Легкая рука
- ...Нет, дорогой, мы же еще с тобой не знакомы, давай я сама посмотрю, что тебе подойдет, - из-под соседнего тента, из тени выплывает женщина в черном.
Она - большая - вытекает, мягким чуть более нужного шаром. В штанах из выцветшего черного льна, в такой же куртке, в красных удобных кроссовках, а на голове кепка из вычерненной мешковины с белым и даже серым козырьком - он чуть острей обычного, чуть странней.
Она подходит, скорей, втекает, двигая ноги, а телом надвигаясь. У нее круглое лицо в усталых морщинах, зубы торчат, отчего кажется, что она всегда широко улыбается своими толстыми губами, своим большим, бесформенным немного ртом.
Она смотрит, придвигая голову на длинной шее, придавая себе вид немного черепаший.
- Встань сюда, - говорит она, показывая на пятачок возле прилавков, напротив зеркала, - Сними очки, дорогой, мне все-таки нужно видеть твои глаза, - в лице ее есть что-то от усталого, сильно уставшего животного, и говорит она немного вяло, но, богатый обертонами, голос ее обкладывает, как ватой, - У моего мужа зеленые глаза, а к зеленым глазам трудно подобрать, а у тебя..., - она смотрит пытливо в обнажившееся лицо, не оглядываясь, запускает руку в груду на своем прилавке, - Попробуй эту, - и кладет на голову кепку, смотрит удивленно и радостно: кепка села, как будто всегда на голове была, как результат долгих измерений, расчетов, мыслительных бдений, так запросто натягивается хорошая гайка на хороший болт, она обвивает его.
И кепка, положенная так запросто на голову чужака, рассказывает о том только, что всегда на этой голове была, она для этой головы специально создана, с головой этой у них неразрывная связь; гармония.
- Я не стирала. Шерсть итальянская, в конце сезона отнеси лучше в чистку, стоит пустяки, - она смотрит со спокойной тихой уверенностью.
На ней самой кепка - она ее лицо. Она продает кепки, разные, которые лежат на прилавке, на уличном рынке, в воскресенье, под аркой, от парка недалеко.
- Или хочешь еще попробовать? - спрашивает она.
- Хочу.
Она оглядывает свой развал, где пятнами блеклыми лежат кепки, - как рыбья чешуя.
- Ты не в банке работаешь?
- Нет, я журналист, мне все можно носить.
- Видишь, - она берет кепку из серой мешковины.
На кепке наискосок написано "национальный банк", в такой ткани, наверное, деньги носят, мешками.
- Можно и такую.
- Ее можно стирать. Я ее постирала перед тем, как кроить, и ты, если вспотеешь, можешь постирать в машинке. Ты же знаешь? У тебя много кепок?
- Да, много?
- У тебя высокий лоб. Надевать кепку надо еще до того, как вспотеешь, ты же знаешь о циркуляции, дорогой? Ты из Берлина? - и улыбается, у желтых зубов коричневый кант курильщицы.
- Я недавно переехал.
- И я сюда переехала. А такую хочешь? - она кладет на голову другую кепку. Сделанная из рукава офисного пиджака, полосатая, серая, кепка топорщится весело и как-то даже стыдно - так веселятся клерки на корпоративных вечеринках, - Ты можешь класть туда что-нибудь, - она оттягивает у кепки ряд пуговок впереди, там потайной кармашек.
- Деньги, например.
- Или билет на метро.
Но прежней тихой радости в глазах нет. Опала как-то.
- Вы сами шьете?
- Это моя модель.
- Запатентовали?
- Пусть идет в мир. Это художникам все права нужны. А ко мне приходят, копируют. Я же ремесленник, а не художник. У тебя есть моя карточка, дорогой?
- Пока нет.
- Приведешь ко мне кого-нибудь, дам скидку десять процентов. Знаешь, как хранить? - она берет ту кепку, первую, - Сверни плотно и положи в карман. Их любят воровать, ты меня понял, дорогой? - она знает, что я куплю, не настаивает, не утверждает, а знает.
У нее легкая рука.
- Приходи.
