли в карты. Вот кабинет. Вот туалет. Вот коридор с семейными портретами на
стенах - теперь бы висели фотографии в рамочках.
Интересно, успел ли император, скончавшийся в 1916 году, прочесть вышедшую в 1890-м
в Америке статью «Право на частную сферу», «Right of privacy», написанную бостонским
адвокатом Луисом Брандейзом. Вряд ли. А жаль, ему бы понравилось. В статье, пожалуй,
впервые было внятно заявлено о праве человека «быть оставленным в покое»: «Напряженность
и сложность жизни, присущие развивающейся цивилизации, приводят к необходимости иметь
убежище от внешнего мира, так что уединение и приватность становятся для человека более значимыми».
Гёдёллё и было таким убежищем. Стареющий император явно не поспевал за шустрой
поступью прогресса, потрясающего внешний мир. Впрочем, после гибели Елизаветы
в 1898 году он посещал Гёдёллё все реже. А там - война, в Европе и сейчас обычно называемая
Великой, смерть императора и разрушение империи.
С 1920 по 1944 гг. в Гёдёллё располагалась летняя резиденция несчастного и преступного
регента Миклоша Хорти. Потом по дворцу прошлась Вторая мировая война, после чего дворец
недосчитался ряда картин и антикварной мебели. Затем здесь был склад и дом престарелых,
что тоже показательно. Тот же Петергоф можно представить разрушенным; он и был полностью
разрушен в первый же год войны, но трудновато - домом престарелых.
А Гёдёллё превратился в общежитие для тех, кому некуда пойти, с легкостью: небольшие
комнаты, не по-дворцовому низкие потолки… место, где человеку можно быть «оставленным
в покое», раз уж судьба не дает лучших вариантов.
Сейчас обновленный и отремонтированный дворец в Гёдёллё работает, как и положено,
музеем. Публика с удовольствие рассматривает детали императорского быта, девочки
примеряют на себя роль «прекрасной Сиси», тем более, что сувенирный магазин предлагает
для этого все необходимое - от почти настоящих вееров до игрушечной короны.
Туристы из России вздрагивают, дойдя до зала, посвященного послевоенной судьбе Гёдёллё:
мало кто, отправившись на экскурсию в «любимый дворец императрицы», как любят
выражаться путеводители, ожидает увидеть в витринах пожелтевшие письма русских солдат
сороковых-пятидесятых годов.
А еще здесь устраивают свадьбы. Молодоженам совершенно не обязательно принадлежать
к аристократии, чтобы отпраздновать бракосочетание в том белом с позолотой зале, где
принимали гостей император Франц Иосиф и императрица Елизаветой. Достаточно заплатить
за услуги и аренду зала.
Гёдёллё - дворец человеческих масштабов, в нем и императорской семье было уютно,
и нетитулованным посетителям полтора века спустя.
Императорская дача. Уголок частной жизни. Домик в деревне.
и право человека быть оставленным в покое
В местечко под названием Гёдёллё, где находится Королевский дворец, хорошо, наверное,
приезжать сразу после визита в Петергоф. Познавательно.
И то, и другое - императорские летние резиденции, но как видны различия эпох!
Там - размах и имперская мощь, тут - уединение и уют. Там - феерия фонтанов и золотые
статуи, сияющие так, что глазам больно. Здесь - часы под главным куполом, черепичная
крыша да пара каменных львов. Без позолоты.
Неплохо бы выстроить цепочку Версаль - Петергоф - Гёдёллё. От семнадцатого века
к девятнадцатому. От «Короля-Солнца» к «старшему чиновнику империи». Солнце, вставая над
Францией, освещало обращенные к нему окна версальской спальни короля, и в спальне
вставал Его Величество Король - истинное Солнце государства. В Российской империи
церемониала «lever du Roi», пробуждения монарха, не сложилось, но знаменитые фейерверки,
петергофские иллюминации, в деле устройства которых, по замечанию английского
путешественника, « русские перещеголяли все европейские народы», тоже могли произвести
впечатление на кого угодно.
