***
- Надо же, а ты совсем не изменился, Стас... и дурацкая крыша эта не изменился, всё тот же битум и кирпичные трубы...
Стас смотрит на меня странно, как будто сердито, немного наклонив голову набок. Сегодняшняя майская ночь на удивление холодна, и порывистый ветер отчаянно ерошит Стасовы крылья, словно толкая его в полет - вниз! вперед! вверх! скорее! в облака, навстречу звездам... Но он стоит на бетонном парапете, как обычно, босой, в старых выцветших джинсах - стоит так же, как стоял пять лет назад, когда мы виделись в последний раз. Только не искрятся больше смешинками его камышевые глаза. В них блестит что-то незнакомое... Гнев? Злость? Да нет, вот же дура...
- Стас, почему ты плачешь?
Вот значит, как это выглядит снаружи - когда светлым ангелам больно...
- Я так надеялся, что ты сумеешь, малыш... мне очень жаль, что так вышло. Прости, что меня не было рядом...
Его шепот, почти неслышный, и его полный сострадания взгляд ранят меня неожиданно и глубоко. Где-то внутри разгорается до бушующего пламени холодная, обжигающая, вечно живущая теперь во мне ярость, и я шиплю в ответ, словно гадюка:
- Не смей жалеть меня! Никогда!! Слышишь - не смей!
Если бы кто-нибудь спросил у меня сейчас, почему, отчего я так злюсь, ответ вряд ли нашелся бы в моей пустой до звона и боли в ушах голове... Но Стас лишь подходит вплотную и обнимает меня, бережно и крепко, как не обнимал никогда. И бушующая внутри ярость медленно утихает, засыпает до поры. И теплеют кончики пальцев, и перестает пульсировать боль в висках, и становится вдруг возможным сделать глубокий вдох...
Вот значит, как это ощущается изнутри - когда темным ангелам не больно.
"Понимаешь, все должно было закончиться совсем не так... да блин, все вообще не должно было закончиться, все должно было длиться вечность, от одного вдоха вселенной до другого... столь многое оказалось совсем не таким, как в сказках и историях... например, что сказочники не стареют... что боли на самом деле нет, и нет страха, и нет смерти для тех, кто отважен сердцем... и что стоит лишь позвать, и кто-нибудь всегда придет на помощь, и всегда найдется место у дружеского очага... но ведь истории вечны, и вечны стихи и песни... и тот, кто идет по свету, повинуясь зову сердца, никогда не заплутает в пути... нет, все оказалось не так... слишком много боли, слишком много отчаяния, слишком много одиночества... и путеводный свет далекой звезды, и перезвон небесных колокольчиков... есть такие глубины скорби, где звучит и сияет лишь пустота - и она никуда не ведет, и не зовет никуда..."
Чьи это мысли - мои, его? Чьи непроизнесенные слова густыми каплями смолы падают сейчас в тяжелую, вязкую тишину? Или это безмолвный диалог, что ведут сейчас, запинаясь и перебивая друг друга, наши оглохшие и онемевшие души... Я не знаю.
- Прости...
Мы шепчем это слово в унисон, не глядя друг на друга. Мы снова, как в былые времена, сидим на краю парапета, свесив ноги в пустоту. Снова, как в былые времена, я подставляю лицо ночному ветру и смотрю на желтые прямоугольники светящихся окон. Снова, как в былые времена, я ощущаю запах цитруса и сандала, тепло его плеча сквозь ткань рубашки и легкую дрожь в груди... Снова, как в былые времена, мне любопытно, не мнуться ли перья на Стасовых крыльях... С моими крыльями проще. Кожистые, как у летучей мыши, что им сделается...
Стас смотрит на меня странно, как будто сердито, немного наклонив голову набок. Сегодняшняя майская ночь на удивление холодна, и порывистый ветер отчаянно ерошит Стасовы крылья, словно толкая его в полет - вниз! вперед! вверх! скорее! в облака, навстречу звездам... Но он стоит на бетонном парапете, как обычно, босой, в старых выцветших джинсах - стоит так же, как стоял пять лет назад, когда мы виделись в последний раз. Только не искрятся больше смешинками его камышевые глаза. В них блестит что-то незнакомое... Гнев? Злость? Да нет, вот же дура...
- Стас, почему ты плачешь?
Вот значит, как это выглядит снаружи - когда светлым ангелам больно...
- Я так надеялся, что ты сумеешь, малыш... мне очень жаль, что так вышло. Прости, что меня не было рядом...
Его шепот, почти неслышный, и его полный сострадания взгляд ранят меня неожиданно и глубоко. Где-то внутри разгорается до бушующего пламени холодная, обжигающая, вечно живущая теперь во мне ярость, и я шиплю в ответ, словно гадюка:
- Не смей жалеть меня! Никогда!! Слышишь - не смей!
Если бы кто-нибудь спросил у меня сейчас, почему, отчего я так злюсь, ответ вряд ли нашелся бы в моей пустой до звона и боли в ушах голове... Но Стас лишь подходит вплотную и обнимает меня, бережно и крепко, как не обнимал никогда. И бушующая внутри ярость медленно утихает, засыпает до поры. И теплеют кончики пальцев, и перестает пульсировать боль в висках, и становится вдруг возможным сделать глубокий вдох...
Вот значит, как это ощущается изнутри - когда темным ангелам не больно.
"Понимаешь, все должно было закончиться совсем не так... да блин, все вообще не должно было закончиться, все должно было длиться вечность, от одного вдоха вселенной до другого... столь многое оказалось совсем не таким, как в сказках и историях... например, что сказочники не стареют... что боли на самом деле нет, и нет страха, и нет смерти для тех, кто отважен сердцем... и что стоит лишь позвать, и кто-нибудь всегда придет на помощь, и всегда найдется место у дружеского очага... но ведь истории вечны, и вечны стихи и песни... и тот, кто идет по свету, повинуясь зову сердца, никогда не заплутает в пути... нет, все оказалось не так... слишком много боли, слишком много отчаяния, слишком много одиночества... и путеводный свет далекой звезды, и перезвон небесных колокольчиков... есть такие глубины скорби, где звучит и сияет лишь пустота - и она никуда не ведет, и не зовет никуда..."
Чьи это мысли - мои, его? Чьи непроизнесенные слова густыми каплями смолы падают сейчас в тяжелую, вязкую тишину? Или это безмолвный диалог, что ведут сейчас, запинаясь и перебивая друг друга, наши оглохшие и онемевшие души... Я не знаю.
- Прости...
Мы шепчем это слово в унисон, не глядя друг на друга. Мы снова, как в былые времена, сидим на краю парапета, свесив ноги в пустоту. Снова, как в былые времена, я подставляю лицо ночному ветру и смотрю на желтые прямоугольники светящихся окон. Снова, как в былые времена, я ощущаю запах цитруса и сандала, тепло его плеча сквозь ткань рубашки и легкую дрожь в груди... Снова, как в былые времена, мне любопытно, не мнуться ли перья на Стасовых крыльях... С моими крыльями проще. Кожистые, как у летучей мыши, что им сделается...