точка сборки
Анна Майер: Искусство, которое стало известно в западной Европе в 90-х годах, до сих пор определяет наше отношение к русскому искусству. Это были очень значительные акции. Конечно, можно сказать: плохо, что именно они надолго застряли в памяти, но это факт: они и сегодня олицетворяют современное русское искусство. До сих пор на Западе существует представление о том, что русское искусство должно кровоточить, что оно должно быть скандальным, выворачивать все наизнанку, что оно должно выступать против насилия, что в нем должно быть много золота, много красного, много шелка. Такой след оставили работы Александра Бренера, Анатолия Осмоловского, Олега Кулика, гораздо меньше акции Андрея Монастырского, потому что Монастырский интеллектуальней и тоньше. Эти художники работали и на Западе. Поэтому картина, которая возникает в сознании, осталась от художественных акций, которые были сделаны на Западе. До сих пор вспоминается Олег Кулик, изображающий собаку и кусающий женщин перед музеем в Цюрихе, Кулик, который манифестирует себя в качестве „другого“. Всегда вспоминается и Александр Бренер, человек, который нарисовал в амстердамском музее зеленый знак доллара на белом холсте Малевича.
Юлия Кисина: Мы знаем акцию, похожую на „Собаку“ Олега Кулика. Петер Вайбель в1968 году тоже превратился в собаку на поводке у венской акционистки Вали Экспорт. Почему именно „Собака“ Кулика, акция, которая состоялась двадцать лет спустя, оставила такой неизгладимый след?
Анна Майер: Это было все-таки другое. Во время первой акции Вали Экспорт водила Петера Вайбеля по городу как собаку. Их акция имела общественно-политический смысл и антисексистскую подоплеку. Она проходила в 70 годы, когда в западной Европе царил довольно радикальный дух. У Олега Кулика это общественно-политическое значение, возможно, было связано с Россией, но на Западе это никого не интересовало. На самом деле он заново создал образ “дикого русского ”, который никому не подчиняется.
Юлия Кисина: Значит, это восхищало Запад в качестве русского сувенира, как самовар или балалайка, сувенира, который еще раз подтверждал западные представления о нашей стране. Вы сказали, что Олег Кулик стал символом дикого русского мужика, который был выставлен в музее, как в свое время Британское королевское географическое общество выставляло напоказ экзотических австралийских аборигенов?
Анна Майер: Нет. Это было не так. Россия - это культурная страна с большим прошлым, с великой культурной традицией, она была всегда признана в музейном каноне. Так что это невозможно воспринимать как искусство аборигенов. Это было олицетворение неуправляемых художников, которые говорили: “Мы против системы”.
Юлия Кисина: Но был ли этот процесс главным содержанием этого искусства, или там были еще какие-то художественные качества?
Собственно нынешний панк-молебен позиционируется в западных арт-кругах довольно "по-венски", то есть не как продолженье здешнего акционизма 90-х. Но это для узкого круга специалистов. Для Мадонны и Чаплина акция выглядит совершенно в ином контексте. Полностью игнорирующем арт-составляющую. Есть "панк", есть "молебен", есть даже "музыканты". Нету арта. Ну и новая "дикая русскость" опять в фокусе вниманья. Только теперь она не в действиях самих акционистов, а в действиях общества и государственных органов "правосудия". Всё сдвинуто и расфокусировано, точки сборки нет. Точней, их несколько, этих точек