Гёдёллё на этом фоне - образец скромности. Дворец, преподнесенный Францу Иосифу
и Елизавете в качестве коронационного подарка в 1867 году, не был даже специально для них
построен. Он был возведен еще в середине XVIII века для Антала Грашшалковича, советника
императрицы Марии Терезии, и к моменту дарения пребывал в том неудобном для архитектуры
столетнем возрасте, когда любое здание уже кажется «старым», но не обязательно «старинным».
Бытовые условия, инфраструктура, сама эстетика дворца соответствовала временам пудреных
париков и французской «Энциклопедии», а никак не железных дорог и телеграфа.
«Вторичная недвижимость», как сказали бы сейчас.
Речь не о размерах: дворцовый комплекс Гёдёллё считается вторым по величине после
Версаля. Но дух… но стиль… Всё - иное.
Двухэтажное здание под черепичной крышей имеет все полагающиеся опознавательные знаки
стиля барокко, так хорошо соответствующего дворцово-имперской тематике: восьмигранный
купол высок и строен, хитрых очертаний фронтон украшен гербом, четыре пары колонн при входе.
Войдем? И сразу за дверью прислушаемся к своим чувствам. Испытывает ли посетитель
Королевского дворца в Гёдёллё благоговение? Не очень… Восторг? Вряд ли…
Державинская строчка про «великолепные чертоги» не подходит к этим интерьерам, хотя
и картины в золоченых рамах висят по стенам, и сияющие люстры спускаются с потолка.
Дело, как видно, не в наборе предметов, а в том, как эти предметы, и залы, где они
расположены, и комнаты, эти залы окружающие, использовались их хозяевами. Стоит
оглядеться по сторонам, войдя в очередное дворцовое помещения с бледно-лиловыми стенами
и фиолетовыми занавесями, и станостся ясна разница между Версалем и Петергофом с одной
стороны, и Гёдёллё - с другой, между «старым порядком» и девятнадцатым веком.
Те резиденции, целиком, сверху донизу - напоказ. На публику. Жить в них сложно.
Они и строились не столько для жизни, сколько для репрезентации абсолютной власти
и абсолютного - на равных с Солнцем - могущества. В тех дворцах не было туалетов,
и помещений, где августейшие особы могли бы остаться в одиночестве.
Замечательны жалобы Екатерина II, которая не может в собственном дворце навестить
собственного же фаворите князя Григория Потемкина без того, чтобы этот визит не остался
незамеченным десятком слуг: «Я искала к тебе проход, но столько гайдуков и лакей нашла на
пути, что покинула таковое предприятие». Более того, судя по ее письмам, придворные дамы
не отказывали себе в удовольствии полюбоваться украшениями государыни и в ее отсутствие
посещали «бриллиантовую комнату», что, казалось бы, противоречит всем нормам и порядкам.
Чтобы оценить сдвиг, произошедший в европейской культуре между временами Петергофа
и Гёдёллё, смотреть надо не на картины в золоченых рамах и не на обитые бархатом кресла.
А, например, на двери.
В больших императорских резиденциях, в том же Петергофе, в Царском Селе, в Зимнем дворце,
двери - еще одна декоративная деталь. Они торжественны, нарядны, украшены золотыми
орнаментами и - главное! - вечно распахнуты настежь. Они не столько отгораживают друг
от друга разные помещения, сколько связывают их между собой, делая всё здание проницаемым,
всё - обозреваемым, всё, до спальни монарха, до «бриллиантовой комнаты»
императрицы - выставленным напоказ.
Может быть, как раз поэтому такие дворцы так легко и непринужденно превращаются
в туристические объекты, что перед экскурсионными группами дворец продолжает играть ту
самую роль, ради которой и был создан: показывает себя, блистает, ослепляет, ошеломляет
и принимает знаки восхищения. Раньше лицезрели его придворные да иностранные послы,
а теперь местные да иностранные туристы - не велика и разница.