Приду, приведу - и не в скидке, конечно, дело.
Рука легкая - как птица над головой пролетела.
Она - большая - вытекает, мягким чуть более нужного шаром. В штанах из выцветшего черного льна, в такой же куртке, в красных удобных кроссовках, а на голове кепка из вычерненной мешковины с белым и даже серым козырьком - он чуть острей обычного, чуть странней.
Она подходит, скорей, втекает, двигая ноги, а телом надвигаясь. У нее круглое лицо в усталых морщинах, зубы торчат, отчего кажется, что она всегда широко улыбается своими толстыми губами, своим большим, бесформенным немного ртом.
Она смотрит, придвигая голову на длинной шее, придавая себе вид немного черепаший.
- Встань сюда, - говорит она, показывая на пятачок возле прилавков, напротив зеркала, - Сними очки, дорогой, мне все-таки нужно видеть твои глаза, - в лице ее есть что-то от усталого, сильно уставшего животного, и говорит она немного вяло, но, богатый обертонами, голос ее обкладывает, как ватой, - У моего мужа зеленые глаза, а к зеленым глазам трудно подобрать, а у тебя..., - она смотрит пытливо в обнажившееся лицо, не оглядываясь, запускает руку в груду на своем прилавке, - Попробуй эту, - и кладет на голову кепку, смотрит удивленно и радостно: кепка села, как будто всегда на голове была, как результат долгих измерений, расчетов, мыслительных бдений, так запросто натягивается хорошая гайка на хороший болт, она обвивает его.
И кепка, положенная так запросто на голову чужака, рассказывает о том только, что всегда на этой голове была, она для этой головы специально создана, с головой этой у них неразрывная связь; гармония.
- Я не стирала. Шерсть итальянская, в конце сезона отнеси лучше в чистку, стоит пустяки, - она смотрит со спокойной тихой уверенностью.
На ней самой кепка - она ее лицо. Она продает кепки, разные, которые лежат на прилавке, на уличном рынке, в воскресенье, под аркой, от парка недалеко.
- Или хочешь еще попробовать? - спрашивает она.
- Хочу.
Она оглядывает свой развал, где пятнами блеклыми лежат кепки, - как рыбья чешуя.
- Ты не в банке работаешь?
- Нет, я журналист, мне все можно носить.
- Видишь, - она берет кепку из серой мешковины.
На кепке наискосок написано "национальный банк", в такой ткани, наверное, деньги носят, мешками.
- Можно и такую.
- Ее можно стирать. Я ее постирала перед тем, как кроить, и ты, если вспотеешь, можешь постирать в машинке. Ты же знаешь? У тебя много кепок?
- Да, много?
- У тебя высокий лоб. Надевать кепку надо еще до того, как вспотеешь, ты же знаешь о циркуляции, дорогой? Ты из Берлина? - и улыбается, у желтых зубов коричневый кант курильщицы.
- Я недавно переехал.
- И я сюда переехала. А такую хочешь? - она кладет на голову другую кепку. Сделанная из рукава офисного пиджака, полосатая, серая, кепка топорщится весело и как-то даже стыдно - так веселятся клерки на корпоративных вечеринках, - Ты можешь класть туда что-нибудь, - она оттягивает у кепки ряд пуговок впереди, там потайной кармашек.
- Деньги, например.
- Или билет на метро.
Но прежней тихой радости в глазах нет. Опала как-то.
- Вы сами шьете?
- Это моя модель.
- Запатентовали?
- Пусть идет в мир. Это художникам все права нужны. А ко мне приходят, копируют. Я же ремесленник, а не художник. У тебя есть моя карточка, дорогой?
- Пока нет.
- Приведешь ко мне кого-нибудь, дам скидку десять процентов. Знаешь, как хранить? - она берет ту кепку, первую, - Сверни плотно и положи в карман. Их любят воровать, ты меня понял, дорогой? - она знает, что я куплю, не настаивает, не утверждает, а знает.
У нее легкая рука.
- Приходи.
Приду, приведу - и не в скидке, конечно, дело.
Рука легкая - как птица над головой пролетела.