Двери Гёдёллё созданы для того, чтобы быть закрытыми. Они ниже, скромнее, спокойнее.
Двери тех больших императорских резиденций, как, впрочем, и окна, и зеркала, и лестницы,
пропорциональны и сомасштабны всему дворцу, и даже более того - империи.
А двери Гёдёллё - отдельному человеку, самое большее - семье.
В распоряжение императорской четы были, конечно, и «традиционные», унаследованные
от прежних монархов дворцы - парадный венский Ховбург с его двумя тысячами шестьюстами залами
и комнатами, очаровательный Шенбрунн.
Но и Гёдёллё - тоже было, причем для императрицы Елизаветы как раз этот неофициальный,
не очень торжественный и не слишком помпезный дворец и был самым любимым. Супруг ее
о своих чувствах предпочитал помалкивать, да подданные и не спрашивали.
Переходя из комнаты в комнату, посетитель чувствует даже некоторую неловкость, как будто
явился в дом без приглашения, воспользовавшись тем, что хозяева на минуту вышли.
Вот четыре креста с розовой обивкой вокруг небольшого столика. Хозяева с гостями пили тут
кофе или играли в карты. Вот кабинет. Вот туалет. Вот коридор с семейными портретами на
стенах - теперь бы висели фотографии в рамочках.
Интересно, успел ли император, скончавшийся в 1916 году, прочесть вышедшую в 1890-м
в Америке статью «Право на частную сферу», «Right of privacy», написанную бостонским
адвокатом Луисом Брандейзом. Вряд ли. А жаль, ему бы понравилось. В статье, пожалуй,
впервые было внятно заявлено о праве человека «быть оставленным в покое»: «Напряженность
и сложность жизни, присущие развивающейся цивилизации, приводят к необходимости иметь
убежище от внешнего мира, так что уединение и приватность становятся для человека более значимыми».
Гёдёллё и было таким убежищем. Стареющий император явно не поспевал за шустрой
поступью прогресса, потрясающего внешний мир. Впрочем, после гибели Елизаветы
в 1898 году он посещал Гёдёллё все реже. А там - война, в Европе и сейчас обычно называемая
Великой, смерть императора и разрушение империи.
С 1920 по 1944 гг. в Гёдёллё располагалась летняя резиденция несчастного и преступного
регента Миклоша Хорти. Потом по дворцу прошлась Вторая мировая война, после чего дворец
недосчитался ряда картин и антикварной мебели. Затем здесь был склад и дом престарелых,
что тоже показательно. Тот же Петергоф можно представить разрушенным; он и был полностью
разрушен в первый же год войны, но трудновато - домом престарелых.
А Гёдёллё превратился в общежитие для тех, кому некуда пойти, с легкостью: небольшие
комнаты, не по-дворцовому низкие потолки… место, где человеку можно быть «оставленным
в покое», раз уж судьба не дает лучших вариантов.
Сейчас обновленный и отремонтированный дворец в Гёдёллё работает, как и положено,
музеем. Публика с удовольствие рассматривает детали императорского быта, девочки
примеряют на себя роль «прекрасной Сиси», тем более, что сувенирный магазин предлагает
для этого все необходимое - от почти настоящих вееров до игрушечной короны.
Туристы из России вздрагивают, дойдя до зала, посвященного послевоенной судьбе Гёдёллё:
мало кто, отправившись на экскурсию в «любимый дворец императрицы», как любят
выражаться путеводители, ожидает увидеть в витринах пожелтевшие письма русских солдат
сороковых-пятидесятых годов.
А еще здесь устраивают свадьбы. Молодоженам совершенно не обязательно принадлежать
к аристократии, чтобы отпраздновать бракосочетание в том белом с позолотой зале, где
принимали гостей император Франц Иосиф и императрица Елизаветой. Достаточно заплатить
за услуги и аренду зала.
Гёдёллё - дворец человеческих масштабов, в нем и императорской семье было уютно,
и нетитулованным посетителям полтора века спустя.
Императорская дача. Уголок частной жизни. Домик в деревне.